Джеймс Роллинс - Кости волхвов

Кардинал Спера задумчиво покрутил золотое кольцо на пальце.

Со всем этим пора было кончать.

26 июля, 7 часов 05 минут

Над Средиземным морем

Через два часа они прибудут в Египет.

Сидя в кресле частного самолёта, Грей занимался ревизией своего рюкзака. Директор Кроу сумел снабдить их новым оружием и самым разнообразным — вплоть до лэптопов — оборудованием. Директор даже распорядился, чтобы арендованный для них самолёт «Ситейшн-Х» перегнали из Германии в Италию, в римский международный аэропорт Леонардо да Винчи.

Грей взглянул на циферблат часов. Они взлетели полчаса назад. Оставшиеся два часа полёта до Александрии им предстояло потратить на то, чтобы выработать план действий. А несколько часов, проведённых в роскошных апартаментах Ватикана, помогли группе хоть немного восстановить силы. Они ушли до рассвета, выскользнув из Ватикана так незаметно, что никто и ухом не повёл.

Директор Кроу организовал для них дополнительное прикрытие — фальшивое полётное задание по маршруту Рим — Марокко. Затем он использовал свои связи в Национальной авиадиспетчерской службе, чтобы сменить их позывные прямо в середине полёта, и самолёт тут же заложил крутой вираж, взяв курс на Египет. Ничего лучше, чтобы замести их следы, придумать было нельзя.

Оставался последний вопрос: откуда начинать поиски в Александрии?

Чтобы ответить на него, салон крылатой машины превратили в подобие исследовательского центра. Кэт, Рейчел и Вигор сосредоточенно работали на своих портативных компьютерах, а Монк находился в кабине пилотов и вёл радиопереговоры, пытаясь решить проблемы транспорта и обеспечения, которые должны были непременно возникнуть после приземления. Он уже успел достать из рюкзака и осмотреть свой новый «скаттерган» и теперь не расставался с ним ни на минуту.

— Без него я чувствую себя голым, — заявил он, — и поверьте мне, это зрелище вряд ли пришлось бы вам по вкусу.

Грею тем временем предстояло провести собственное расследование, хотя это и не было его первоочередной задачей. Он намеревался глубже проникнуть в тайну этих загадочных м-сверхпроводников. Но сначала…

Грей встал и подошёл к троице исследователей.

— Ну, как успехи? — поинтересовался он.

— Мы просеиваем все имеющиеся упоминания и документы, связанные с рождением Александра, его жизнью, смертью и последующим исчезновением его могилы, — ответила Кэт.

Вигор потёр глаза. Из всей их пятёрки он спал меньше других — час, не больше. В то время как другие отдыхали, монсиньор копался в архивах Ватикана. Он был уверен, что загадку алхимиков разгадал для ордена дракона предатель Альберто Менарди, главный хранитель архивов, и хотел пройти по тому же пути, который проделал тот, чтобы попробовать найти какую-то дополнительную, ускользнувшую от их внимания информацию. Но раскопать ему удалось немногое.

Кэт продолжила:

— Все, что связано с Александром, до сих пор окружено множеством тайн. Это касается даже его родителей. Его мать звали Олимпиада, а отец его был македонским царём Филиппом Вторым. Но и тут есть некоторые расхождения во мнениях. Александр верил, что он — сын верховного египетского бога Амона, которого он отождествлял с Зевсом, и, следовательно, считал себя полубогом.

— Не слишком скромно с его стороны, — заметил Грей.

— Это был весьма противоречивый человек, — сказал Вигор. — Склонный к пьянству и оргиям, при этом — выдающийся стратег и военачальник, способный на искреннюю дружбу, но и скорый на расправу. Он не чурался гомосексуальных связей, а женился одновременно на персидской танцовщице и дочери персидского царя. Последнее понадобилось ему для того, чтобы объединить Персию и Грецию. Но вернёмся к его родословной. Всем известно, что его родители ненавидели друг друга. Некоторые историки полагают, что Олимпиада приложила руку к убийству царя Филиппа. Но что ещё интереснее, античный писатель Псевдо-Каллисфен заявил, что Александр был сыном вовсе не Филиппа, а некоего придворного египетского волшебника, которого звали Нектанеб.

— Волшебника… То есть мага или волхва? — продолжил его мысль Грей.

— Кем бы ни были его родители, — заговорила Кэт, — Александр появился на свет двадцатого июля триста пятьдесят шестого года до Рождества Христова.

— Но, — вставил Вигор, передёрнув плечами, — даже эти сведения могут оказаться не до конца достоверными. В тот же день сгорел храм Артемиды Эфесской — одно из семи чудес света Древнего мира. Плутарх пишет, что сама Артемида «была слишком занята рождением Александра, чтобы помочь оказавшемуся в опасности храму». Ряд учёных полагает, что эта дата была названа днём рождением Александра преднамеренно, из пропагандистских, так сказать, соображений. Она должна была совпадать с этим печальным историческим событием и стать неким символом: царь, подобно птице Феникс, возрождается из пепла.

— И возрождение это воистину потрясло мир, — сказала Кэт. — Дожив всего до тридцати трех лет, Александр за свою недолгую жизнь сумел покорить большую часть известного в те времена мира. Он сокрушил персидского царя Дария, затем отправился в Египет, где основал Александрию, потом — в Вавилон.

— После этого, — подвёл итог Вигор, — Александр вторгся в Индию и прошёл по тем местам, где впоследствии проповедовал и окрестил трех святых царей святой Фома.

— Объединив Египет и Индию, — заметил Грей.

— И соединив две линии древних знаний, — добавила Рейчел.

Она все ещё не отрывала взгляда от монитора, но, как выяснилось, внимательно слушала разговор товарищей. Грею понравилось то, как она выпрямилась — неторопливо, с достоинством. Видимо, Рейчел почувствовала на себе его пристальный взгляд. Не поворачивая головы, она скосила глаза в сторону американца и проговорила:

— Он… Александр отыскал в Индии учёных, уделявших много времени философским изысканиям. Будучи учеником самого Аристотеля, он очень интересовался новыми науками.

— Но его жизнь рано оборвалась, — продолжила Кэт, и Грею пришлось перевести взгляд на неё. — Он умер в триста двадцать третьем году до нашей эры в Вавилоне, причём при крайне загадочных обстоятельствах. Некоторые считают, что его смерть была вызвана естественными причинами, другие уверены, что Александра отравили или преднамеренно заразили чумой.

— Говорят также, — добавил Вигор, — что, лёжа на смертном одре в царском дворце Вавилона, он смотрел на знаменитые висячие сады Семирамиды — башню с террасами, садами на крыше и орошающими их водопадами. То есть на ещё одно из семи чудес света.

— Выходит, его жизнь началась с гибели одного чуда света, а закончилась созерцанием другого.

— Это тоже может оказаться аллегорией, — предположил Вигор и поскрёб бороду под подбородком. — Но жизнь Александра действительно постоянно переплетается с семью чудесами света, причём самым причудливым образом. Даже первое описание семи чудес было составлено в третьем веке до нашей эры учёным Каллимахом Киренским, работавшим в Александрийской библиотеке. Ещё одним из них являлся Колосс Родосский — гигантская бронзовая статуя, стоявшая у входа в гавань Родоса и державшая в руке огромный горящий факел наподобие вашей статуи Свободы. Образцом для Колосса послужил сам Александр. Ещё одно чудо — статуя Зевса Олимпийского высотой с современный четырехэтажный дом. Она была сделана из золота и мрамора по приказу Александра в честь того, кого он, возможно, считал своим подлинным отцом. И не может быть никаких сомнений в том, что Александр посещал знаменитые пирамиды в Гизе. Так что отпечатки пальцев Александра можно обнаружить практически на всех этих шедеврах Древнего мира.

— Это может иметь для нас какое-то значение? — спросил Грей.

Вигор лишь пожал плечами:

— Не знаю. Но и сама Александрия стала когда-то домом для одного из чудес света, последнего по времени, хотя и просуществовавшего не очень долго. Это — знаменитый Фаросский маяк. Он возвышался на оконечности мыса, врезающегося в Восточную бухту Александрии и разделяющего её на две части. Маяк представлял собой трехъярусную башню, сложенную из известняковых блоков, которые скреплялись меж собой расплавленным свинцом. Он был значительно выше вашей статуи Свободы и возвышался на высоту примерно сорокаэтажного здания. В огромной жаровне на его вершине горел негасимый костёр, свет которого усиливало золотое полированное зеркало. Этот огонь служил путеводной звездой для морских судов, поскольку был виден за пятьдесят километров от берега. Даже современное слово «маяк» на некоторых языках восходит к тем временам, к тому самому маяку. На французском оно звучит как phare, на испанском и итальянском — faro.

— Какое отношение это может иметь к нашим поискам в Александрии? — поинтересовался Грей.