Анетта пожала плечами. Лизен молчала, кажется хотела спать. Она отставила пустой бокал и выпрямилась на стуле:
– Мне надо туда съездить.
– Это слишком опасно, – возразил я.
– Уверена, он не сделает ничего плохого. Я ему нравлюсь, – заявила Лизен. Она перевела взгляд на Арне. – Где мне лечь, вы говорите?
Они вышли из кухни.
– Если я присоединюсь к Лизен, нас будет двое, – продолжала уговаривать меня Анетта.
– Но как вы объясните ему свое присутствие?
– Подруга Лизен. Решили заехать вместе его навестить. – Анетта поджала губы. – Я надену кепку или подберу волосы. И уж конечно, выберу другое пальто.
Арне вернулся на кухню и сообщил, что Лизен уснула сразу, как только легла в постель. Он накрыл ее одеялом. Анетта зевнула и тоже ушла, и мы с Арне остались одни.
– Знаешь, что я тебе еще хотел сказать? – спросил Арне.
– Что?
– Кто оплачивает проживание Йоте в доме престарелых, не догадываешься?
– Бергстрём, – не задумываясь, ответил я.
– Счета приходят из «Гибаба», все оплачивает «Гибаб».
– Что нам делать с этой информацией?
Арне откинулся на спинку кухонной скамьи и сложил руки на животе:
– Но если Эва Монссон передаст фотографии Бергстрёма в Интерпол… – Он замолчал, оборвав фразу на полуслове.
– У нас их много, стоит попробовать, – подхватил я. – Я не спрашиваю, как ты раздобыл эти сведения, Арне, но ты проделал грандиозную работу.
Я сказал это не морщась, хотя слово «грандиозный» совсем не из моего лексикона.
Дома, ноябрь
Возможно, все это – игра воображения, но Герт-Инге до сих пор чувствовал запах ее духов. Казалось, его одежда им пропиталась.
Он уселся на кухне. За этим столом могла бы свободно разместиться дюжина человек, но такого ни разу не случилось, он всегда был один.
Не считая раггара, который изредка заглядывал на чашку кофе. Его отец и брат-идиот здесь не появлялись.
Перед Гертом-Инге лежала разогретая пицца. Как бы они ни рекламировали свои замороженные лепешки, в них ничего нет от настоящей пиццы. Жесткие как резина и отдают тухлятиной.
Герт-Инге поставил ботинки в прихожей и повесил на вешалку пальто.
Он ел в пиджаке и снял его, отставив пустую тарелку. Положил пиджак на скамью, наклонился к нему, принюхался.
Лизен прижимала Герта-Инге к себе. От ее волос исходил изумительный запах. Герт-Инге был как во сне.
Но у людей его мира другая аура, они не могут так пахнуть. Кроме того, Герт-Инге читал, что во сне не бывает ни запахов, ни красок. Так что лучше всего пробудиться и не воображать того, чего нет.
Правильно учила его мать.
В Герте-Инге жило нечто такое, чего не должно было в нем быть, что делало его недостойным и кружки воды.
Так говорила мать. Но в засуху, когда колодцы пересыхают, вода стоит дорого.
Однажды он сказал ей это. Мать разозлилась, послала его за березовыми розгами и поставила пластинку Ричарда Клиффа. Так она в очередной раз показала Герту-Инге, что он ничего не стоит, в том числе и кружки воды, как бы дорого за нее ни давали в засуху.
Он не мог взять в толк, почему слова матери, ее ненависть и злая улыбка до сих пор сидят в нем, словно зазубрины.
Это такие женщины, как Лизен, знают себе цену. Он же обречен вечно ползать на брюхе.
Герт-Инге давно осознал свою миссию – наказывать женщин. При этом он ни разу не воспользовался тем, за что их наказывал.
Это не было ему нужно.
Покончив с очередной жертвой, он чувствовал удовлетворение, как от хорошо выполненной работы, не более.
Бэтмен защищал свой город, Герт-Инге – справедливость.
Что изменилось бы, окажись Бертил Мортенссон его отцом?
У Бертила и его супруги не было детей, и это несправедливо, потому что не существовало на свете человека добрее Бертила.
Поначалу Герт-Инге думал, что его папа пропал, но потом мать сказала, что его отец – совсем другой мужчина. Он не удивился, ведь полицейский Йоте Сандстедт был постоянным клиентом матери. Вечно шумный и неприятный, он смеялся так, что становилось совсем невесело. Но он кое на кого поднажал, и Герт-Инге остался жить в доме матери, когда она умерла.
Однако после звонка на мобильный, который застал Герта-Инге возле гостиницы «Савой», выяснилось, что и это ложь.
Йоте Сандстедт во всем сознался, назвал настоящего отца Герта-Инге.
Герт-Инге никогда не видел этого человека. Своего отца… деда…
Это оставалось за пределами его понимания.
Мысли путались в голове.
Герт-Инге прижал пиджак к лицу и глубоко вдохнул.
Андерслёв, ноябрь
Было еще темно, когда Анетта Якобсон меня разбудила. Всю ночь меня мучили кошмары, я вздрагивал и пробуждался. Но под утро, когда Анетта меня толкнула, я спал, как никогда, крепко.
– Мне пора.
Она успела одеться.
– Который час? – пробормотал я.
– Без пяти шесть. Мне только что позвонили, надо работать.
– Что случилось?
– Пожар в доме престарелых. Один старик погиб. Меня приглашают снимать для местной газеты.
– Где это?
– В Хёкёпинге. Точно не знаю, но у меня есть GPS. Я позвоню.
Когда ее машина отъехала от дома, я опомнился.
Хёкёпинге? Дом престарелых? Пожар?
Арне, в белой пижамной рубахе, сидел на кухне с чашкой кофе.
– Девушка уехала, – пожаловался он.
Я кивнул.
– Мне она понравилась.
– Она хорошая, – согласился я.
– Сказала, пожар.
– Да, я тоже слышал.
– Значит, ты думаешь о том же, что и я?
– Может, совпадение?
– Сам-то в это веришь? В Хёкёпинге только один дом престарелых, и оба мы знаем, кто там живет и кто за него платит.
– Не выдумывай. Пожары – обычное дело.
По местному радио сообщили, что при пожаре в доме престарелых в Хёкёпинге погиб один человек. Огонь локализовался в пределах его комнаты, больше никто не пострадал. Тем не менее персонал больницы перестраховался и эвакуировал нескольких человек из соседних комнат. Одна женщина попала в больницу.
По словам представителя пожарной службы, говорить о причинах трагедии было преждевременно.
Я зашел на страничку местной газеты в Интернете и увидел знакомый корпус.
Сюжет по телевидению прошел спустя час. В кадре мелькали полицейские и пожарные машины. Парадную лестницу окружили заградительной лентой, но фотографы сняли здание с обратной стороны, куда выходили закопченные окна пострадавшей комнаты. Сомнений не оставалось: апартаменты принадлежали Йоте Сандстедту. Я сам проникал к нему через эту балконную дверь. И единственная жертва наверняка и есть Йоте Сандстедт.
В титрах мелькнула фамилия Анетты. Я выключил телевизор и вышел на кухню.
– Это комната Сандстедта, – объявил я Арне.
– Я не удивлен, – пожал плечами старик.
– Лизен проснулась?
– Чистит зубы.
У женщин круга Лизен Карлберг не бывает похмелья, но в то утро с первого взгляда на Лизен становилось ясно, что выпила она гораздо больше одной рюмки виски.
– Кофе есть? – спросила Лизен, выдвигая стул.
Голос звучал непривычно низко и хрипло.
– Есть кофе, яйца, бекон и жареная картошка, – сообщил Арне.
Лизен поморщилась:
– Кофе вполне достаточно. Какие планы на сегодня?
– Не знаю, – пожал плечами я.
Лизен посмотрела на меня удивленно:
– А почему полиция этим не занимается?
– Мне и самому хотелось бы знать, – отозвался я. – Думаю, им очень интересно это дело, но полиция не может просто так схватить человека и потащить его на допрос. Мой знакомый инспектор Эва Монссон – Арне ее знает – считает, что у нас нет улик против Бергстрёма, имеющиеся у нас факты ничего не доказывают.
– Но ведь все ясно как божий день. Должен же кто-нибудь опознать Бергстрёма.
– Он умеет маскироваться.
– А что, если послать его снимки в Южную Африку и показать девушке из Капстадена? – спросил Арне.
– Все зависит от того, в каком виде он перед ней предстал, – пожал плечами я.
– Странно, – заметила Лизен. – А где Анетта?
– Уехала снимать пожар в Хёкёпинге. Мы подозреваем Бергстрёма.
– Что?
Я развел руками и повернулся к Арне:
– Как ты смотришь на то, чтобы пригласить сюда Эву Монссон?
– А она приедет? – засомневался он.
– Примчится, как только я скажу, что здесь подают мясо под луковым соусом.
– О’кей, – кивнул Арне.
– Я все же думаю, что мне нужно съездить к нему домой, – задумчиво проговорила Лизен.
– Но что это даст?
– Разведка, не более, как сказала Анетта.
– Неужели вы рассчитываете что-нибудь у него найти? До сих пор Бергстрём тщательно заметал следы.
– В любом случае мы ничего не теряем.
– Но он может…
– Что?
– …выпороть вас.
– Пусть попробует.
– Он непредсказуем.
– Я ему нравлюсь.
– Он наказывает именно тех, кто ему нравится.
– Даже не смешно, – надулась Лизен.
– Может быть, но я не советую вам ехать домой к Бергстрёму. Даже вдвоем с Анеттой.
