Чем дольше они обсуждали эту тему, тем яснее становилось Миа: если идея долголетия осуществима, то буквально каждый аспект современной жизни должен будет подвергнуться кардинальному пересмотру. До сих пор она рассматривала эту идею лишь с теоретической точки зрения, но сейчас, когда она думала о ней как о реальной, ей представлялись поистине пугающие перспективы.
— Мы будем жить в «постчеловеческой» эре, — говорил Кирквуд. — И это пугает людей, принадлежащих к консервативным и религиозным кругам. Но их страх неоправдан. Это же не произойдет за одну ночь. Изменения будут происходить постепенно. Если когда-нибудь будет открыто средство против старения, то о нем будет объявлено, и люди просто не станут стареть. Или будут стареть, но очень медленно. И постепенно люди к этому приспособятся, адаптируются. Ведь мы и сейчас во многом отличаемся от людей, живших столетия назад. По сравнению с ними мы уже «постлюди». И по-моему, мы весьма недурно привыкаем к тому, что люди стали жить дольше, к прогрессу в области медицины, к различным техническим новинкам.
Но ведь здравый смысл и благо людей не всегда играют главную роль. Боязнь перемен и покровительственная, надменная и епископальная точка зрения на человека уже объединили свои усилия и стремятся задушить это открытие. Помимо ограничивающего влияния догматического, консервативного мышления, власть имущих пугают предстоящие расходы — при этом они забывают об огромных средствах, которые затрачиваются на лечение хронических старческих заболеваний — и организационные изменения, которые повлечет за собой продление срока жизни. Крупные фармацевтические концерны удовлетворяет то, что мы стареем и слабеем — им нужно постоянно продавать свои лекарства против множества болезней. Не менее выгодна и торговля кремами против морщин, пищевыми добавками и гормонами, на деле не помогающими, — она приносит прибыль в шесть миллиардов в год!
Обычно, — в заключение сказал Кирквуд, — против этой идеи выступают или глубоко религиозные люди, или философы, которые далеки от реальной жизни. Они сравнивают человека с распустившимся цветком, используют другие, лишенные смысла аналогии, стремясь подчеркнуть торжество смерти, цитируют древнегреческих и древнеримских мыслителей и непременно Библию. С их точки зрения, смерть человека определяет всю его жизнь. А я бы сказал как раз наоборот. Жизнь определяется страстным стремлением избегнуть смерти. Вот что делает нас людьми. Вот почему у нас существуют врачи и больницы. Мы единственные представители животного мира, которые знают — они смертны. У нас и только у нас есть способности, возможности, интеллект, осознание своего смертного конца, рождающие в нас страстное желание избегнуть его. С первых дней своего появления на земле человек стремился победить смерть! Его стремление теснейшим образом связано со всем процессом эволюции человека.
Миа кивнула и возбужденно спросила:
— И чтобы освободить маму, мы должны будем отдать все какому-то извергу, нравственному уроду?!
Кирквуд напряженно всматривался в возмущенное лицо девушки.
Он и сам об этом думал.
Ему неприятно было обманывать ее и оттягивать неизбежное. Он хотел рассказать ей всю правду, но каждый раз его что-то останавливало. Он знал — он выполнит свой долг во что бы то ни стало. И все-таки ему трудно открыть ей все.
Ему нужно многое подготовить для этого.
Его замешательство усиливало знакомство с досье хакима. Кирквуд прилетел в Бейрут с четким заданием — помочь вернуть Эвелин, стараясь не выдать тайну. Участие хакима в похищении спутало ему все карты. От его руки погибли мученической смертью множество невинных людей, такая же страшная судьба ожидала и других. Его необходимо остановить.
Кирквуд с партнерами единодушно приняли решение. Благородная цель перевешивала все другие соображения. Включая освобождение Эвелин и сохранение тайны.
Нельзя позволить хакиму продолжать свои зверские эксперименты.
А в каком тогда положении оказываются он сам, Эвелин и Миа — уже другой вопрос.
Сидя с мешком на голове, Корбен прислушивался к вою мотора вертолета. Низкий и густой звук сильно отличался от привычного гула двигателей «хьюисов», «блэкхоуков» и «чинуков». Это подтверждало и сиденье, на которое его пихнули, — оно располагалось сбоку от двери, вдоль стены кабины пилота, с матерчатой обивкой из тонкой, грубой царапающей ткани. Металлическая рама его больно впивалась в бедра.
Военный вертолет.
Российского производства, скорее всего «Ми».
Вскоре ему предстояло убедиться в справедливости своей догадки: вертолет снизил скорость и круто накренился, что означало близкое приземление. Так оно и было: машина дернулась и стала снижаться.
Он не мог сказать, сколько времени длился перелет, но ощущение времени соответствовало представлению о том месте, куда они направлялись: примерно два часа в небе. Как раз в пределах дальности и скорости полета больших вертолетов.
Вскоре они очутились на земле. Его вытащили наружу, раздались крики команды, мощные турбины натужно завыли, набирая мощность, и в лицо ему ударил поток воздуха от винтов. Пока вертолет набирал высоту, Корбен предположил, что это на время отвлечет его тюремщиков, и стянутыми наручниками руками сдернул с себя мешок. Омар это заметил и злобно заорал на него, но было уже поздно. Корбен успел увидеть «Ми-5», когда он накренился и стал уходить на юг. На его окрашенном пестрой маскировочной краской фюзеляже не было никаких знаков. Но Корбен знал — из тех стран, до которых от Бейрута было всего несколько часов езды, только одна имела на вооружении такие вертолеты.
Он усмехнулся Омару и огляделся вокруг. Омар захватил с собой трех человек с внушительным вооружением. Корбен отметил две снайперских винтовки, несколько ручных пулеметов и две коробки с запасом снарядов. Все это, включая постоянно обновляющихся сообщников Омара, говорило об огромных возможностях покровителей хакима. Стоило ему проронить слово — и вот они перенеслись на вертолете прямо в Турцию, без сомнения, благодаря тесным отношениям между Турцией и Сирией, строившимся по принципу «враг моего врага — мой враг». Обе страны увязли в давнишней борьбе с освободительным движением курдов за создание собственной страны.
Корбен понял: мысль о возможном сотрудничестве с хакимом является серьезным заблуждением. Мало того, что сам хаким был крепким орешком, он в любую минуту мог прибегнуть к помощи своих покровителей, а точнее, спонсоров. По всему видно, неведомые покровители вкладывают в работу хакима нешуточные средства. И еще подумают, приглашать ли в тесную компанию сотрудника американской разведки.
Впрочем, эта мысль не очень расстроила Корбена, который возненавидел хакима и подошву его сшитого на заказ мокасина. Если таинственный покупатель окажется полезным и если подвернется возможность, Корбен не замедлит затолкать мокасин в глотку хакиму.
Тут он заметил — Омар достал отнятый у него телефон, вставил на место сим-карту, снова убрал в карман и сверился с портативным спутниковым навигатором. Корбен оглядел окрестности. Их высадили на маленьком плато на краю обширной бесплодной равнины. Небольшие пятна зелени отмечали русло Тигра, который пересекал равнину и извилистой лентой тянулся на юг, чтобы потом бежать и струиться через весь Ирак. Приблизительно на расстоянии мили севернее и ниже от места высадки смутно виднелся древний город Диярбакыр.
Омар подошел и вручил Корбену его мобильник.
— Вам не поступало никаких сообщений, — с резким акцентом сказал он. — Значит, Абу Барзан находится на том же месте.
— Видимо, так, — подтвердил Корбен. — Но лучше следить за ним отсюда на случай, если нам сообщат об изменениях. — Если Ольшански вскоре не позвонит ему, дело примет крутой оборот. Ему просто необходимо найти лазейку и воспользоваться ею.
— Мобильник побудет у меня, — заявил Омар. — Пока.
Корбен холодно улыбнулся:
— Интал раис, ия Омар. — «Вы — босс».
Боковым зрением он заметил какое-то движение: за ними прибыли два запыленных седана. Омар подозвал водителей и велел всем садиться.
Через пару минут они отправились в путь.
«Кинг-Эйр» встречал на взлетной полосе один из советников по безопасности Кирквуда. Типичный бывший десантник или спецназовец, чьи услуги были нарасхват с тех пор, как в Ираке разразилась война. По просьбе Кирквуда их с Миа высадили в дальнем конце небольшого аэродрома, подальше от любопытных глаз. Они заняли заднее сиденье поджидавшей их «тойоты-лендкрузер» с затемненными стеклами, тогда как охранник, австралиец, назвавшийся Брайаном, взял их паспорта и сходил с ними в небольшой терминал, где поставили отметку о прибытии. Через несколько минут они покинули территорию аэропорта и направились на встречу с Абу Барзаном.
