Я взял ее за руку и повел в спальню. Увидев неприбранную постель, она снова разрыдалась. Я усадил ее на кровать рядом с собою и обнял за плечи.
— А зачем вам нужно через это пройти, а, Гленда?
— Это из-за мужа. Я знаю, что он мне изменяет, все время изменяет. Разве я такая уродина?
— Нет, вы совсем не уродина.
Она глубоко вздохнула и глянула на меня: в ее заплаканных глазах были ожидание и покорность.
— Я и не знаю, что надо делать, — призналась она дрожащим голосом. — Мне раздеться, да?
— Как хотите.
— Ну, мне кажется, надо раздеться — я не хочу мять платье.
Руки у нее так тряслись, что мне пришлось ей помогать. Раздевшись, она забралась в постель, натянула одеяло до подбородка и старательно смотрела в сторону, чтобы не видеть, как раздеваюсь я.
Я лег рядом, избегая прикасаться к ней телом, и начал осторожно поглаживать ее руки и плечи.
— Какая ты милая, — бормотал я, — какая милая.
Она повернулась ко мне.
— Правда? — В голосе ее звучала надежда. — Правда?
Прежде чем она ожила под моими руками, мне пришлось примерно полчаса целовать ее и приговаривать, что она красавица. Наконец соски ее затвердели, тело напряглось, она вцепилась в меня, больно царапая острыми ногтями.
— О мой Бог, — задыхаясь, твердила она, — о мой Бог!
Когда мы закончили (у нее это получилось три раза), она никак не хотела меня отпускать. А потом снова разревелась.
— А теперь что? — спросил я.
— Я так счастлива, — рыдала она.
Потом мы оделись, и она спросила, может ли она снова меня увидеть. Я ответил, что в любой момент, и дал номер своей службы ответов: черт побери, может, мне следует заказать визитные карточки? И титуловать себя «вице-президентом»?
Потом она протянула мне деньги в запечатанном белом конверте — меня тронула подобная деликатность.
Я проводил ее к такси. («Ты настоящий джентльмен», — заявила она мне по дороге.) Возле дома толклась миссис Фульц — выбрасывала мусор. Старая карга глянула на нас с подозрением, но я не обратил внимания на ее презрительную ухмылку.
Вечером Артур Эндерс, Кинг Хейес и я отправились поужинать к «Блотто». Они заказали спагетти с фрикадельками, я же — бифштекс по-татарски.
Когда-то я думал, что из меня получится великий трагик, но у преподавателя было иное мнение на этот счет.
— Скуро, — говорил он, — у вас естественный дар к клоунаде, к фарсу. Как на сцене, так и вне ее. Что бы вы ни затеяли, все превращается в фарс.
И, должен признать, это суждение было не таким уж ошибочным: слишком многое в моей жизни действительно напоминало фарс. И вот тому подтверждения.
Первое: мои трезвенники-родители погибли во время пожара в ночном клубе — это было их первое (и последнее) посещение подобного места.
Второе: меня выперли из католического колледжа на последнем курсе из-за жалобы родителей одной пятнадцатилетней девицы. Я был уверен, что ей уже восемнадцать, но не побеспокоился уточнить.
Третье: как-то летом я отправился на гастроли с небольшой цирковой труппой и имел огромный успех в роли клоуна — особенно у детей.
Четвертое: в маленьком чикагском кабаре я восхитил публику своими пародиями на пьяного актера, читавшего монологи из «Короля Лира» и «Макбета».
Пятое: через год после переселения в Нью-Йорк я женился на Салли Ли Сурби, приехавшей из Мейкона, штат Джорджия.
Я женился на ней потому, что был покорен ее блондинистой свежестью и энтузиазмом в постели. Через год мы развелись. Она вернулась в Мейкон и вышла замуж за владельца рыбзавода.
Я давно уже перестал задаваться вопросом, отчего моя жизнь выглядит как череда дурацких встреч, нелепых совпадений и бессмысленных эпизодов.
Никто из нас не хозяин своей судьбы. Все зависит исключительно от удачи и случая: плати денежки и жди шанса.
«Плыви по течению» — вот мой девиз. Плыви по течению.
И встреча с Мартой Тумбли, сказал я себе, — всего лишь очередной акт в этой пьесе абсурда. Поэтому мне было тем более интересно знать, какую же роль уготовила мне в ней судьба.
Во вторник утром я позвонил Хоффхаймеру. Сол сделал глубокий вдох и начал:
— Бутик «Баркарола» принадлежит компании «Роман энтерпрайзис» со штаб-квартирой не где-нибудь, а в Эмпайр-Стейт-Билдинг. Еще год назад бутик принадлежал большой итальянской компании, которая занималась поставками тканей, готового платья, кожаных изделий, оливкового масла и изданием книг, но потом продала магазин «Роман энтерпрайзис», что удивительно — бутик был настоящим золотым дном. Однако на самом деле и «Роман» тоже не истинный владелец — эта компания принадлежит другой компании, которая, в свою очередь, принадлежит еще какой-то компании, и так далее. Однако мой двоюродный брат считает, что когда доберешься до самого верха — а где он, этот верх, не знает никто, — то там гуляют мафиозные денежки.
— Мафиозные денежки?
— Вот именно. Ты знаешь, у кого самые большие денежные кубышки в мире? У «Дженерал моторс», мафии и Ватикана.
— Ну что ж, Сол, спасибо. Ты мне очень помог.
Я повесил трубку, так до сих пор толком и не понимая, с чего я все это взялся узнавать. Впрочем, может быть, эта информация когда-нибудь и пригодится?
Весь день я болтался вне дома — чтобы освободить плацдарм для Артура Эндерса и Марты Тумбли: зашел в несколько театральных агентств на Таймс-сквер, оставил свои новые анкеты, пококетничал с секретаршами.
На вечер у меня было назначено свидание с Дженни Толливер.
На ночь я у нее не остался и где-то около двенадцати вернулся домой. Эндерс не спал — работал над своей пьесой. Увидев меня, он ухмыльнулся:
— Я купил бутылку водки, возьми на кухне.
— К черту водку. Как у тебя с Мартой прошло?
— Нормально! — Эндерс все еще ухмылялся. — Она дала мне десять долларов на чай — милая дама.
— Похоже, что так.
— Она сказала, что, может, захочет еще раз со мной встретиться и тогда позвонит. Ты что, дал ей наш номер?
— Нет, номер моей службы ответов. Она была, гм, удовлетворена?
— По-видимому, да, потому что все время хохотала. Господи, Питер, она довольно крепкая дамочка — мне пришлось основательно потрудиться.
— Ну, а как ты себя ощутил, принимая деньги от женщины?
Эндерс нахмурился, размышляя, поморгал.
— Вообще-то при этом испытываешь довольно странное ощущение, не могу сказать, чтобы мне было приятно, но… Марта сказала, что сейчас полно таких женщин — материально независимых, успешно продвигающихся по службе, они не хотят связывать себя какими-либо моральными обязательствами, им не нужны ни мужья, ни дети, ни даже постоянные партнеры, поэтому они охотно заплатят разумную цену за предоставление профессиональных сексуальных услуг. Черт побери, разве это не интересный взгляд на жизнь, а, Питер? Отличный сюжет для пьесы.
— А как ты ее назовешь? «Как вам это понравится?» Но это название, помнится, кто-то уже использовал.
Артур встал, вытащил из кармана бумажник и торжественно объявил:
— Слушай! Ты мне устроил этот заработок, значит, десять долларов по праву твои.
— О нет, я не могу принять эти деньги.
— Да не волнуйся! Она дала мне десятку на чай. Ты же сказал, что мне заплатят полсотни, вот мне и заплатили. Так нечестно, ты должен получить свой процент. Комиссионные.
— Ну ладно. — Я взял бумажку. — Спасибо. Ты меня уговорил.
В среду утром я первым делом позвонил в службу ответов: меня ждало сообщение от Марты. Она ответила после первого же гудка и была краткой и деловитой:
— Сегодня в десять вечера я хочу встретиться с тобой там, где мы познакомились.
— У «Неудачников»? Хорошо. А что, собственно…
Она оборвала меня:
— В десять… — и положила трубку.
Весь день я провел в беспокойстве: а вдруг общение с Эндерсом не доставило ей той радости, на которую она рассчитывала? Ладно, если она начнет изъявлять недовольство, я скажу, что нельзя всегда получать только пряники, иногда приходится глотать и горькие пилюльки.
Я пришел в «Приют неудачников» за несколько минут до назначенного часа, но Марта Тумбли уже поджидала меня. Она заняла заднюю кабинку и уже что-то попивала. За столиками и у стойки бара народу было достаточно, но, по счастью, я не заметил никого из знакомых.
Я уселся напротив Марты и попросил официантку принести порцию водки с джином. Марта залпом допила то, что у нее было в бокале, и заказала еще одно неразбавленное виски. Она была в строгом костюме из темной шерстяной фланели в тонкую светлую полоску и в блузке с жабо, как всегда, тщательно причесанная и с искусным макияжем.
— Добрый вечер, — проговорил я самым что ни на есть любезнейшим голосом. — Ты прекрасно выглядишь.
Она никак не отреагировала на мое приветствие.
