Хенк Германн понимающе кивнул. Ральштедт граничил с округом Ольсдорф и находился неподалеку от кладбища «Фридхоф».
— Итак, возникает вопрос, что нам делать, — сказал он. — Я думаю, что нам следует задержать Фендриха, чтобы допросить в связи с последним убийством.
— На каком основании? — спросила Анна с таким выражением лица, словно неожиданно хлебнула слишком горячего кофе. — Его матушка действительно умерла, и он нам не врал.
В ответ на сарказм Анны Хенк лишь пожал плечами.
— Я, конечно, не исключаю совпадения, — сказал он. — Но давайте займемся арифметикой. Из двухсот тысяч могил, пригодных для того, чтобы положить тело, он кладет его на ту, в которой покоится мать одного из подозреваемых. А нам известно, что преступник хочет нам что-то сообщить каждым элементом своей мизансцены.
— По крайней мере поговорить с Фендрихом стоит, — вмешалась Мария. — Нам надо узнать его местопребывание, после того мы установим точное время смерти.
— Хольгеру Браунеру удалось выдавить эти сведения из достойного доктора Меллера, когда тот прибыл на кладбище, — сказал Фабель. — Смерть наступила вчера, где-то между восемью часами вечера и полуночью. Мария права: мы должны выяснить, где в это время находился Фендрих. Но нам следует вести себя с ним максимально дипломатично. Я не хочу, чтобы он опять начал кричать о полицейском преследовании.
— Я это сделаю, — сказала Анна, и все с изумлением на нее уставились. — В чем дело? Неужели вы полагаете, что я не могу быть дипломатичной?
— О’кей, — с хорошо рассчитанной неуверенностью произнес Фабель. — Только сделай так, чтобы он не завелся.
— Но с какой стати мы будем с ним нянчиться? — не унимался Хенк. — В нашем списке подозреваемых он теперь занимает первое место. Положить тело на могилу своей матери…
— Вовсе не обязательно это сделал он, — не согласилась Анна. — Об исчезновении Паулы Элерс много писали в прессе и сообщали по телевизору. И то, что Фендриха в связи с этим делом допрашивали, секретом не было. Не следует забывать, что похитил Паулу скорее всего наш убийца. Поэтому он внимательно следил за тем, как развивались события. Как бы то ни было, но я могу предсказать, что алиби у Фендриха не окажется.
— Почему? — спросил Фабель.
— Да потому что он не знает о том, что ему требуется алиби. И еще потому, что он человек одинокий.
Фабель отпил кофе и посмотрел в небо. На серо-стальном фоне начали появляться более темные разводы. Он физически чувствовал, как давит на него атмосфера. Так с ним всегда бывало перед грозой. Приближение шторма первым делом отзывалось тупой болью в его носовых пазухах.
— Ты действительно считаешь, что Фендрих здесь ни при чем? — спросил он у Анны.
— Я не думаю, что его отношения с Паулой Элерс были до конца ясными, но он не наш парень. Нет.
Фабель помассировал синусы двумя пальцами правой руки и сказал:
— Думаю, что ты права. Мне кажется, что нас сознательно хотят ввести в заблуждение. Все действия этого человека между собой связаны. Каждое убийство ведет от одной сказки к другой. Он кружит с нами в вальсе, и ведет в танце он. Во всем, что он делает, присутствует определенный порядок. Он очень организованный и, не побоюсь сказать, творческий человек, заранее продумавший все детали. У меня такое чувство, что мы приближаемся к концу. Он начал с Паулы Элерс, не дав нам никаких указаний и использовав ее имя во втором убийстве тремя годами позже. Затем последовала Марта Шмидт, тело которой мы обнаружили на берегу Эльбы в Бланкенезе. И в этом случае он ограничился тем, что ввел нас в заблуждение, сфальсифицировав идентификацию личности. Лишь после гибели Лауры фон Клостерштадт мы увидели, что он поместил Марту Шмидт «ниже» Лауры. Продолжая свои преступные деяния, он с каждым разом оставляет нам все больше и больше сведений. Он хочет, чтобы мы догадались, каким будет его следующий шаг, но при этом он каждый раз стремится выиграть время. Именно поэтому он указывает на Фендриха.
— А что, если вы ошибаетесь, шеф? — сказал Вернер, поставив локти на стол и наклонившись вперед. — Вдруг этот Фендрих — наш парень и хочет, чтобы мы его остановили? А может быть, учитель хочет нам сказать, что убийца он?
— Это и попытаются во время допроса выяснить Анна и Германн, — ответил Фабель.
— Я предпочла бы поехать одна, шеф, — сказала Анна, а Хенк Германн, услышав ее слова, не удивился и не возмутился.
— Нет, Анна, — решительно произнес Фабель. — Фендрих пока остается под подозрением, и одна ты в его дом не поедешь.
— Не тревожьтесь, фрау Вольф, — вступил в беседу Хенк, — говорить будете только вы.
— А тем временем, — продолжил Фабель, — нам следует проанализировать те сигналы, которые он нам посылает. — Где-то на севере за облаками вспыхнуло небо, и через несколько секунд до них донеслись раскаты грома. — Думаю, что нам стоит вернуться в Президиум, — закончил Фабель.
Когда Фабель вернулся в Президиум, ему тут же сообщили, что его немедленно желает видеть криминальдиректор Хорст ван Хайден. Вызов не был для Фабеля неожиданным. Все газеты кричали о «Сказочном убийце», а репортеры и фотографы не только штурмовали пресс-офис полиции, но и начали досаждать самому ван Хайдену. А одна телевизионная группа дошла до того, что преследовала герра криминальдиректора от Президиума до порога его дома — вещь совершенно немыслимая каких-то десять лет назад. Германия все больше и больше начинала жить по «англосаксонской модели», забывая о традиционной немецкой вежливости и уважении к людям. И в авангарде этих изменений, как всегда, шагали средства массовой информации. Входя в кабинет начальства, Фабель постарался взять себя в руки.
Как оказалось, ван Хайден не столько на него сердился, сколько хотел услышать утешительные вести. Глядя на директора, Фабель увидел себя на месте обнаружения последнего трупа, когда он почти умолял Хольгера Браунера найти для него хоть какой-то ключ к решению задачи. Когда Фабель вошел, ван Хайден был в кабинете не один. Там же находились министр внутренних дел земли Гамбург Гуго Ганц и главный земельный прокурор, он же государственный обвинитель, Хайнер Гетц. Когда Фабель вошел, Гетц тепло ему улыбнулся и поднялся с кресла, чтобы пожать руку. Фабелю много раз приходилось скрещивать шпаги с прокурором. Это происходило потому, что Гетц был чрезвычайно упрям, работал страшно методично и всегда отказывался срезать углы. Несмотря на то что прокурор иногда выводил Фабеля из себя, им на пару удалось добиться нескольких весьма убедительных приговоров, и уважение, которое они испытывали друг к другу, начинало походить на дружбу.
Ганц тоже пожал Фабелю руку, хотя его рукопожатие было гораздо менее теплым. Ясно, подумал Фабель, медовый месяц закончился. Он догадывался, что его визит к Маргарите фон Клостерштадт потрепал ее аристократические перышки и Ганц получил соответствующий сигнал. В своем предположении Фабель не ошибся.
— Герр гаупткомиссар, — начал министр еще до того, как ван Хайден успел открыть рот. — Насколько я понимаю, вы взяли на себя смелость повторно встретиться с фрау фон Клостерштадт.
Фабель, оставив без ответа это заявление, бросил вопросительный взгляд на ван Хайдена. Криминальдиректор предпочел промолчать.
— Вы, как я надеюсь, понимаете, что семью фон Клостерштадт постигло несчастье и все ее члены пребывают в большом горе.
— Так же как семью Элерс и семью Шмидт. Их также постигло огромное несчастье. И вы, как я понимаю, ничего не имеете против того, если я возьму у них повторные показания. Я не ошибся, герр министр?
Розовая физиономия Ганца порозовела еще сильнее.
— Послушайте, герр Фабель, я уже как-то имел возможность довести до вашего сведения, что являюсь большим другом семьи фон Клостерштадт и, имея некоторый вес в…
— Должен сказать, — оборвал его Фабель, — что это меня совершенно не интересует. Если вы находитесь здесь в качестве министра внутренних дел земли Гамбург и хотите всесторонне обсудить дело, я буду счастлив это сделать. Но если вы здесь только потому, что фрау Клостерштадт вышла из себя, после того как я был вынужден задать ей несколько вопросов личного характера, я попросил бы вас удалиться.
Ганц уставился на Фабеля, и в его глазах полыхало нечто похожее на ярость. Но это была бессильная ярость, потому что он не мог отрицать правоты оппонента. Министр вскочил с кресла и, обращаясь к ван Хайдену, выпалил:
— Это возмутительно! Я здесь не для того, чтобы выслушивать лекции какого-то младшего полицейского чина о том, как мне следует себя вести!
— Герра первого криминальгаупткомиссара Фабеля вряд ли можно считать младшим полицейским чином, — только и успел сказать ван Хайден, прежде чем Ганц, схватив портфель, выбежал из кабинета. — Ради всего святого, Фабель! — взмолился ван Хайден, когда министр исчез за дверью. — Вы могли хотя бы попытаться облегчить мне жизнь. Если вы сделаете своим врагом министра внутренних дел Гамбурга, то полиции Гамбурга это на пользу не пойдет.
