Они двинулись к трапу.
Все дальнейшее произошло очень быстро и неожиданно.
Голова Германа Бенгтссона вдруг разлетелась на сотни кровавых частиц, и он рухнул на палубу. Трое мужчин были отброшены к стенке каюты невидимым каскадом пуль. Пули вырвали куски пуха из курток, куртки окрасились в красный цвет. Безжизненные тела повалились на палубу как мешки. Черстин бросилась к Юстине и закрыла ее собой. Она сделала это импульсивно, не раздумывая, просто защитила ее своим телом. Пуля чиркнула по руке Черстин и попала в правый глаз Юстине. Кровь Юстине брызнула в лицо Черстин.
Хультин оцепенел. Он стоял и смотрел на горящие вдали огни города. С моря Висбю казался крепостью, построенной в ожидании Судного дня.
Зажав в руке пистолет, Йельм крутил головой влево и вправо, пытаясь что-то разглядеть, но целиться было не в кого. Нападавших не было. В конце концов Йельм засунул пистолет в наплечную кобуру и подумал, что, наверно, теперь понимает, какие чувства испытывает человек, которого только что изнасиловали. Он обнял Черстин, та, тихо всхлипывая, уткнулась ему в плечо.
Красный от крови мокрый пух медленно оседал на палубу, словно пытаясь скрыть следы трагедии.
Было тихо. Порт Висбю продолжал жить своей обычной жизнью.
Как будто ничего не случилось.
28
Гуннар Нюберг захотел в туалет. Он уже несколько часов сидел на стуле в подвале полицейского участка, не позволяя себе ни на секунду расслабиться. Пара полицейских, охранявших Дженнингса, поиграв пару часов в “очко”, сменилась, и теперь на их месте сидели новые стражники и играли в ту же игру.
От однообразия можно было свихнуться. Не последнюю роль в этом играла обстановка. Стены были небрежно выкрашены в светло-желтый цвет и покрыты толстым слоем пыли, люминесцентные лампы заливали коридор резким неприятным светом, вдобавок ко всему настойчиво напоминал о себе мочевой пузырь — нападения с этой стороны Нюберг не ожидал, и оно показалось ему особенно коварным.
Принесли еду для Уэйна Дженнингса. Момент был очень ответственный. Но кастрюля с супом остывала на столе, а охрана все не могла оторваться от игры в “очко”. Переполненный мочевой пузырь нестерпимо болел, и Нюберг никак не мог дождаться конца игры. Что тут так долго играть? Раз-два и готово, двадцать одно очко!
Охранники неприязненно косились на него. Наконец они взяли поднос с супом, хлебом и кружкой молока и приготовились войти в камеру.
Они вошли. Заперли за собой дверь. Нюберг остался в коридоре. Он вынул пистолет, снял его с предохранителя и, держа оружие здоровой левой рукой, направил его на дверь. Боясь даже думать о том, что может произойти, Нюберг, сидя в пяти метрах от двери, был готов стрелять на поражение.
Время тянулось медленно. Охранники не появлялись. С каждой секундой сомнения таяли. Нюберг уже забыл про то, что хотел в туалет.
Дверь тихо скрипнула.
Увидев перед собой Нюберга и направленное прямо в сердце дуло пистолета, Уэйн Дженнингс, похоже, удивился:
— Гуннар Нюберг, — произнес он. — Какая встреча!
Нюберг резко встал, эхо от упавшего стула раскатилось по коридору, который сейчас напомнил Нюбергу нору хищного зверя.
Он прицелился в самое сердце. Дженнингс сделал шаг вперед.
Нюберг выстрелил. Два выстрела в сердце. Уэйна Дженнингса отбросило назад. Он упал и остался лежать на полу.
Нюберг сделал два шага вперед, продолжая держать Дженнингса под прицелом.
Уэйн Дженнингс встал.
Он улыбался. Но в глазах его был лед.
Нюберг вздрогнул. С расстояния в два метра он разрядил пистолет в грудь кентукского убийцы. Дженнингс опять упал.
Гуннар Нюберг уже приблизился к нему почти вплотную.
Дженнингс снова поднялся. Черные следы от выстрелов ярко выделялись на белой рубашке. Дженнингс улыбался.
Нюберг снова нажал на курок. Осечка. Отбросив пистолет, Нюберг вложил все силы в мощнейший апперкот. Теперь Дженнингсу не подняться.
Удар пришелся по воздуху. Противника не было. И тут же тело Нюберга пронзила острая боль. Его крупное тело конвульсивно дернулось. Он увидел, что лежит на полу, а Дженнингс нажимает какую-то точку на его шее. Лицо Дженнингса находилось в нескольких сантиметрах от его лица. Дело приняло серьезный оборот.
— Ты должен меня забыть, — сказал Уэйн Дженнингс. — Ты должен вычеркнуть меня из памяти. Иначе тебе не будет покоя.
Он отпустил Нюберга. Нюберг попытался сесть, но судороги не прекращались.
Последнее, что он услышал, проваливаясь в черноту, был голос:
— Я — Никто.
29
Дождь не прекращался. Движение на части стокгольмских улиц было перекрыто. Некоторые исторические здания начали протекать, и потребовалась срочная эвакуация жителей. Еще хуже обстояло дело в пригородах. Там затопило целые жилые массивы. Несколько регионов Швеции после бури остались без электричества и телефонной связи. Ситуация была почти катастрофической.
Полицейское управление, однако, продолжало работать в полную силу. Хотя комнату заседаний можно было называть “штабом” только с большой натяжкой. Эти жирные кавычки постоянно напоминали о себе и, казалось, хохотали прямо в лицо членам “Группы А”.
— Надо было стрелять в голову, — твердил Нюберг. — Хоть бы один выстрел в череп! Боже, какой я идиот!
— Откуда тебе было знать, что он снял с охранника пуленепробиваемый жилет?
— Я не должен был пускать их в камеру!
— Мы многого не учли, — мрачно проговорил Хультин. — И изрядно напортачили.
Он посмотрел на Нюберга со своей кафедры. Вид у того был жалкий. К сломанному носу и руке прибавился большой бандаж на шее. Строго говоря, Нюбергу следовало быть не здесь, а дома. Отлеживаться после двух сотрясений мозга. Но разве он уйдет?
Совиные очки на носу — единственное, что осталось от прежнего Хультина. Куда девалось его холодное самообладание? Он заметно постарел, съежился, растерял былой апломб и уверенность. Удастся ему оправиться до пенсии или уже нет?
Говорил Хультин медленно, с усилием, почти по-стариковски:
— Ни Гуннар, ни охрана серьезно не пострадали. Служебное удостоверение Гуннара, при помощи которого Дженнингс покинул наше здание, было обнаружено несколькими часами позже в аэропорту Арланда, в мусорной корзине. Это его прощальный привет и благодарность нам за оказанную помощь, я так полагаю.
Он замолчал и погрузился в свои бумаги. Время шло. Наконец Хультин снова заговорил.
— В сцене, свидетелями которой мы стали, принимали участие не менее трех снайперов, стреляющих из автоматов с повышенной прицельной дальностью стрельбы. Видимо, они следили за нашим вертолетом до Висбю, доехали с нами до порта и расположились где-то наверху в домах. Может быть, эта операция — совместный проект ЦРУ и Саддама, но мы этого никогда не узнаем. Так же как никогда не узнаем, что хотели рассказать о войне в Персидском заливе три офицера, дезертировавших из армии Саддама. Об этом придется забыть. Телами убитых займутся специальные службы.
Вы знаете, что нам пришлось обратиться за помощью в СЭПО, теперь этим делом займется Служба безопасности. Средства массовой информации ни о чем не знают, да и что мы могли бы им сказать, если бы даже захотели? Дело не раскрыто, люди продолжают скупать оружие и нанимать охранников. И может, правильно делают. Вы все слышали, как Фаузи Улайви, когда мы его отпускали, назвал нас убийцами. Он прав. Мы рассекретили его. Неизвестно, успеет он скрыться или его найдут и казнят. Он, Герман Бенгтссон и супруги Линдбергер представляли в Швеции организацию “Орфеус Лайф Лайн”. Теперь от шведского филиала ничего не осталось.
Хультин замолчал. Он выглядел старым и усталым. Дело расследовано, убийца найден, но голова Хультина может полететь с плеч. Не исключено, что его, как того полицейского, что расследовал дело об убийстве Улофа Пальме, обвинят во всех смертных грехах и вынудят уйти со своего поста. И это, в общем, справедливо — хотя и по совсем другим причинам.
