Взяв свою элегантную сумку, он поднялся по лестнице в туалет. Там никого не было. Фун устремился в крайнюю кабинку у стены и закрылся на задвижку.
Там он расстегнул сумку и быстро переоделся. Теперь на нем были кремовые широкие брюки, двубортный пиджак шоколадного цвета, украшенный двумя рядами ярких медных пуговиц, и вышитый галстук. Фун Муньва застегнул на левом запястье новенькие часы «Картье Тэнк» вместо своих, обычных, а со дна сумки извлек фетровую шляпу с большими полями. В дороге она слегка помялась. Он разгладил рукой фетр. Дело сделано.
Джинни Юнг откинулась в кресле салона первого класса. Самолет «Джумбо», восточных авиалиний, рейс номер десять нес ее из Гонолулу в Токио. На глаза Джинни был надвинут козырек от света. У нее болела голова, подташнивало, и она уже потеряла представление, какой сегодня день, так как за последние сорок восемь часов дважды пересекла международную демаркационную линию суточного времени.
Кто-то тронул ее за руку.
— Миссис Юнг, — мягко сказал Ленни. — Извините, что разбудил вас, но мы скоро пойдем на посадку.
— Где Саймон? — спросила она, нажав на кнопку, чтобы поднять спинку кресла.
— В хвосте. Он пытается определить, нет ли слежки.
— О, только не это! — Джинни массировала виски. — Это очень опасно для тебя. Я, по крайней мере, сделала пересадку на Гавайях. Если бы Саймон отправил меня с тобой до Лос-Анджелеса, я бы не справилась.
— Было необходимо, чтобы все выглядело как настоящая деловая поездка. Иначе пересадка в Токио не имела бы смысла. — Ленни помолчал. — Миссис Юнг.
— Да?
— Я хочу сказать вам кое-что. Вы всегда были так добры ко мне… Но я не хочу, чтобы мистер Юнг знал, во всяком случае пока.
Она смотрела на Ленни, догадываясь, что у него на уме.
— Продолжай.
— Я думал о своем будущем.
— И?
— Я не… представляю, как смогу остаться в «Дьюкэнон Юнг».
Джинни вздохнула.
— Я тоже не представляю.
— Поймите меня правильно. Я хочу сделать это для Мэта, поверьте!
— Я никогда не сомневалась в этом. — Джинни коснулась его руки. — Ты очень храбрый.
— Нет. Он мой лучший друг, вот и все. И меня не волнует, что «Апогей» будет передан тайваньцам. Думаю, это будет только справедливо, правда?
— Честно говоря, не знаю.
— Оба лагеря должны заполучить это устройство. Тогда ситуация придет в равновесие.
— Может быть. Но разве она не превратится в то, что называют балансом страха? — Ленни ничего не ответил, и Джинни продолжала: — Значит, ты поэтому покидаешь нас? Тебе не нравится, что мой муж монополизирует твои изобретения?
— Отчасти поэтому. «Апогей» — это гораздо больше, чем оружие. С его помощью изменятся технологии всех производств, а мистер Юнг, кажется, не желает это понимать. «Апогею» предстоит заменить людей в таких масштабах, каких мы не знали прежде, и…
— Не всем понравится эта идея. Что станет с людьми, которых заменит «Апогей»?
Ленни с грустью смотрел на нее.
— Вы хотите остановить меня, хотите, чтобы я бросил дело всей моей жизни… отказался от цели моего существования?
— Нет, конечно нет. Но если это то, из-за чего ты уходишь, то, возможно, мой муж мог бы…
— Нет, есть и другие причины. Я получил предложение из Америки. Обзавестись видом на жительство не составит никакого труда, могу подать прошение и о предоставлении гражданства. Может быть, я зря рассказываю вам все это?
— Нет, не зря.
— И что вы об этом думаете?
Джинни ответила не сразу.
— Наверное, это правильно. С тех пор как твои родители… — Она замолчала и ласково улыбнулась сидевшему рядом молодому человеку. — Я хочу сказать, что теперь тебя ничто не удерживает в Гонконге, а тысяча девятьсот девяносто седьмой год не за горами.
— Об этом я и думал. Мне кажется, мать и отец поддержали бы меня.
— Наверняка, они всегда хотели, чтобы ты получил образование, которого были лишены сами, живя на материке. Помнишь, как они заставляли тебя работать?
Ленни смутился. Он понимал, что Джинни намеренно стремится пробудить у него воспоминания, чтобы помочь ему встретиться с проблемой его родителей лицом к лицу, но на душе у него по-прежнему лежал камень.
— Помню. Никаких игр, пока не будут сделаны уроки, и еще…
— И еще книги, которые они заставляли тебя читать.
— Хотя сами читать не умели.
— Именно поэтому. Но дело того стоило. — Джинни решительно тряхнула головой. — Я уверена, они были бы рады.
— Тогда я ухожу. Как только все закончится. Только вы ничего не говорите…
Саймон опустился в кресло позади Джинни.
— Нет, продолжай, Ленни. О чем ты?
Но Ленни молчал.
— Ты выследил их? — спросила Джинни.
— Да. Его, а не их. Средних лет китаец в бизнес-классе. Увидишь, когда приземлимся. Ему лет сорок пять, одет в голубой костюм, очки в серебряной оправе, портфель из свиной кожи с медными застежками.
— По-моему, я видела его раньше, — пробормотала Джинни.
— Когда?
— На прошлой неделе. Какой-то человек шел за мной по Натан-роуд. Господи, как я хочу, чтобы Питер Рид оставил нас в покое.
— Почему ты думаешь, что он из шайки Питера?
Зажглась надпись «не курить». Джинни выглянула в иллюминатор и, увидев, как мимо пронеслась мачта с красными и белыми полосками, поняла, что они вот-вот приземлятся.
— Потому что в Гонконге он, кажется, везде совал свой нос, вот почему. Ты сам говорил, что он постоянно настаивает на усиленной охране.
— Не думаю, что это Питер.
Самолет коснулся земли.
— Ну вот мы и приехали. Никаких репетиций, никаких ложных стартов. Операция началась.
Когда они выходили из салона, Джинни оглянулась. Китаец, которого описал ей Саймон, запихивал в портфель газету. Встретившись глазами с мужем, она кивнула.
Они преодолели коридор номер сорок пять и несколько мгновений стояли, оглядываясь в поисках свободных кресел, чтобы присесть.
— Помните, — прошептал Саймон, — мы проведем на земле только три часа. Рейс номер семнадцать до Гонконга, самолет вылетает в десять минут пятого. За это время нужно все успеть. — Он сделал паузу. — Ленни, ты уверен, что хочешь пройти через это?
— Да. Абсолютно уверен.
— Мы не имеем права просить тебя об этом. Ты мне ничего не должен. Все как раз наоборот…
— Вы имеете в виду моих родителей? Мы не вернем их, бросив Мэта в дерьме.
— Ленни, но… Ты отдаешь себе отчет, на что способны эти люди?
— Он прав, — вставила Джинни, но голос ее дрожал и уверенности в нем не слышалось. Очевидно поняв это, она поспешила заговорить дальше: — Знаешь, что мучает меня больше всего? Что я должна бы запретить тебе участвовать в этом безумии… Но здесь замешан Мэт, он где-то рядом. И… я не могу.
— Миссис Юнг, я не поехал бы, если бы не был полностью уверен. Я отправлюсь и выполню свою работу, а потом они отпустят меня домой.
— Ладно, — проворчал Саймон. — Давайте попытаемся немного расслабиться.
Они подошли к ближайшему ряду кресел. Саймон откинулся на спинку и окинул взглядом молодого человека, сидевшего рядом. Это был китаец лет двадцати, с серьезным сосредоточенным лицом, с усами, одетый в кремовые брюки и двубортный пиджак шоколадного цвета с медными пуговицами. В руке он держал мягкую фетровую шляпу.
— Ты определенно знаешь, что я до конца своих дней не смогу расплатиться с тобой за это, — сказал Саймон.
— Мне не нужна плата, — холодно ответил Ленни. — Я хочу, чтобы Мэт был на свободе.
— Спасибо. — На лице Саймона появилась тусклая улыбка. — Надеюсь, ты не считаешь, что «Апогей» для нас потерян?
Ленни промолчал.
— Понятно. Ну, ладно. Слева от тебя… нет, не оборачивайся… слева сидит китаец, которого я уже видел. Я бы хотел, чтобы ты встал и прошелся перед ним так, чтобы он не смог тебя не заметить, хотя он будет притворяться, что не обращает на тебя внимания. Согласен?
— Да. — Ленни встал. — Пойду куплю сандвич. Миссис Юнг, — сказал он громко, — вы хотите что-нибудь?
— Да… кофе, пожалуйста.
Когда Ленни медленной походкой отошел от них, Джинни пересела на другое кресло, поближе к мужу.
— Все хорошо?
— М-м? Да. А что?
— Наверное, ты устал.
Лицо Саймона было бледным, изможденным и влажным от пота. Красноватые мешки появились под глазами. Саймон подавил зевоту и покрутил головой, чтобы расслабить мускулы шеи.
— Долгий перелет, вот и все. Дорогая?!
— Да?
— Спасибо, что приехала. Не знаю, как бы я справился без тебя.
— Я не могла поступить иначе… — Джинни почувствовала, что к глазам подступают слезы. — Саймон… — прошептала она.
— М-м?
— Все… погибло?
— Думаю, да, — ответил он спокойно. — Если пройдет слух, что я продал «Апогей» тайваньцам, Пекин мне не простит.
