– Что? Что, мама? Что ты думала?
Она посмотрела вниз, туда, где моя ладонь накрывала её руку. Перевернув её, она переплела наши пальцы.
– Я думала, что он откажется от тебя или что его семья причинит тебе боль. Как много времени я потеряла! Мне так жаль. Я понимаю, что ты ненавидишь меня, и не виню тебя за это.
Я вздохнула, а потом медленно выдохнула.
– Ненависть – это сильное слово. Были времена, когда оно соответствовало бы действительности, но не сейчас.
Она сжала мою руку.
– Он знает. Твой отец знает.
Я кивнула.
– Мы разговаривали. Он не сказал этого напрямую… но у меня сложилось впечатление, что он всё знал.
Мама уронила подбородок на грудь.
– Он сказал мне, что понятия ни о чём не имел. До похорон Стюарта он даже и подумать не мог, что всё это время я лгала о тебе. Я-то думала, что он приехал туда из-за тебя. – Мать покачала головой и встретилась со мной взглядом. – Но нет. Это было просто совпадение. Он приехал туда из-за Стюарта, но потом увидел меня рядом с тобой. Ты так сильно на него похожа, и он всё понял.
– Не хочешь ли ты сказать, что Никколо….
Она кивнула.
– Он извинился и передо мной, и перед Карлайлом. Сказал, что у него были подозрения, но, когда я показала свидетельство о рождении, он не стал докапываться до сути. И никогда не упоминал о нём перед Карлайлом.
Я отвернулась, осматривая её палату. За окном всё ещё светило солнце. И тут, в кресле в углу комнаты, я заметила пиджак. Серый пиджак, который немедленно узнала.
– Мам, Броди Филлипс заходил к тебе вчера вечером?
Она посмотрела на меня сквозь пелену воспоминаний, но потом её взгляд прояснился.
– Что? Филлипс? А, тот адвокат, о котором ты говорила. Да, он заходил вчера вечером. Но я всё ещё была не в себе от наркоза. Только очнулась. Он сказал, что ещё вернётся. А что?
Я показала подбородком в сторону кресла.
– По-моему, это его.
Я поднялась и подошла к пиджаку, вдохнула аромат свежего постиранного белья, и в груди заболело.
– Не знаю, – ответила мама. – Я даже не видела этот пиджак. Прости, Виктория. Я прошу прощения за очень много вещей.
Я прижала пиджак к себе, и мои мысли были только о Броди.
– Ещё увидимся, мама. А пока тебе лучше отдохнуть. – Я посмотрела в сторону двери и в маленьком окошке увидела широкие плечи Трэвиса. – Думаю, мне нужно вернуться домой.
– Виктория? – печаль в её голосе заставила меня вновь обратить на неё всё внимание.
Мама коснулась моей руки.
– Ты должна была появиться на свет.
Я распрямилась и проглотила эмоции, клокочущие внутри. Это было прямой противоположностью тому, что я слышала в течение всей своей жизни. Одной этой фразой она говорила мне, что я была желанной, что я не была убийцей. Но мама ошибалась. Я была убийцей. Я убила своего близнеца, Стюарта, а скоро на моём счету окажется и Паркер.
Когда я вышла в коридор, рядом с Трэвисом стояла Вэл. Лица обоих были мрачными. Я обхватила себя руками из-за неведения того, что произошло. Мне было известно лишь одно – большего я уже не в силах вынести.
– Что такое? – спросила я, пиджак Броди был перекинут через мою руку.
Вэл покачала головой.
– Я просто хотела сказать тебе, что сожалею.
Ей стала известна правда о наших отцах? Она узнала, что они у нас были разными?
– О чём именно ты сожалеешь?
Трэвис отошёл назад, а Вэл обняла меня рукой за плечи и, понизив голос, заговорила.
– Один раз я прочитала имя в твоём телефоне. В ту ночь, когда ты потеряла над собой контроль…открыла твои текстовые сообщения. Я знаю, что тем «горизонтальным другом» был Броди Филлипс.
– И что значит, что «ты сожалеешь»? – мне стало трудно дышать. – И что ты имела в виду под словом «был»?
– Мы не знаем, что точно произошло. Центр контроля заболеваний подозревает случай внутреннего терроризма или, возможно, это недовольный клиент. Сейчас они проверяют все деловые отношения «Крейвен и Ноулз». Вик, когда мы пришли к маме, меня вызвали потому, что должны были сообщить всем докторам о том, что Паркер Крейвен и Броди Филлипс скончались.
– Нет, – проскулила я. По лицу покатились слёзы, подбородок опустился на грудь, когда я эмоционально сдалась. Это было слишком. Я попыталась облачить свои мысли в слова. – Нет. Должно быть, произошла какая-то ошибка.
Сестра обняла меня ещё крепче.
– Мне очень жаль, сестрёнка. Они постараются выяснить, что произошло. В больнице об этом не распространяются, но я захотела, чтобы ты знала.
Ещё сильнее впиваясь в пиджак, я кивнула, не в силах говорить.
* * *
Я утратила всякое представление о времени и пространстве, пока Трэвис вёл меня к нашему внедорожнику. Вместо того, чтобы по привычке открыть для меня заднюю дверь, он открыл переднюю пассажирскую. Поездка из больницы в пентхаус осталась для меня размытым пятном.
Когда мы вошли в квартиру, я машинально направилась в свою спальню.
– Мне хочется побыть одной.
Это всё, что я смогла произнести. Другие слова не получались. Всё утратило смысл. Случившееся не укладывалось в моей голове. Как Броди мог заразиться? Я не заразилась. Я видела его вчера, в больнице. С ним было всё в порядке… или нет? Мне вспомнилось, каким горячим он был.
Пиджак, свисавший с моей руки, был единственным, что осталось у меня от моей мечты о нормальной жизни. Единственным, что осталось у меня от единственного человека, который любил меня за меня саму. Я разложила пиджак на кровати и вдохнула. От материала исходил аромат его лосьона после бритья. Грудь сжало ощущение потери. Это чувство я должна была испытывать по отношению к своему мужу, но ничего такого не было.
Реальность поражала. Я была смертью, медленной и коварной. Я убивала всё вокруг. Мне всегда это говорили, с тех пор, как я себя помню. Моя мать была права. Я не должна была появляться на свет.
Теперь я расплачивалась за всё. Только передо мной забрезжила надежда любить, быть любимой и жить нормальной жизнью, как её тут же отняли. Броди провинился лишь в одном – он просто любил меня, любил как никто другой.
Я обняла пиджак. У меня даже не было возможности попрощаться с ним. По крайней мере, со Стюартом мне выпал этот шанс. Только вот сказала ли я ему «прощай»? Ох, какого черта это случилось именно с Броди? Я была единственной, кто заслуживал смерти, не он. Мои колени подогнулись, и я упала на пол. Опустив голову и обнимая пиджак, я прижалась к нему, слёзы капали на ткань. Под материалом я ощутила что-то твёрдое. Смахнув влагу с глаз, я раскрыла пиджак. И тут же к аромату чистого белья и свежести лосьона примешался новый запах. В моём сознании проступили мятные палочки и мятные круглые леденцы. Я залезла в нагрудный карман и вытащила оттуда штук шесть мятных конфет.
Нет! Нет, чёрт возьми! Он не мог им быть. Он не мог им быть!
Меня всю трясло, когда я вскочила на ноги и бросилась к двери.
– Трэвис! Трэвис! – кричала я, сбегая вниз по ступенькам. – Трэвис! – ноги подкашивались, глаза затуманились от слёз. Солёные капли безостановочно струились по моим щекам. – Чёртов Трэвис, где ты, мать твою?
Завернув за угол кухни, я наткнулась на него и Лизу. Трэвис обхватил мои плечи, чтобы удержать на месте. Они оба смотрели на меня широко раскрытыми глазами.
– Миссис Харрингтон, что с вами? – спросила Лиза.
Но я смотрела только на Трэвиса, протягивая вперёд руку и разжимая пальцы, чтобы показать ему мятные леденцы. Мой голос ломался от неверия в происходящее.
– Скажи мне. Пожалуйста, скажи мне, что он не был одним из… – Я не могла выговорить остальное: то, что Броди был одним из друзей.
Трэвис не ответил. Он просто закрыл глаза и кивнул.
– Нееет! – я была не в состоянии думать. Я не хотела осмысливать это. Мои колени подогнулись.
* * *
Я пришла в себя уже в своей кровати. Хотя в комнате было темно, я сразу поняла, что не одна.
– Трэвис? – прозвучал мой вопрос.
– Виктория? – раздался из темноты его глубокий голос.
– Что случилось?
Постель прогнулась, и я поняла, что он рядом. Когда мои глаза привыкли, я увидела его профиль: длинное мускулистое тело на фоне озарённого луной неба.
– Мне снова пришлось спасать твою задницу.
Я потёрлась щекой о подушку, и воспоминания вернулись. В груди заболело от чувства потери.
– Мы с Лизой перенесли тебя сюда, – продолжил он. – Заехала доктор Конвей и что-то вколола тебе. Ты проспала почти шесть часов.
Пустота внутри была невыносимой.
– Трэвис, как так? – откуда-то изнутри меня прорвались всхлипы. – Как Броди…?
Я даже не могла закончить предложение. Я не могла произнести слова «умер».
– Мне жаль, – только и произнёс он.
– Нет, тебе не жаль! – заорала я. – Он тебе не нравился. Я видела, как ты смотрел на него.
