Дель Монако, все еще негодующий из-за того, как невежливо, по его мнению, обошелся с ним Бледсоу, высунулся из-за Карен.
– Я работал с этим парнем и могу лично проголосовать за него, – сообщил он.
Карен полуобернулась к Дель Монако и метнула на него острый взгляд, словно говоря, что ни она сама, ни Ким Россмо не нуждаются в его одобрении и поддержке.
– Этот профиль действительно помогает нам определить направление поиска, – продолжила она. – А когда у нас появятся первые подозреваемые, мы можем расставить приоритеты относительно того, кем из них стоит заняться в первую очередь, исходя из того, в каком месте они живут или работают.
– Кроме того, мы можем предупредить патрульных о том, чтобы они проявляли повышенную бдительность в тех районах статистическая вероятность действий преступника наиболее высока, – подхватил Робби.
– Мне это нравится, – заявил Бледсоу.
– Это достаточно конкретно для тебя? – поинтересовалась у Манетт Карен.
Та кивнула головой и задумчиво прикусила нижнюю губу.
– Мне тоже это нравится. Но свое мнение я приберегу до того момента, как мы поймаем этого ублюдка.
– Итак, что показывает нам этот профиль? – спросил Бледсоу Карен взглянула на Дель Монако.
– У тебя есть копии?
Тот открыл толстый конверт коричневой манильской бумаги и достал из него несколько экземпляров, скрепленных скобками. Они быстро разошлись по комнате.
– Откройте отчет на странице восемь, – сказала Карен и зашелестела страницами. Яркие брызги цвета ослепили ее, как радуга в солнечный день. Да, это не унылая черно-белая копия, с которой пришлось работать ей самой.
– Похоже, у нас появилось несколько участков, на которые нужно обратить самое пристальное внимание, – заметил Робби.
Синклер уткнулся носом в документ.
– Ты, должно быть, шутишь! Они занимают площадь… минутку… триста или четыреста квадратных миль! Это чертова пропасть территории, на которую нужно «обратить самое пристальное внимание».
– Да, ты прав, но, опять же, этот район разбит на отдельные участки по степени важности. Посмотри на ключевые символы внизу, они выделены цветом и высотой трехмерной диаграммы.
В комнате снова воцарилась тишина, детективы сосредоточенно разглядывали карту.
Наконец Манетт откинулась на спинку стула.
– И все равно территория получается очень большая. К тому же нет никакой гарантии, что он будет придерживаться какого-то одного конкретного района, только потому, что мы так думаем. А если мы снимем патрульных с одного района и перебросим их в другой, который считаем наиболее вероятным…
– Получается, как в русской рулетке, – проворчал Синклер и подмигнул Карен. – А уж в рулетке я разбираюсь.
Бледсоу встал из-за стола.
– В общем, во всем, что мы делаем, присутствует некоторый элемент риска. Иногда приходится полагаться на случай и надеяться, что нам повезет. Но, по крайней мере, теперь на нашей стороне играет статистический анализ, и у нас есть, с чего начинать. Кроме того, насколько мне известно, стопроцентно выигрышных вариантов не бывает. А пока что я передам эту информацию соответствующим полицейским управлениям, пусть сами решают, как ее использовать.
Запищал чей-то телефон, и Робби с Синклером одновременно потянулись к карманам. Оказалось, звонили Синклеру.
– Дайте мой номер телефона начальникам этих полицейских управлений, – обратился Дель Монако к Бледсоу. – Они могут не знать, что ищут, или какое значение имеет то, что они от нас получат.
Блдесоу кивнул в знак согласия.
– Предлагаю сесть на телефон вместе.
Синклер захлопнул свой телефон и швырнул его на стол.
– У нас новости. Это насчет Хэнкока. Предлагаю включить этого засранца в географический профиль и посмотреть, не окажется ли его дом в районе, наиболее вероятном для проживания преступника. Где он работает, мы уже знаем. Звонил один мой приятель. У Хэнкока нет алиби ни на одно из убийств, совершенных Окулистом. Каждый раз он был в городе, но не на службе.
Робби выразительно приподнял брови.
– Предлагаю взяться за него по-настоящему. По крайней мере, можно попробовать раскрутить его насчет Линвуд, а если повезет, то и на все остальное.
– Его держат под наблюдением, – сообщил Бледсоу. – Незаметный и ненавязчивый хвост, который записывает все его передвижения. Ему определенно не сидится дома, он объездил кучу фирмочек, занимающихся вопросами безопасности, и даже несколько юридических контор, раздавая свое резюме. Пока что ничего подозрительного.
– Еще бы, ведь мы следим за ним, – сказала Карен. – Он конечно, полный засранец, но, учитывая опыт его работы в правоохранительных органах, он наверняка заподозрил, что находится под наблюдением.
Бледсоу снял трубку радиотелефона на стене.
– Думаю, у нас есть все основания для того, чтобы получить ордер на обыск. Эрнандес, это твоя епархия. – Он перебросил телефонную трубку Робби. – Я свяжусь с лабораторией в своем полицейском участке и попрошу их направить бригаду экспертов-криминалистов к нему домой. Нам придется прочесать его квартиру мелким гребнем. В буквальном смысле.
Синклер расхохотался.
– Пожалуй, это единственный способ убедиться в том, что он чист.
Он взглянул на статью, которую они посвятили этой суке Линвуд. Сенатор штата, скажите на милость! Они что, не знали, что она погрязла в коррупции, как и большинство политиков? Да им плевать на все, что не касается их лично. Как бы мне собрать еще больше денег на свою избирательную кампанию? Как бы мне обеспечить свое переизбрание?
У всех политиков есть сокровенные темные секреты. Скелеты в шкафу. Интрижки на стороне, супружеские измены, незаконные сделки. Скрытые от налогообложения доходы. И прочие тайны, подобные тем, которые хранила эта сука Линвуд. Тайны, ради которых стоит убивать.
На мгновение он задумался над тем, сколько времени им понадобится, чтобы узнать ее тайну. Если это толковые полицейские, то, пожалуй, им не потребуется слишком уж много времени. А вот если они действительно такие бестолковые и беспомощные, какими выглядят – взять хотя бы тот факт, что до сих пор они не сумели поймать его! – то они могут и никогда не узнать об этом. И тут его как громом поразило. Может быть, ему стоило оставить для них подсказку?
Но что за жизнь без риска? Если бы он перестарался и преподнес им тайну на блюдечке, что они подумали бы о нем? Он умнее их, и он это доказал! Им никогда не найти его, как он и подозревал с самого начала. Ему осталось сделать еще кое-что, парочку вещей, и все, он покончит с этим. А что, если он совершит задуманное, а они так никогда не узнают, кого им следует винить? Хорошо это или плохо?
Кто будет знать обо всем? О том, что он – гений? Никто. Это плохо. И неинтересно.
Он не должен останавливаться, он не хочет останавливаться. А раз он не хочет, значит, и не станет останавливаться. Жажда убийства была еще слишком сильна в нем. Она… наполняла его. Когда его охватывало такое желание, его следовало удовлетворить. Но это навело его на мысль, что он, возможно, контролировал свои поступки совсем не так хорошо, как ему представлялось. Может быть, все дело не в том, что он хочет продолжать убивать, а в том что ему необходимо продолжать.
Внезапно эта мысль привела его в восторг. Он открыл дверцу морозильной камеры и вытащил оттуда свою постоянно пополняющуюся коллекцию рук. Каждая из них запомнится ему навсегда, и каждую можно с полным правом назвать шедевром. В своем роде, конечно.
Он выложил их на стол перед собой, расположив полукругом, внутри которого лежали бумаги, которые он раздобыл совсем недавно. Да, читать их было интересно и непривычно… психологический портрет, составленный старшим специальным агентом ФБР Карен Вейл. Очень впечатляет. Его делом занимается старший специальный агент – надо же! – а не просто специальный. Впрочем, они там все специальные, не так ли? Во всяком случае, они, похоже, думают именно так.
О, а вот это действительно недурной пассаж. «…Он определенно умен, уровень интеллектуального развития выше среднего. Может иметь специальное образование в области искусствоведения, теоретическое или практическое. Он может быть даже неудавшимся художником…»
Художник-неудачник?
«Сука! Мне удается все, что я задумал, и я – НАСТОЯЩИЙ художник! Приходи посмотреть на мою студию-мастерскую, на мои работы. Поговори с моими учениками. Как ты смеешь сомневаться в моих способностях и таланте?!»
Он нашел то место в документе, на котором остановился, и продолжил чтение: «…Имеет несколько укоренившихся подсознательных проблем… тяжелое детство…»
Господи, неужели это так заметно? Да! У него и впрямь было тяжелое детство.
