— Но не в моем случае.
— Мне бы хотелось в это верить.
— Так верь.
Через несколько часов, во время завтрака, мы неловко молчали. Анна смотрела в свою чашку с чаем и казалась рассеянной.
Наконец я не выдержал и сказал:
— Всего же полторы недели, Анна.
— Знаю.
— И еду я в восточную Монтану, не Ирак.
— Знаю.
— И я буду звонить тебе каждый день.
— Знаю.
— Тогда не волнуйся.
— Я буду волноваться.
— Ты не должна.
— Ты не имеешь понятия о том, что значит терять, ведь так?
Я чуть было не сказал «Это неправда», но вовремя остановился.
— Потеря заставляет тебя считать все подвластным разрушению, хрупким, — сказала она. — И ты начинаешь сомневаться в возможности счастья. Если в твоей жизни происходит что-то хорошее, ты знаешь, что все дело во времени, в том, когда это хорошее у тебя отнимут.
— Я никуда не исчезну, Анна.
Она взяла меня за руку, стараясь избегать моего взгляда:
— Поживем — увидим.
Я пересекал Континентальный водораздел и не переставая думал Анна знает. Не то чтобы она догадалась обо всем — может быть, даже не признавалась в этом себе, — но она инстинктивно догадывалась, что я от чего-то бегу. И теперь она боялась того же, чего боялся я, — что успех неизбежно приведет к разоблачению и заставит меня исчезнуть.
Но когда я тем поздним вечером позвонил Анне после того, как поселился в мотеле на окраине города под названием Льюистон, она снова была бодра и весела.
— Как мотель, романтичен? — спросила она.
— Только если ты фанат Энтони Перкинса.
— Кстати о психах. Руди Уоррен исчез.
— Как это?
— Прошлым вечером выписался из больницы, с той поры его никто не видел и ничего о нем не слышал. Стю разослал своих людей по городу. Они даже заставили копов взломать дверь в его дом. Но ничего не нашли.
— Есть ли какие-нибудь догадки, куда он мог подеваться?
— Его машина все еще стоит возле редакции. В аэропорту его никто не видел. Думаю, он куда-то уехал на автобусе.
— Или никуда не уезжал.
— Что представляет из себя этот Льюистон?
— Ничего.
— Я ненавижу восточную Монтану. Слишком плоская. Слишком пустая. Мне всегда казалось, что она может меня поглотить. Не дай ей поглотить тебя.
— Ни за что.
Анна была права. Путешествие по этой части Монтаны наводило на мысль, что земля плоская и ты стремительно приближаешься к краю. И хотя Льюистон находился в 250 милях от Маунтин-Фолс, он не был даже на самом востоке штата. До границы с Северной Дакотой оставалось еще триста миль плоской прерии. Три сотни миль в визуальном вакууме. Богом забытая страна. Грустная, пустая местность с редкими колючками и иногда площадками для грузовиков. Наматывались одна за другой монотонные мили на фоне постоянного завывания ветра. Это был окаменелый, почти ископаемый мир.
Я ездил по местным дорогам примерно неделю. Проезжал такие города, как Ластр, Антилопа и Плентивуд. Крутился по разным дорогам, проходившим через места, где никто не жил. Осмеливался съезжать в лабиринты грунтовых дорог — узкие артерии, которые приводили меня в самые заброшенные уголки этой унылой местности. Однажды я так запутался в графствах Прери и Маккоун, что мне понадобились четыре часа, чтобы вернуться на шоссе 200 к маленькому поселку Серкл. Одна пустая дорога за другой. Я нащелкал кучу пленок. Я останавливался в мотеле, когда садилось солнце, и делал два звонка в Маунтин-Фолс Первый был Джуди, чтобы узнать последние деловые новости.
— Так вот что мы имеем на сегодня, — обычно начинала она и сообщала мне все последние новости. — Говорила с Клорис из Нью-Йорка. У нее есть какой-то парень в «Рэндом Хаус», так он звонит ей по два раза в день. Похоже, ему очень понравились снимки, он полагает, что вполне можно сделать альбом, но, если верить Клорис, он там ноль без палочки и ничего не может покупать, не получив разрешения. Поэтому он собирается обсудить этот вопрос с отделом маркетинга на следующей неделе. А пока звонили не меньше пяти владельцев галерей…
— Откуда?
— Манхэттен, Сиэтл, Портленд. Все заинтересованы в выставке. Кое-кто из них даже сказал, что постарается приехать сюда на открытие. Так что все выглядит так, будто воротилы нашего бизнеса собираются заявиться в Маунтин-Фолс, чтобы повидаться с тобой.
— Угу.
— Твой энтузиазм выше всяких похвал. Ты когда сюда вернешься?
— За день до открытия.
— Скажем, если эти люди захотят с тобой встретиться?
— Они смогут встретиться со мной на следующий день после открытия. Но только днем.
— Ты ломаешься, как Грета Гарбо. И все же, как твой агент, я советую тебе продолжать сохранять эту безразличную мину, когда зайдет разговор о коммерческих вопросах. Это неплохо для твоего имиджа, показывает, насколько серьезно ты сам к себе относишься. Поверь мне, порция равнодушного высокомерия не помешает в наших играх. Кстати, звонили из «Нэшнл джеографик», просили фотографию твоей физиономии для странички, где они перечисляют авторов.
— Сообщи им, что я ненавижу фотографироваться.
— Очень смешно.
— Я серьезно. Я не хочу, чтобы какие-либо мои фотографии появлялись в печати.
— Скажи, что ты шутишь.
— Я не шучу.
— Тогда объясни, пожалуйста.
— Я решил, что миру не надо видеть мою физиономию.
— Кто ты такой, черт побери? Томас Пинчон?[27]
— Просто человек, который не хочет заниматься самопродвижением. Это твоя работа. Ты можешь распродавать мои работы везде, где захочешь, только меня в это старайся не впутывать. И никаких моих фотографий в печати. Договорились, агент?
— Ты босс. К сожалению.
Я думаю, Джуди купилась на мою якобы художественную отстраненность. Или, по крайней мере, не догадалась, что у меня есть другие причины не демонстрировать свою физиономию общественности. С другой стороны, Анна тут же обвинила меня в заносчивости. Через несколько дней наш вечерний разговор начался с ее вопроса:
— Ты в самом деле сказал Джуди, что не разрешаешь помещать твою физию где-либо в печати?
— Вижу, деревенские барабаны снова застучали.
— Ты уходишь от ответа.
— Да, такие я дал ей указания.
— Это возмутительно.
— Я просто не хочу привлекать к себе внимание.
— Может быть, желаешь получить Пулицера за выпендривание?
— Ну, это добавит таинственности.
— Я слышу намек на иронию в этом последнем заявлении или я ослышалась?
— Нет, не ослышалась.
— Уже легче. Где ты сегодня?
— Милдред, Монтана.
— Никогда не слышала.
— Сюрприз, сюрприз. Какие-то шестьсот миль от тебя. Посредине между Исмей и Фаллоном по шоссе 335.
— Полагаю, местные жители выстроились вдоль улицы, когда ты въехал в город, изнывая от желания взглянуть на знаменитого фотографа, который сам отказывается фотографироваться.
— Они даже выбрали меня мэром. Знаешь, кто теперь тут живет? Руди Уоррен.
— Ха! Вообще-то, он в конечном итоге позвонил Стю из неизвестного места. Сказал, что направляется в Мексику и хочет получить оплаченный отпуск на полгода.
— Надо отдать должное Руди, нахальства ему не занимать.
— Стю согласился на отпуск. Разумеется, неоплаченный. Он еще сказал Руди, что тот может забыть о своем жалованьи за этот месяц, потому что оно пойдет на оплату последствий разгрома в отделе новостей. Но он его не уволил.
— Видимо, старина Руди действительно помогает продавать газету. Что он собирается делать в Мексике?
— Разрушать свою печень дешевой текилой, спать с несовершеннолетними шлюхами — займется такого рода просветительской деятельностью.
— Это существенный недостаток восточной Монтаны. Никаких несовершеннолетних шлюх. Полагаю, ты ко мне здесь присоединиться не хочешь?
— В Милдреде? Ни за что. Но если бы ты мог там закруглиться побыстрее, было бы неплохо заполучить тебя в мою постель.
— Мне еще придется потратить несколько дней, чтобы снять дороги на высокогорном севере. Может, встретимся на полпути, например в Бозмане?
— Не в эти выходные. Нам с Джейн придется заняться очередной ежегодной инвентаризацией наших материалов. Кстати, ты все еще золотой мальчик Стю. Он получает прекрасные отзывы о серии «Лица Монтаны», а это значит, что ты помог ему завоевать отличную репутацию. И плакаты насчет выставки уже развешены по всему городу. Это будет та еще вечеринка, твое открытие. Вся элита Маунтин-Фолс явится.
— Жду с нетерпением.
Я и в самом деле ждал. Но когда повернул на запад, не мог избавиться от ощущения грядущего несчастья. Здесь, среди этих бескрайних диких пустынь, я чувствовал себя в безопасности. Никто меня не знал. Я в любой момент мог исчезнуть. Но в Маунтин-Фолс я стал заметным лицом. И если Джуди хорошо делала свою работу, я уже становился знаменитым именем. Когда-то я об этом мечтал. Теперь же мне хотелось скрыться. Потому что рано или поздно, но это приведет к разоблачению.
