Представить жутко, что пришлось по долгу службы наблюдать Джорджу Ламли. Слова застряли в горле, но старший инспектор сам ответил на незаданный вопрос Роберта:
– Тринадцать лет назад, заподозрив Черил Варни в убийстве дочери, мы, разумеется, обыскали и дом, и сад, однако обнаружили только останки ее кота. Крышку колодца даже не заметили под дерном и сорняками. Нам тогда вообще повезло, что получили ордер, – улик-то не было, одна интуиция. – Ламли заранее ощетинился против возможных обвинений. Если на то пошло, спасти девочку не удалось бы и тринадцать лет назад. – Черил уже заявила, что действовала в состоянии помешательства. Дескать, так и не оправилась от послеродовой депрессии.
– Мы пойдем, – сказал Роберт. Еще несколько минут в этом доме – и за свой рассудок он тоже не отвечает. – Руби, дорогая…
Повиснув на руке Роберта, девочка только на улице окончательно разлепила глаза и вспомнила, где находится. Когда машина уже выехала с узкой улочки на основную дорогу, Роберт повернулся к Луизе:
– Ты что-то хотела мне сообщить?
Луиза оглянулась – Руби нацепила наушники, свернулась калачиком на заднем сиденье и моментально уснула.
– Нет, ничего. – Тонкие пальцы сжали запястье Роберта. – Ничего существенного. Правда.
Роберт следил за улетающей под колеса «мерседеса» бетонной лентой пустого в это время ночи шоссе M1, изредка поглядывая на Луизу – не задремала ли наконец? Она молчала, но глаза ее были открыты и устремлены в ночь.
Роберт понял сразу – она вернулась. Дом ожил, нашептывал обещания, в унисон с разгорающимся на горизонте оранжевым рассветом.
Пропустив внутрь Руби и Луизу, Роберт вынул ключ из замка и неслышно прикрыл за собой дверь. Сначала нужно убедиться…
– Давай на кухню, – сказал он Луизе. Давно пора перекусить.
– Я хочу спать! – простонала Руби.
– Ладно, солнышко. Иди к себе, я загляну через минутку. – Он успел провести ладонью по ее волосам, прежде чем девочка – снова его девочка! – поплелась наверх.
– Ну и ночка! – воскликнула Луиза и обняла Роберта – в тот самый миг, когда из-под пледа на кушетке вынырнула Эрин.
Женщины уставились друг на друга, глаза обеих расширились, и дремота вмиг слетела с Эрин.
– Роберт! – выдохнула она возмущенно.
– Эрин… – Он отвел руки Луизы. – Ты вернулась.
Эрин медленно поднялась и выпрямилась. Ее лицо сравнялось цветом с бледно-соломенными волосами, глаза-льдинки оценивали представшую перед ней сцену.
– Да уж, вернулась… Как последняя дура, – прошептала она. – Могла бы догадаться, что ты быстро найдешь мне замену.
– Ты ошибаешься.
Роберт покосился на бутылку с остатками красного вина на самом донышке. Эрин пошатнулась, перешагивая через плед. Всю ночь пила, понял Роберт.
– Да ты не волнуйся. Считай, меня уже нет. – Эрин криво улыбнулась, пытаясь сунуть ноги в шлепанцы. Ее опять повело в сторону. – Где моя дочь? Где ключи от моей машины?
– Наша дочь в постели. Она очень устала. А ключи от машины тебе не понадобятся, потому что ты никуда не едешь. – Роберт ухватил жену за руку.
– Ага. Ну хорошо, завтра ее заберу. – Эрин выворачивала руку, хотя сил для скандала у нее было маловато.
Роберт повел носом: она насквозь пропахла алкоголем, даже волосы и одежда, не говоря уж о дыхании. Он притянул ее к себе:
– Не говори ерунды. Я никуда тебя не отпущу в таком состоянии. Я тебя вообще от себя никогда не отпущу. Вот выпьешь литр кофе покрепче, тогда и поговорим.
Он повел ее на кухню, придерживая за плечи и думая о том, что обязан был точно так же поступить с Дженной… А он опустил руки. Дженна напилась, села за руль и погибла – потому что он не оставил ей выбора.
Роберт замедлил шаг и прислушался. Дженна молчала. На всякий случай он обшарил комнату взглядом – никого. В предрассветном сумраке сада Дженны тоже не было – лишь отражение Эрин в окне да его собственное, рядом с женой.
Прощай навсегда, безмолвно произнес он.
– Сейчас включу чайник! – Луиза чувствовала себя зажженной спичкой на бензоколонке.
Роберт усадил жену за стол, склонился над ноутбуком и пощелкал мышкой, выводя машину из спящего режима.
– Проверь почту, Луиза.
– Давай сначала выпьем ко…
– Нет. Проверь сейчас — или я сам! Сию же секунду он должен убедиться в том, что нагромоздил кучу несусветных подозрений на голом месте. Страшная правда Черил Варни сняла обвинения с Эрин. Ясно же, что Руби – ее родная дочь.
– Роб, неужели нельзя…
– Ага, вот оно. Письмо от Джека Хэммонда.
Роберт отвел ладонь Луизы от сенсорной панели и открыл письмо. Луиза упала на стул по другую сторону стола, чтобы не видеть монитора.
– Вся наша! – спустя мгновение воскликнул Роберт. (Эрин-то все равно понятия не имеет, о чем речь. К счастью, она и не догадывается, что муж устроил ей проверку.) – Девяносто девять и девять десятых процента! – И он с жаром поцеловал Эрин, словно та только что родила ему дочь. Впрочем, для Роберта так оно и было.
Эрин беспокойно смотрела на мужа и Луизу. Явно настороже, она, однако, ни о чем не спрашивала.
Луиза потянулась к ноутбуку, развернула к себе экраном.
– Мамочка! Ты уже дома! – Руби кинулась к Эрин. – Прошу тебя, больше не бросай папу. Не хочу, чтобы вы развелись! – Она и Роберта обняла за шею, привлекая к матери, и замерла, счастливая, забыв усталость последних часов.
Луиза оторвалась от монитора и молча слушала щебет Руби. Звонкий голос, улыбки и радость девочки превращали ее родителей в единое целое.
А потом Луиза встретилась взглядом с Эрин, и за долю секунды безмолвная мольба была послана и воспринята. Луиза медленно кивнула. Эрин отвела глаза.
– Нальют мне в этом доме кофе или нет? – бодро поинтересовалась Луиза и щелкнула мышкой, уничтожая письмо Джека Хэммонда. Пусть прошлое остается в прошлом. Она опустила крышку, и ноутбук с облегченным вздохом затих.
На улице холодно, хлещет дождь, и я сражаюсь с дверью, которую ветер норовит захлопнуть. Проскользнув внутрь, прислоняю сложенный зонтик к стене. Забуду ведь… Я улыбаюсь: забуду, совсем как Роберт забыл свой зонтик в нашу первую встречу. Обвожу взглядом кафе – она уже здесь или я пришла первой?
Поверх голов взлетает рука.
– Как тебе только удалось ухватить столик – народу тьма. – Я сбрасываю пальто на спинку стула. – Здесь самообслуживание?
Мотнув головой, Луиза вновь вскидывает руку, и вот уже юная официантка несет мой кофе.
– Ну, как дела? – улыбается Луиза.
– М-м-м…
С чего бы начать? Хотелось бы с кофе – после такой-то холодины. Так что Луизе придется подождать. Она и ждет.
– Вот, посмотри. – Достаю из сумки и протягиваю ей небольшой альбом с десятком фотографий.
Луиза рассматривает снимки не торопясь, отмечая каждую деталь. Совсем как я – по тысяче раз на дню.
– У нее твои глаза, Эрин. И нос, и губы…
– Она просто красавица! – восклицаю я и чувствую, что краснею – вроде сама себя расхваливаю.
– Уже сказала ей?
Я качаю головой. Забрасываю ногу на ногу. Откидываюсь на спинку.
– Я с ней даже не говорила.
– Ага, – кивает Луиза. – Куда спешить. Это точно. Теперь мне спешить некуда.
Прошло несколько месяцев, прежде чем наша жизнь вернулась в норму. И я счастлива. Если вся твоя жизнь – сплошной хаос, трудно даже поверить, что когда-нибудь все наладится.
Роберт теперь специализируется на защите прав детей. А началось все, по его словам, с двоих ребят Боуменов, Джоя и Алисы. Он избавил их от вечных скандалов и мордобоя родителей, и сейчас они живут в приемной семье – пока не решат, как быть дальше. Роб говорит, ребята учатся прощать любимых людей. Думаю, Роб и сам учится тому же самому.
Моя история стала еще одной причиной нового поворота в его карьере. По крайней мере, так он сказал, лежа рядом со мной в постели примерно через неделю после нашего с Руби возвращения из Брайтона. Мы с ним все еще ступали по очень тонкому льду. Роберт старался понять и принять обстоятельства появления на свет Руби и насилие, пережитое мною в детстве. Все к лучшему, убеждала я мужа. Ведь теперь он единственный отец Руби, и ему не с кем бороться за любовь дочери – ну, разве что со мной. О том, что Густав к нашей девочке не имеет никакого отношения, я умолчала.
– Мы справимся. – Ладонь Роберта легла на мой живот – жест скульптора, оценивающего материал для ваяния. – Я точно знаю. Понял это, когда думал, что потерял тебя.
– Мог и потерять… – Я перекатилась на бок и встретила его выжидающий взгляд. – Ты ж юрист до мозга костей, даже дома, даже со своей семьей. Все допытывался. Правда тебе нужна… – Я отвела глаза. Кое-что обо мне он все-таки не знает – и не узнает никогда. – Понимаешь, всю жизнь я удерживала окружающих по ту сторону барьера, которым отгородилась от мира. Уж в этом я преуспела, Роб. И лишь тебе удалось ко мне пробиться. (Господи, где найти слова, чтобы он понял?) Вот представь, что человек ранен. Сорви с этой раны пластырь. Если даже просто прикоснуться к больному месту – человек дернется. Но тебе и этого мало, ты суешь в рану палец и ковыряешь ногтем!
