Лизен поднялась и долила себе кофе.
– Я свободный человек. – (Против этого не возразишь.) – Я не обязана делать только то, что вам нравится.
– Речь не об этом…
– Нельзя же так оставлять, надо что-то делать!
– Это не значит, что делать надо глупости.
Я чувствовал себя в дурацком положении. Лизен не отвечала. Она подула на кофе и заглянула в чашку, будто надеялась увидеть ответы на наши вопросы.
Она пила черный, без сахара.
Хелльвикен, ноябрь
Заснуть он так и не смог. В пять утра сел в машину, поехал куда глаза глядят и вскоре обнаружил себя в Хелльвикене, возле дома Лизен Карлберг.
Когда-то Герт-Инге поджидал ее здесь. Теперь оказался в этом месте снова. Сам не понимая почему.
В прошлый раз у него была миссия. Сегодня же он не знал, что должен делать и чего хочет. Раньше он собирался преподать ей урок, сейчас его мысли путались.
Она не опустила жалюзи, и в комнатах не горел свет.
Неужели Лизен нет дома?
Тогда он звонил ей на мобильный и сказал, что ошибся номером. Наблюдал, как она с ним разговаривала.
Может, позвонить в дверь?
По радио говорили о пожаре в Хёкёпинге. Один человек погиб.
Герта-Инге это не удивило.
По словам пожарного, обсуждать причины трагедии преждевременно. У них всегда так. Спросили бы лучше Герта-Инге.
Раггар, конечно, идиот, но понимает толк в поджогах и автомобилях.
Уже стемнело, когда на повороте показалась машина Лизен.
Свет фар ложился на дорогу, но Герт-Инге спрятался в ельнике, отделявшем трассу от побережья.
Лизен вышла из машины и поставила дверь на сигнализацию. На миг «конуру» осветила вспышка. Лизен быстро пошла к дому, щелкнула ключом и исчезла за дверью.
Меньше чем через минуту тремя лестничными пролетами выше загорелся свет. Потом опустились жалюзи. Что она делает? Раздевается? Ложится в постель?
Герт-Инге попытался представить Лизен голой. И тут его молнией поразила мысль: почему она не ночевала дома? Развлекалась с мужчиной? Нет, нет… Как такое могло прийти в голову. Лизен не такая, как все…. Тем не менее в Копенгагене он видел ее в компании некоего шалопая.
Герт-Инге сжал обеими руками руль, зажмурился и наклонил голову. Перед глазами стояла картина: Лизен Карлберг в постели с мужчиной.
Если он и задаст ей трепку, то ради ее же блага. Потому что Лизен значит для него больше, чем другие.
Но вот свет за жалюзи в ее спальне погас, и Герт-Инге успокоился.
Судя по всему, Лизен легла спать.
Некоторое время Герт-Инге сидел, глядя перед собой. Светало. Он завел машину, порулил в сторону Мальмё, однако вскоре почувствовал, что ему непременно нужно через мост, в Копенгаген.
Он сам еще не понимал, что из этого выйдет.
Возможно, все закончится парой пакетов чипсов из свиной шкурки, что тоже неплохо.
Андерслёв, ноябрь
Я позвонил Эве Монссон и рассказал обо всем, что произошло за последние сутки. По крайней мере, бульшую часть.
Эва Монссон слушала молча. Только под конец согласилась приехать в Андерслёв.
– Она будет, – передал я Арне.
– Тогда я пойду закупаться, – отозвался он.
– Нужна помощь? Ты и так потратил много денег.
– За удовольствие нужно платить, – изрек Арне. – В последний раз я веселился так в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, когда на ярмарке в Шёбо понесла лошадь.
Арне достал авторучку, пожелтевший лист бумаги – купленной, наверное, еще в старом поселковом магазине – и составил список покупок.
– Буду рада познакомиться с кем-то из твоих друзей, – сказала Эва. – Может, хоть это развеет мои сомнения в их существовании.
Последние слова меня испугали. В них звучал намек на то, что Эва знает о моих связях больше, чем я думаю. Но возможно, всему виной моя мнительность.
Стоило «вольво-дуэтту» Арне отъехать от дома, как я включил ноутбук и разложил на столе газетные вырезки. Помимо работы над статьей, мне предстояло разослать электронные письма, о которых я еще никому не рассказывал.
Пришло время сдвинуть дело с мертвой точки.
Перед уходом я оставил Арне записку на кухонном столе – сообщил, что решил прогуляться.
Это был типичный день сконской осени: пасмурный и холодный. Небо покрывали тучи, словно пуховое одеяло. В воздухе висел противный ледяной туман, в любую минуту готовый прорваться ливнем. Я сел в машину и взял курс на север.
Прошло полгода с тех пор, как я в последний раз бывал в этих местах. Тогда здесь все зеленело и светило солнце. Людей и в тот раз встретилось немного, теперь же их не наблюдалось совсем. Дома стояли серые и понурые.
Я повернул к особняку Герта-Инге Бергстрёма.
Здесь тоже не оказалось ни души. Во дворе Бенгтссонов стоял квадроцикл, но приплюснутого красного автомобиля я не заметил. Я остановил машину, вышел и заглянул в кабину. Руль квадроцикла напоминал мопедный. Перед ним блестела небольшая приборная панель.
Шагать по мощенному булыжником двору в сапогах на каблуках оказалось еще то удовольствие. Все же я подошел к двери и постучал. Никого. Вокруг стоял запах машинного масла. Я заглянул в кухонное окошко справа и увидел накрытый клетчатой клеенкой стол, на котором стоял пакет молока, лежала початая пачка масла, нож, большой кусок сыра на тарелке, полбатона и две кофейные чашки. Черно-белая кошка прошмыгнула под скамейку под моими ногами, и я вскрикнул.
Cool, Harry, keep cool[64].
Я сам не понимал, что здесь делаю и как буду выкручиваться, если хозяева окажутся дома.
Я вышел на дорогу и направился к воротам Бергстрёма, размышляя, стоит ли в них звонить. Однако, дойдя до кнопки домофона, так и не решился ее нажать, вместо этого двинулся дальше вдоль стены, пока она не закончилась, после чего побрел обратно.
Стена была длинной и около полутора метров высотой. Однако ловкому человеку не составило бы труда перелезть через нее и оказаться в березовой роще. Я встал на багажник и заглянул во двор. К забору примыкало строение не более пяти-шести метров длиной. Больше ничего примечательного я не увидел, сошел с багажника, сел за руль и поехал обратно.
Напугавшая меня кошка все еще сидела у дома Бенгтссонов.
Я застал Арне с Анеттой на кухне. Девушка управилась с работой и заехала поблагодарить старика за гостеприимство. Он предложил ей бутербродов с печеночной колбасой и свеклой.
– Я знал погибшего, – признался я. – Он выдавал себя за отца Бергстрёма. Полицию мы еще в известность не ставили.
– И это действительно он? – спросила Анетта.
– Похоже на то, – констатировал я. – А Биргит Лёвстрём была там?
– В доме престарелых?
Я кивнул.
– Да, кажется, так ее звали, – удивилась Анетта.
– Я тоже с ней встречался, но мы поссорились.
– Странно.
Арне и на этот раз оказался прав: она славная девушка.
Я рассказал о намерении разослать фотографии Бергстрёма всем свидетельницам.
– Не забудь про парня, с которым сидел в пабе в Гётеборге, – напомнил Арне.
– У меня нет его телефона. Когда он звонил мне, на дисплее высвечивалось «номер скрыт». Кроме того, он наверняка уехал домой.
– Разве его нельзя найти по имени?
– Мне он назвал одно имя, коллегам – другое. Не так-то просто найти человека по имени, если у него их несколько. Он получает деньги и исчезает. А девочкам я пошлю не только фото, но и ролики. Они видели Бергстрёма давно, но помнят, какой он крупный и неуклюжий. Думаю, им будет легче узнать его в движении. Я сочиню сопроводительное письмо и приложу к нему ролики и фото. Пусть сами решают, стоит ли это открывать.
И пока Арне готовил ужин, я разослал мейлы Марии Ханссон из Билльдаля, Сесилии Джонсон из Новой Зеландии и Малин Фрёсен из Блекинге – ей воспоминания дались труднее всех.
Что касается Бренды Фарр, с которой я встречался в «Уголке Джимми» в Нью-Йорке, у меня не было ни ее телефона, ни электронного адреса. Она говорила, что Бергстрём похож на Паттона, генерала танковых войск из фильма с Джорджем С. Скоттом в главной роли, – хорошее сравнение. Бодиль Нильссон я собирался звонить. На этот раз у меня была веская причина: роликов с Бергстрёмом она еще не видела.
Мы отдалились друг от друга, не общались уже несколько недель. В последний раз она звонила мне, когда я стоял посреди ресторанного зала в Нью-Йорке с деревянной лопаткой в руке. И теперь Бодиль имела полное право бросить трубку, как в прошлый раз, или не отвечать вообще. Я до сих пор не знал ее электронной почты, только мейл рекламного бюро, в котором она работала. Но посылать туда файлы опасался.
Без звонка не обойтись. Равно как и без Бодиль.
Копенгаген, ноябрь
Сербская гангстерша опаздывала, Герт-Инге злился.
Он вжался в стену закусочной на Конгенс-Торв и уставился в сторону Нюхавна.
С тех пор он там не бывал.
Собственно, в Копенгаген Герт-Инге наезжал часто и любил, как сейчас, постоять на Конгенс-Торв. Но ни разу не решился пересечь улицу и заглянуть в квартал, куда в свое время захаживала мать.