Я заявляю, что рекомендовал ему согласиться на сделку. Он подтверждает, что выслушал мой совет, но отказывается ему следовать. Затем судья Фэбиноу просит секретаря суда остановить запись и, сцепив пальцы, как это делают умудренные опытом воспитательницы детского сада, терпеливо и нарочито медленно объясняет Тадео, что к чему, уже без протокола. Что она никогда в жизни не слыхала о столь привлекательном предложении, которое бы делалось подсудимому, обвиняемому в убийстве. Другими словами, надо быть полным дураком, чтобы от него отказаться.
Тадео непреклонен.
Затем к разговору подключается Макс и говорит, что, будучи профессиональным обвинителем, он еще никогда не делал столь великодушного предложения. Всего восемнадцать месяцев за решеткой, доступ к тренажерному залу, отличные условия содержания на тюремной ферме. Тадео и оглянуться не успеет, как снова окажется на ринге.
Тадео лишь упрямо мотает головой: нет!
Присяжные занимают места и нервно осматриваются. В предвкушении разворачивающейся драмы все собравшиеся в зале суда ощущают возбуждение, я же чувствую спазм в животе. Первый день всегда самый трудный. Когда начнутся слушания, все войдет в привычную колею процесса и напряжение постепенно спадет. Но сейчас я ощущаю тошноту и борюсь со рвотой. Один старый адвокат как-то сказал мне, что если настанет день, когда я войду в зал суда, не испытывая страха перед жюри присяжных, то это верный признак того, что пора уходить.
Макс поднимается с места и нарочито медленно подходит к присяжным. Он приветствует всех широкой улыбкой, здоровается и приносит извинения за вчерашнюю задержку. И напоминает, что его зовут Макс Мансини и он главный прокурор Города.
Это серьезное дело, поскольку оно связано с лишением человека жизни. Шон Кинг был хорошим человеком, любящим мужем и отцом и трудолюбивым парнем, пытавшимся заработать пару-другую долларов на стороне в качестве рефери. Причина смерти Шона, как и человек, убивший его, известны. Ответчик, сидящий вон там, будет пытаться сбить вас с толку, попытается убедить, что закон делает исключения для людей, которые временно или навсегда теряют рассудок. Чушь.
Макс сверяется с записями, и я знаю, что он теряется, если отрывается от заготовленного заранее текста. Выступления опытных судебных адвокатов производят впечатление, что они — чистой воды импровизация, хотя на самом деле речь разучивают и репетируют много часов. Макс к таким профессионалам не относится, хотя он не так плох, как многие его коллеги по ремеслу. Он делает хороший ход, обещая присяжным вскоре показать видео, поднявшее такой шум. Он заставляет их ждать. Он мог бы показать его уже сейчас, на самой ранней стадии рассмотрения. Тем более что Черепаха дала на это согласие. Но он их дразнит. Хороший ход.
Его вступительная речь не затянута — дело представляется ему исключительно простым. Я поднимаюсь и говорю судье, что свою вступительную речь произнесу, когда приступлю к защите: такое право у меня имеется.
Макс вскакивает с места и приглашает своего первого свидетеля — вдову Шона миссис Беверли Кинг. К трибуне свидетелей выходит испуганная миловидная женщина в строгой одежде. Макс начинает с обычного в таких случаях выражения соболезнования, и через несколько минут она уже не может сдержать слез. Хотя подобные показания не имеют никакого отношения к определению виновности или невиновности подсудимого, обычно им не препятствуют, чтобы все поняли, что у покойного или покойной остались любящие их люди. Шон был верным товарищем, заботливым отцом, неутомимым тружеником, достойным кормильцем и любящим сыном своей матери. Все это она рассказывает, не в силах сдержать рыданий, и сомнений в ужасе произошедшего ни у кого не остается. Присяжные хмурятся и недобро поглядывают на Тадео. Я заклинал его ни в коем случае не смотреть на присяжных, а сидеть как можно тише и постоянно что-то записывать в блокноте. Не качать головой. Не показывать никакой реакции или эмоций. Помнить, что на него постоянно будут обращены взгляды по меньшей мере двух присяжных.
Я отказываюсь от перекрестного допроса миссис Кинг. Ее отпускают, и она занимает место в первом ряду вместе с тремя детьми. Это чудесная семья, она на самом виду у всех присутствующих, но, главное, постоянно перед глазами присяжных.
Следующим вызывается судебно-медицинский эксперт доктор Гловер, настоящий ветеран судебных сражений. Поскольку мне не раз приходилось защищать обвиняемых в самых жутких убийствах, нам с доктором Гловером уже случалось выяснять отношения перед присяжными. Причем в этом же самом зале суда. Он проводил вскрытие тела Шона Кинга на следующий день после его смерти и принес фотографии. Месяц назад мы с Мансини чуть не подрались из-за фотографий вскрытия. Обычно их не разрешают предъявлять присяжным, поскольку они производят такое ужасное впечатление, что могут повлиять на их непредвзятость при вынесении решения. Но Максу удалось убедить Черепаху, что три наиболее щадящие из них являются важным элементом доказательной базы. На первой Шон лежит на столе голый, только средняя часть тела прикрыта полотенцем. На втором снимке его лицо снято крупным планом. На третьем бритая голова повернута направо, чтобы показать значительное набухание от нескольких надрезов. Двадцать или около того снимков, мудро отклоненных Черепахой, настолько страшные, что ни один судья в здравом уме не позволил бы показать их жюри. Отпиленная верхняя часть черепа, поврежденный мозг крупным планом, а на одной вообще извлеченный из черепа мозг, одиноко красующийся на лабораторном столе.
Допущенные к показу фотографии проецируются на высокий, широкий экран. Мансини подробно расспрашивает доктора о каждой. Причиной смерти явилась травма, полученная в результате многочисленных ударов тупым предметом по лицу. Сколько было ударов? Ну, у нас есть видео, на котором все зафиксировано. Демонстрация видео с экспертом-медиком на трибуне свидетеля — еще один умный шаг со стороны Макса. Свет гаснет, и на большом экране вновь оживают драматические события того вечера. Два бойца в центре ринга, каждый уверен в своей победе. Шон Кинг поднимает правую руку Кувалды, тот выглядит удивленным. Плечи Тадео обмякают — он в недоумении. И вот он вдруг наносит Кувалде сокрушительный удар сбоку. На застигнутого врасплох Шона Кинга обрушиваются два стремительных удара в нос с правой и с левой. Шона отбрасывает назад, и он, налетев на проволочное ограждение, сползает вниз уже без сознания. Тадео набрасывается на него как разъяренное животное и осыпает градом ударов.
— Двадцать два удара в голову, — сообщает доктор Гловер присяжным, шокированным столь жутким насилием.
На их глазах совершенно здорового человека только что забили до смерти. А мой спятивший клиент думает, что после такого сможет выйти на свободу.
Ролик заканчивается сценой, когда на арену выскакивает Норберто и оттаскивает Тадео. Шон Кинг не шевелится и сидит, свесив голову, — вместо лица у него кровавое месиво. Кувалда лежит без сознания. В зале поднимается шум, среди зрителей вспыхивают потасовки, экран гаснет.
Врачи пытались сделать все, чтобы остановить интенсивный отек мозга Шона Кинга, но ничто не помогло. Он умер спустя пять дней, не приходя в сознание. Видео на экране сменяется компьютерной томограммой, и доктор Гловер рассказывает об ушибе головного мозга. Другой снимок иллюстрирует кровоизлияние в обоих полушариях мозга. Еще один показывает большую субдуральную гематому. Свидетель обладает многолетним опытом выступлений перед жюри присяжных с рассказами о вскрытиях и причинах смерти и знает, как давать показания. Он не ленится доступно излагать подробности и старается избегать специфических терминов и оборотов речи. Благодаря видео его задача еще никогда не была такой простой. Ставший жертвой мужчина был совершенно здоров, когда выходил на ринг, а уносили его оттуда на носилках, и причина известна всем.
Спорить с настоящим экспертом перед присяжными — дело всегда рискованное. В таких спорах адвокат обычно не только проигрывает по существу, но и теряет доверие присяжных. Доказательная база обвинения такова, что доверия к моим доводам и без того будет немного, а лишаться последнего я не намерен. Я встаю и вежливо заявляю:
— Нет вопросов.
Едва я опускаюсь на место, как Тадео шипит мне в ухо:
— Ты чего молчишь? Ты должен с ними спорить.
— Я сам знаю, что делать, — цежу я. Как же я устал от его самонадеянности, и теперь он явно мне не доверяет. Такое отношение, похоже, вряд ли изменится.
Когда объявляют перерыв на обед, я получаю эсэмэску от Мигеля Запаты. На утреннем заседании я видел его в заднем ряду вместе с несколькими родственниками и друзьями — они внимательно следили за процессом. Мы встречаемся в холле и выходим на улицу. Там к нам присоединяется Норберто, бывший менеджер Тадео. Напарник держится немного поодаль. Я еще раз объясняю им, что Тадео отказывается от очень хорошей сделки. Он может выйти на свободу уже через полтора года и снова вернуться на ринг.
