Маленков запустил через стол сотовый телефон.
— Бытовка брошенная. К тому же, позволю напомнить, девушку, что — изнасиловали? Избили? Есть какие-нибудь другие странные обстоятельства?
— Сняли трусы и выставили напоказ. Именно это и кажется мне необычным.
— Ну, да? И, впрямь, необычно — проститутка сняла трусы! Насколько я помню, именно за это им и платят. Ты говоришь, она была «выставлена напоказ»? А если некоторые клиенты хотят только поглазеть? Девчонки поступают сюда из провинции каждый день, чтобы их трахали, трахали, трахали… глазели и делали с ними еще, черт знает что. У нас их море здесь. Колются, дохнут от передозировки, просто потому что, мягко говоря, дуры, ну, не самые умные на свете. Так мы напрасно тратим время — это обычный передоз.
— Вы слишком быстро их хороните.
— Жизнь не справедлива, Ренко! Да и почему смерть должна быть другой?..
Звуковая волна пробежала по зданию. Строение вздрогнуло — двухсоттонный тепловоз медленно втягивался на ближайший путь. Свидетельство с острова Крит покосилось, Рим дрогнул, Тунис скособочился, его примеру последовал Амстердам. Пока Маленков занимался водворением их на место, Аркадий засунул сотовый в конверт, стараясь не смазать отпечатки пальцев полковника.
Женя не понимал, почему Мая отказывалась все рассказать милиции. Это был тот редкий случай, когда милиция могла бы во всем разобраться. Должны были объявить розыск, фото ребенка показали бы в новостях. Как еще прочесать три огромных железнодорожных вокзала и выходы из них в метро? Но она настаивала на том, чтобы опрашивать проводников на платформах, уборщиц и официанток в кафе. И при этом отказывалась назвать свое имя и рассказать, откуда она. Чем больше она задавала вопросов, тем большее подозрение вызывала.
Незаметно опустился вечер, а они все еще ходили по Ярославскому вокзалу, осторожно пробираясь сквозь ряды спящих людей. Расположившиеся здесь могли превратно истолковать намерения странных подростков, внимательно разглядывающих их детей. А наверху в комнате ожидания позади бархатного шнура все так же стояло пианино. Женя никогда не слышал, чтобы кто-нибудь на нем играл. Быстро оглядев роскошный холл, он заметил только американцев и явно накаченного наркотиками человека.
Маю стало подташнивать в густом вокзальном воздухе, и Женя отвел ее на улицу. В этот час на площади Трех вокзалов наступало затишье — как в цирке, когда представление закончено, и балаган только начинают сворачивать. Женя купил с лотка яблоко и разрезал его складным ножом — для Маи. Мая вяло пожевала, только чтобы он отстал.
У киоска останавливались проститутки и закупали водку. Женя рассматривал их краем глаза: яркие губы в помаде, синяки и чулки в сеточку. Когда сутенеры двинулись в направлении Маи, Женя быстро повел ее к стоянке такси — там было не так опасно.
Движение на площади организовано в несколько рядов в противоположном направлении. Ночь наполнялась грохотом иномарок, которые появлялись на полном ходу, казалось, прямо из-под земли.
Мая направилась через площадь к гигантским воротам в восточном стиле, темным аркам и освещенной прожектором башне с часами.
— Это тоже вокзал?
— Казанский. Я думаю, что нам все-таки стоит позвонить моему другу.
— Милиционеру?..
— Да нет же, он следователь из прокуратуры.
— Какая разница.
— Он долго здесь работал. У него точно будут какие-нибудь идеи.
— …Как перейти на ту сторону?
«Аркадию этого будет достаточно», — подумал Женя. Он показал Мае пешеходный переход — сто метров мерцающего света и торговых киосков, витрины которых скрыли жалюзи. Днем переход был заполнен рядами палаток, в которых торговали телефонными карточками, цветами и женскими колготами. Единственную открытую витрину охраняли двое мужчин; одетые в форму, они дремали рядом на стульях.
— Мы сможем вернуться, когда будет больше людей, — пытался настаивать Женя.
— Я ищу ребенка прямо сейчас. Я ведь не просила тебя помогать, ты сам вызвался добровольно.
— Я только предложил.
— В чем дело? У тебя там враги?
«Хуже, — подумал Женя. — Друзья».
Обитатели зала ожидания на Казанском вокзале напоминали Жене зоопарк ночью. Все скрывал полумрак, и зверье было трудно различить. Кто это? Карлики-горбуны или путешественники с рюкзаками? А та зловещая громадина — чемодан или медведь? У Жени замирало сердце, когда Мая спотыкалась об огромные баулы торговцев и ноги дремлющих пассажиров.
«Да это помешательство какое-то, — подумал Женя, — это же просто бесполезно». Он приостановился за фотокиоском и попытался дозвониться домой Аркадию. Прождал десять гудков, потом дал отбой. Аркадий иногда пропускал смски и звонки. Снова попробовал позвонить, успел дать только два гудка, Мая выхватила телефон.
— Я же сказала — никакой милиции!
— Ты так никогда не найдешь ребенка.
— И при первой же возможности ты позвонил им!..
— Просто поговори с ним.
— Никакой милиции — мы же договорились.
— Он — не милиция.
— Хватит милиции, Женя.
— Ладно, твои предложения.
— Я иду назад, на другой вокзал. Остальное — твое дело.
Она расстегнула Женину куртку и вернула ее.
— И почему я доверяю постороннему человеку? Идиотка!
— Как ты собираешься выкручиваться, если что?..
— Выкручусь. Знаю, как.
— …Но не у Трех вокзалов.
— Ничего, устрою себе экскурсию.
— Ты даже не знаешь, как передвигаться по Москве. Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как ты последний раз видела ребенка. Тебе нужна либо поисковая бригада, либо машина времени.
— Это не твое дело — понял?
Она направилась к выходу. Женя поторопился пойти за ней, но тут же потерял из виду. Здравый смысл требовал, чтобы она все время была в поле зрения, даже если бы это означало унизительно плестись позади на некотором расстоянии.
Мая вошла в подземный переход. После полумрака вокзала яркий свет оказался даже приятным. Она немного насторожилась, увидев группу парней, появившихся в тоннеле с противоположной стороны. Ведь было довольно поздно. Они что-то пели, это ее успокоило, и она стрельнула на Женю взглядом, который приказывал держаться подальше.
Какой-то приезжий поравнялся с подростками. Он был пьян или не в себе. Двигался медленно, работая руками, как марафонец, на последнем издыхании. Блестящие модные очки подпрыгивали у него на носу. Мальчишки трусили рядом с ним в грязных кроссовках и одежде явно не с их плеча. Те, что постарше, с сигаретами. Один оказался девочкой с прической «афро» — из многочисленных коротких косичек. Они раскачивались при ходьбе. Компания громко пела, туннель, усиливая звук, казалось, делал его видимым — как кольца дыма.
— Beck in the Yuuessessaarr… — Пьяный все время старался держаться прямо. Кровь спутала его волосы и капала на рубашку земляничного цвета. Увидев охранников у киоска, он несколько раз отчетливо прокричал на ломаном русском, что приехал из Канады… как будто это имело какое-то значение.
— Oww luggee yuuaarr…
Но охранникам платят, чтобы они охраняли товар в киоске, не более того. Поэтому канадец самостоятельно отмахивался от вцепившегося в него подростка — у того уже проглядывали тонкие усики, вполне себе местный авторитет. А на шее, словно опознавательный знак, болтался белый шарф.
…Мая продолжала идти. Процессия медленно приближалась к ней. Как звери — то ли гончие псы, то ли пацаны — запросто рванут за любым, кто испугается и кинется прочь.
Канадец споткнулся и упал. Подростки окружили его, быстро сорвали часы, выдернули паспорт с визой, кредитки, деньги. Мая проскользнула мимо, казалось, только мельком вглянув на происходящее. Она сделала это почти у самой лестницы, но мальчишка с шарфом буквально вырос перед нею.
— Потрясные волосы!
Теперь она хотела только одного — никогда больше не красить их.
— Я — Егор. А тебя как зовут? — сказал он.
Она не ответила.
Егор не казался оскорбленным. Ему всего шестнадцать — ребячий жирок и мышцы, — сочетание, вполне присущее хулиганам. Она попыталась обойти его, но он преградил ей дорогу:
— Куда идешь?
— Домой.
— Где твой дом, проводить тебя?
— Меня брат встретит, — ответила она.
— Ну и меня тоже пусть встретит.
Егор пытался подсказывать жестами.
— Он тебе не понравится.
— В чем дело? Он слишком стар для меня? Или еще сосунок? Или просто пидор?
— Он ждет!
— А я так не думаю. А ты что думаешь, Чика?
Девочка с короткими косичками сказала:
— Не верю, что у нее есть брат.
— Согласен, Чика. Я тоже не верю, что у тебя есть брат, и не верю, что ты спешишь на поезд. Я думаю, ты здесь, потому что хочешь заработать, поэтому тебе нужен друг. Тебе нужен друг?
