Жива, думает Пит, а потом: Ублюдок сделал ей больно. Только это неправда.
«Это я сделал ей больно. Это моя вина. Моя, моя, моя».
51
Моррис, сидя на коробке с надписью «КУХОННАЯ УТВАРЬ», смотрит на умолкший мобильник Тины. На повестке дня один вопрос, и он требует срочного ответа: правду ли говорит мальчишка или врет?
Моррис думает, что мальчишка говорит правду. В конце концов, они оба выросли на Сикомор-стрит, оба смотрели кино на втором этаже, сидели на складных стульях и ели поп-корн, который продавал местный отряд герлскаутов. Логично предположить, что они оба выбрали для тайника заброшенное здание, расположенное неподалеку от дома, в котором они жили, и от места захоронения сундука. Но главным доводом стало объявление, которое Моррис видел на фасаде, когда первый раз осматривал Центр досуга: «ЗВОНИТЕ В РИЕЛТОРСКОЕ АГЕНТСТВО ТОМАСА ЗАУБЕРСА». Если отец Питера занимается продажей здания, мальчишка мог без труда раздобыть ключ.
Моррис хватает Тину и тащит через подвал к котлу отопления, огромному, покрытому пылью динозавру, занимающему целый угол. Девчонка издает очередной противный вопль, когда пытается наступить на распухшую ногу, и та подгибается под ее весом. Он вновь отвешивает девчонке оплеуху.
– Заткнись, – рычит он. – Сколько можно скулить?
Провода от компьютера не хватит, чтобы крепко привязать ее, однако на стене висит фонарь, вокруг которого обмотано несколько ярдов оранжевого электрического провода. Сам фонарь Моррису ни к чему, но провод – дар Божий. Он не думал, что может еще сильнее разозлиться на вора, – и ошибся. Готов спорить, Джимми Голду это бы понравилось. Какое право имел вор говорить о творчестве Джона Ротстайна? Творчество Ротстайна принадлежит ему!
– Поворачивайся.
Тина двигается не так быстро, как хочется Моррису, который по-прежнему кипит от ярости. Он хватает ее за плечи и разворачивает. На этот раз Тина не кричит, но стон срывается с ее плотно сжатых губ. Ее любимая желтая блуза перемазана подвальной пылью.
Моррис закрепляет оранжевый провод на компьютерном шнуре, которым связаны запястья Тины, перебрасывает фонарь через одну из труб котла. Туго натягивает провод, заставляя девчонку снова застонать: ее связанные руки задираются вверх.
Моррис завязывает новый шнур двойным узлом, думая: «Они все время были здесь, и он считает, что это забавно? Что ж, если он хочет посмеяться, я ему это устрою. Пусть сдохнет, смеясь».
Он наклоняется, уперев руки в колени, чтобы его глаза оказались на уровне глаз сестры вора.
– Я иду наверх за тем, что принадлежит мне, подружка. А еще убить твоего брата, который меня достал. Потом я вернусь и убью тебя. – Он целует ее в кончик носа. – Твоя жизнь закончена. Я хочу, чтобы ты подумала об этом в мое отсутствие.
И спешит к лестнице.
52
Пит в кладовой. Дверь едва приоткрыта, но этого достаточно, чтобы увидеть, как Красногубый пробегает мимо, с маленьким красно-черным пистолетом в одной руке и мобильником Тины – в другой. Пит вслушивается в эхо его шагов, разлетающееся по пустым комнатам первого этажа, но как только оно сменяется бух-бух-бух – это Моррис поднимается в Субботний кинозал, – спешит к лестнице в подвал. По пути бросает обувь. Руки должны быть свободны. Он также хочет, чтобы Красногубый точно знал, где его искать. Может, подонок чуть притормозит.
Глаза Тины широко раскрываются, когда она видит его.
– Пит! Вытащи меня отсюда!
Он идет к ней, смотрит на переплетение узлов – белый шнур, оранжевый, – стягивающих ее руки за спиной и не дающих отойти от котла. Узлы тугие, и при взгляде на них Пита охватывает отчаяние. Он ослабляет один из оранжевых узлов: теперь Тина может немного опустить руки и снять часть нагрузки с плеч. Начинает развязывать второй, когда звонит его мобильник. Волк ничего не нашел наверху и желает узнать, в чем причина. Вместо того чтобы ответить, Пит бежит к стоящей под окном коробке. С надписью «КУХОННАЯ УТВАРЬ». Видит следы подошв на крышке и знает, кто их оставил.
– Что ты делаешь? – спрашивает Тина. – Развяжи меня!
Но развязать – это только первая часть дела. Вытащить сестру отсюда – вторая, и Пит не уверен, что ему хватит времени на обе до возвращения Красногубого. Он видел лодыжку Тины, которая настолько распухла, что уже и не похожа на лодыжку.
Красногубый теперь обходится без мобильника Тины. Кричит наверху. Орет.
– Где ты, гребаный сучий сын?
«Два маленьких поросенка в подвале и один большой злой волк наверху, – думает Пит. – И у нас нет даже соломенного домика, не говоря уже о каменном».
Он выносит коробку, которую Красногубый использовал как ступеньку, на середину подвала, открывает. Шаги гремят уже у них над головой. Красногубый так стучит ногами по полу, что дрожат старые полосы утеплителя, свисающие с потолка. Лицо Тины – маска ужаса. Пит переворачивает коробку, вываливая на пол «Молескины».
– Пит, что ты делаешь? Он же идет!
«Как будто я не знаю», – думает Пит, открывая вторую коробку. Когда он добавляет записные книжки из нее к куче на полу, шаги затихают. Красногубый увидел туфли. Он открывает дверь в подвал. Осторожно. Пытаясь просчитать, что все это значит.
– Питер? Ты заглянул в гости к своей сестре?
– Да! – кричит в ответ Пит. – С пистолетом в руке.
– Знаешь что? – говорит волк. – Я тебе не верю.
Пит свинчивает крышку с банки жидкости для зажигалок и переворачивает банку над грудой записных книжек, поливая рассказы, стихотворения, сердитые, пьяные мысли, которые часто обрывались на полуслове. А также два романа, завершающие историю запутавшегося в жизни американского парня по имени Джимми Голд, продирающегося сквозь шестидесятые и ищущего хоть какое-то искупление грехов. Ищущего – по его словам – хоть какое-то дерьмо, которое что-то значит. Пит достает зажигалку, но та выскальзывает из пальцев. Господи, он уже видит тень этого человека. И тень пистолета.
Глаза Тины – блюдца ужаса над окровавленными носом и губами. Мерзавец ее бил, думает Пит. Почему? Она же маленькая девочка.
Но он знает. Его сестра заменила собой того, кого Красногубый действительно хочет избить.
– Тебе лучше в это поверить, – отвечает Пит. – Сорок пятый калибр, гораздо больше твоего. Он лежал в столе моего отца. Тебе лучше уйти. Это будет самое разумное.
Пожалуйста, Господи, пожалуйста.
Но на последних словах голос Пита срывается на фальцет тринадцатилетнего мальчишки, который нашел эти записные книжки. Красногубый все понимает, смеется и начинает спускаться. Пит хватает зажигалку – на этот раз крепко, – откидывает крышку в тот самый момент, когда Красногубый появляется на лестнице. Крутит колесико и в ужасе осознает, что не проверил, заправлена ли она, и этот просчет в ближайшие десять секунд может стоить жизни и ему, и его сестре. Но от искры вспыхивает ровное желтое пламя.
Пит держит зажигалку в футе над грудой записных книжек.
– Ты прав, – говорит он. – Пистолета нет. Но кое-что я в отцовском столе нашел.
53
Ходжес и Джером бегут через бейсбольное поле. Джером впереди, но Ходжес не слишком отстает. Джером останавливается на краю баскетбольной площадки и указывает на зеленый «субару», который припаркован в разгрузочно-погрузочной зоне. Ходжес читает индивидуальный номер – «КНИГ0В03» – и кивает.
Они направляются к зданию, когда изнутри доносится яростный крик: Где ты, гребаный сучий сын?
Кричал, само собой, Беллами. А гребаный сучий сын – несомненно, Питер Зауберс. Парнишка проник в Центр досуга с помощью отцовского ключа, следовательно, парадная дверь открыта. Ходжес указывает на себя, потом на Центр досуга. Джером кивает, но говорит тихим голосом:
– У вас нет пистолета.
– Это правда, но я сердцем чист, а потому как дюжина силен[31].
– Что?
– Оставайся здесь, Джером. Я серьезно.
– Вы уверены?
– Да. У тебя нет ножа? Хотя бы перочинного?
– Нет. Извините.
– Ничего, но посмотри, что здесь есть. Найди бутылку. Наверняка их тут много. Мальчишки скорее всего пьют здесь пиво, когда стемнеет. Разбей ее и порежь шины. Если что-то пойдет не так, он не должен удрать на автомобиле Холлидея.
Лицо Джерома говорит, что его такой вариант совершенно не устраивает. Он сжимает руку Ходжеса.
– Только никаких подвигов камикадзе, Билл, слышите? Вам не в чем себя винить.
– Я знаю.
По правде говоря, ничего такого он не знает. Четырьмя годами раньше женщина, которую он полюбил, погибла при взрыве бомбы, предназначавшейся ему. Не проходит и дня, чтобы он не думал о Джейни, не проходит и ночи, чтобы он, лежа в постели, не говорил себе: «Если бы я был чуть быстрее. Чуть умнее».
