Джош начал с оглашения распоряжений мистера Филана относительно похорон.
— Никаких похорон, собственно, не будет, — мрачно сказал он. — Честно говоря, у нас нет возможности отдать ему последнюю дань уважения.
Это присутствующие выслушали без комментариев.
Если бы умер обыкновенный человек, подобное пренебрежение условностями показалось бы ошеломляющим. Но поскольку речь шла о Трое, удивляться не приходилось.
— Кто станет владельцем компании? — спросил Соломон.
— Сейчас я не могу этого сказать, — ответил Стэффорд, прекрасно отдавая себе отчет в том, насколько уклончиво и неудовлетворительно прозвучал его ответ. — Трой подписал завещание за несколько мгновений до того, как спрыгнул с балкона, и распорядился держать втайне его содержание в течение некоторого времени. Ни при каких условиях я не могу разгласить его. По крайней мере пока.
— А когда же?
— Скоро. Но не сейчас.
— Значит, работать, как прежде?
— Именно. Совет директоров сохраняет прежние полномочия; все продолжают выполнять свои обязанности. Завтра компания будет жить так же, как вчера.
Это звучало утешительно, но никто не поверил Стэффорду. Рано или поздно компания должна перейти в другие руки.
Трой никогда не был сторонником раздела акций между акционерами «Филан групп». Он хорошо платил своим служащим, но не позволял им стать собственниками даже малой доли компании. Лишь три процента акций принадлежали нескольким избранным.
Около часа они прокорпели над пресс-релизом, а потом расстались на месяц.
В коридоре Стэффорда ждал Тип Дурбан, и они вместе отправились в Маклин к судмедэксперту. Вскрытие к тому времени закончилось.
Причина смерти, как и ожидалось, была очевидной. Следов наркотиков или алкоголя в крови не обнаружено.
Но не обнаружено и опухоли. Никаких признаков рака.
В момент кончины Трой пребывал в добром здравии, хотя сказывалось недоедание.
Когда они переезжали через Потомак по мосту Рузвельта, Тип наконец нарушил молчание:
— Он говорил тебе, что у него опухоль мозга?
— Да. Несколько раз. — Стэффорд, сидевший за рулем, едва замечал улицы, мосты, машины, проносившиеся мимо.
Сколько же у Троя было секретов?
— Зачем он лгал?
— Кто знает? Ты пытаешься найти логику в поступках человека, только что спрыгнувшего с четырнадцатого этажа. Рак мозга хоть как-то оправдывал его поведение. Все, и я в том числе, думали, что он умирает. Из-за странностей поведения Троя созвать консилиум психиатров было очень уместной идеей. Он поставил ловушку, и они попали в нее, а теперь эти психиатры клянутся, что Трой был абсолютно вменяемым. Думаю, кроме всего прочего, ему хотелось сочувствия.
— Но он был чокнутым, ведь правда? Конечно, был, иначе не сиганул бы с балкона.
— У Троя было много странностей, но он точно знал, что делает.
— А зачем прыгнул?
— Депрессия. Он был одиноким стариком.
На Конститьюшн-авеню они попали в огромную пробку. Сидя в машине и глядя на длинную вереницу неподвижных машин, вытянувшуюся перед ними, каждый думал о своем.
— Это похоже на мошенничество, — сказал наконец Дурбан. — Он завлек их в ловушку обещанием денег, согласился на беседу с их психиатрами, а в последний момент оставил всех с носом.
— Конечно, это было мошенничество, но речь ведь идет о завещании, а не о контракте. Завещание — это дар. По законам Виргинии человек не обязан оставлять что-то детям.
— Но они наверняка будут оспаривать завещание.
— Возможно. У них куча адвокатов. И на кон поставлено слишком много денег.
— Почему он так их всех ненавидел?
— Трой считал их пиявками. Они мешали ему. Постоянно боролись с ним. Они никогда честно не заработали ни пенни, а промотали целые миллионы. Трой никогда не собирался им ничего оставлять. Он считал, что раз они сумели профукать миллионы, сумеют и миллиарды пустить по ветру. И был абсолютно прав.
— А разве не было и его вины в том, что родные так относились к нему?
— Была, и значительная. Троя было трудно любить. Он когда-то признался мне, что был плохим отцом и отвратительным мужем. Не пропускал ни одной юбки, особенно был охоч до женщин, которые у него работали. Считал их своей собственностью.
— Припоминаю, ему даже предъявляли судебные иски за сексуальные домогательства.
— Мы всех убедили замолчать. Заплатили большие деньги. Трой не любил проблем.
— Не думаешь, что могут всплыть еще какие-нибудь наследники?
— Сомневаюсь. Но откуда мне знать? Я и представить себе не мог, что существует эта наследница, а уж почему он практически все оставил ей, мне и вовсе не понятно. Мы с Троем провели немало часов, обсуждая, как распределить его наследство.
— Как же мы будем ее искать?
— Не знаю. Об этом я еще не думал.
По возвращении в офис Джош увидел, что сотрудники его фирмы пребывают в страшном возбуждении. По вашингтонским меркам фирма была невелика — всего шестьдесят работников. Джош был ее основателем и старшим партнером.
Тип Дурбан и еще четверо назывались партнерами, но это означало лишь, что Джош время от времени выслушивал их и делился с ними доходами. В течение тридцати лет это была фирма, которая занималась судебными тяжбами, не слишком заботясь о безупречности средств, но ближе к шестидесяти Джош все меньше времени стал проводить в судах, а все больше сидел за столом, заваленным бумагами. Если бы захотел, он мог иметь сотню юристов из бывших сенаторов, лоббистов и правительственных аналитиков — в Ди-Си,[1] их пруд пруди. Однако Джош обожал судебные процессы, атмосферу залов суда и нанимал только молодых сотрудников, которые успели поучаствовать по меньшей мере в десяти процессах, рассматривавшихся судами присяжных.
Обычно активная карьера судебного юриста не превышает двадцати пяти лет. Первый сердечный приступ заставляет их умерить свою прыть, чтобы оттянуть второй. Джошу удалось избежать работы на износ благодаря тому, что он посвятил себя юридическому обеспечению дел одного лишь Мистера Филана — безопасность, антимонопольное законодательство, кадры, слияние компаний и десятки личных дел.
Три группы коллег ждали в приемной перед его огромным кабинетом. Пока Джош снимал пальто и усаживался за стол, два секретаря докладывали ему о делах на сегодня и телефонных звонках.
— Какой самый важный? — спросил он.
Безотлагательным оказался звонок Хэрка Геттиса, человека, с которым Джош разговаривал последний месяц по меньшей мере три раза в неделю. Он набрал номер, и Хэрк тут же взял трубку. Они быстро покончили с приветствиями, и Хэрк перешел к делу:
— Послушайте, Джош, вы можете себе представить, как семья давит на меня?
— Прекрасно представляю.
— Джош, они желают увидеть это проклятое завещание! Или хотя бы узнать, что в нем.
От следующих слов Джоша очень многое зависело, и он их давно обдумал.
— Не так скоро, Хэрк.
Короткая пауза, после которой:
— Но почему? Что-то не так?
— Меня беспокоит самоубийство.
— Почему? Что вы имеете в виду?
— Послушайте, Хэрк, может ли человек быть в здравом рассудке за несколько секунд до того, как спрыгнуть с четырнадцатого этажа?
Голос Хэрка зазвучал на октаву выше, а в интонации послышалось еще большее волнение:
— Но вы же слышали заключение психиатров. Все записано на пленку.
— А после самоубийства Филана они продолжают настаивать на своем заключении?
— Черт возьми, да!
— Вы можете это доказать? Я прошу у вас помощи, Хэрк.
— Джош, вчера вечером мы еще раз опросили наших психиатров. Мы из них кишки тянули, но они тверды как скала. Все они подписали восьмистраничное заключение, поклявшись в психическом здоровье мистера Филана.
— Могу я ознакомиться с этим документом?
— Я сейчас же вам его пришлю.
— Сделайте одолжение. — Джош повесил трубку и улыбнулся. В кабинет вошли коллеги — три группы блистательных и бесстрашных молодых юристов — и расселись за стоявшим в углу столом красного дерева.
Джош начал с резюме содержания собственноручного завещания Троя и юридических осложнений, которые оно могло повлечь. Первой группе сотрудников он поручил разобраться со сложной проблемой дееспособности завещателя.
Троя поджимало время. Просвет между двумя периодами умопомрачения. Джош хотел, чтобы проанализировали все прецеденты, имеющие хоть отдаленное отношение к подписанию завещания лицом, которое считалось невменяемым.
Вторая команда получила задание исследовать рукописные завещания и особенно — все случаи их опротестования.
Когда две первые группы покинули кабинет, Джош позволил себе немного расслабиться и сел. Этим ребятам повезло больше, потому что следующие три дня им не нужно было сидеть в пыльной библиотеке.
