– Папийон, продайте два кило барабульки.
– Вы больны?
– Нет.
– У вас болен ребенок?
– Нет.
– В таком случае рыбу я не продаю.
Бывают богатые уловы, тогда я раздаю рыбу друзьям. Меняю также на булку, овощи, фрукты. В нашем «шалаше» по крайней мере один раз в день едят рыбу. Однажды я наловил дюжину крабов и семь-восемь килограммов барабульки. Когда я проходил с уловом мимо дома коменданта Барро, ко мне обратилась довольно полная женщина:
– У вас прекрасный улов, Папийон. Море неспокойно, ни у кого рыба не ловится, а у вас ловится. Я уже две недели не ела рыбы. Жаль, что вы ее не продаете. Я слышала от мужа, что вы отказываетесь продавать ее женам надзирателей.
– Это так, мадам. Но для вас я могу сделать исключение.
– Почему?
– Ваша полнота говорит о том, что вам следует поменьше есть мяса, оно вам вредно.
– Это правда. Мне рекомендовали есть овощи и отварную рыбу. Но здесь это невозможно.
– Пожалуйста, мадам, возьмите этих крабов и барабульку.
И я дал ей около двух килограммов рыбы.
С этого раза при хорошем улове я всегда выделял ей приличную порцию рыбы для соблюдения предписанной диеты. Она хорошо знала, что здесь, на островах, все только покупается и продается, однако мне она говорила только «спасибо». И в этом она была права, ибо чувствовала, что, предложи она мне деньги, я мог бы неправильно ее понять. Зато она часто приглашала меня к себе в дом. Угощала аперитивом или подносила стакан белого вина, потчевала инжиром. Мадам Барро никогда не расспрашивала меня о моем прошлом. Только однажды, когда она заговорила о каторге, у нее вырвалась такая фраза:
– Верно, с островов не убежишь, но лучше жить здесь в здоровом климате, чем гнить на материке.
Это она объяснила мне историю происхождения названия островов. Когда-то во время эпидемии желтой лихорадки в Кайенне белые священники и сестры из одного монастыря бежали сюда и спаслись. Отсюда и название – острова Салю, то есть Спасения.
Рыбная ловля дает мне возможность ходить повсюду. Уже три месяца, как я работаю золотарем, и за это время изучил остров как свои пять пальцев. Стал присматриваться к садам, куда заходил под предлогом обмена рыбы на овощи и фрукты. Садовника, работающего в саду рядом с кладбищем для надзирателей, зовут Матье Карбоньери. Мы с ним живем в одном «шалаше». Он работает один, и мне пришла в голову мысль, что в его саду можно сделать и спрятать плот. Комендант уезжает через два месяца, и я обретаю свободу действий.
Вот уже три месяца, как я работаю. Дело поставил так, что за меня трудится тот черный симпатяга с Мартиники. Разумеется, за деньги. Сам я регулярно выхожу как бы на работу. Завел дружбу с двумя свояками, приговоренными пожизненно. Их зовут Нарик и Кенье, прозвище у них «колясочники». Как мне рассказали, они обвинялись в том, что убили и замуровали в бетонный блок инкассатора. Нашлись свидетели, видевшие, как они везли этот блок в детской коляске и сбросили его то ли в Марну, то ли в Сену. Следствие установило, что последний раз инкассатора видели, когда он заходил к ним получить деньги по векселю, и с тех пор никто его больше не видел. Они отрицали свою причастность к убийству и даже на островах продолжали утверждать, что осуждены невинно. Полиции так и не удалось отыскать тело, нашли только голову инкассатора, завернутую в платок. У свояков обнаружили несколько платков, которые, «по определению экспертизы», и по ниточной основе, и по технологии плетения соответствовали первому. Несмотря на то что сами обвиняемые и их адвокаты без устали доказывали, что такой ткани по стране тысячи и тысячи метров, равно как и платков, из нее изготовленных, суд остался непреклонен. В конце концов оба свояка загремели на каторгу пожизненно, а жена одного из них, приходившаяся сестрой другому, получила двадцать лет тюрьмы.
Я с ними сошелся довольно быстро. Оба строители и работают здесь по специальности, поэтому им легко собрать мне по кусочку материал на плот. Надо только их уговорить.
Вчера я повстречался с доктором. Я поймал огромную рыбу килограммов на двадцать и тащил ее в лагерь. Пошли вместе. На плато присели отдохнуть. Он сказал, что из головизны можно приготовить отличную уху. Я тут же отрезал голову, прихватив хорошую порцию мяса, и предложил доктору. Он весьма удивился и заметил:
– Вы не из тех, кто долго сердится, Папийон.
– Как вам сказать, доктор. Я это сделал не из-за себя. Я благодарен вам за своего друга Клузио. Вы сделали все, что смогли.
Мы еще немного поговорили, и в конце беседы он сказал:
– Вижу, что хотел бы удрать, не так ли? Понимаю, ты не простой человек, Папийон.
– Верно, доктор, я не создан для каторги, здесь я только гость.
Он расхохотался, а я стал напирать:
– Скажите, доктор, разве вы не верите, что человек может исправиться?
– Верю.
– А можете вы представить себе, что я смогу стать честным человеком и честно служить обществу?
– Да, и совершенно искренне.
– В таком случае почему бы вам не помочь мне осуществить это?
– Каким образом?
– Отправить меня на материк как туберкулезника.
И тут он повторил то, о чем я уже слышал:
– Это невозможно, и я не советую тебе это делать. Очень опасно. Администрация не отправляет на материк ни одного больного, пока он не пролежит в инфекционном бараке по крайней мере год.
– Почему?
– Стыдно сказать, но, мне кажется, потому, что хотят наказать человека, дать ему понять, что, если он симулирует, он обязательно заболеет, заразившись от больного. Так на самом деле и происходит. Я ничем не могу тебе помочь.
С этого дня у меня с врачом установились довольно дружеские отношения. До того момента, когда он чуть было не убил моего друга Карбоньери. Матье Карбоньери, сговорившись со мной, согласился занять место шеф-повара в столовой для старшего надзирательского состава. Главной задачей было разузнать, нельзя ли украсть три пустых бочки из-под вина, уксуса или масла, найти, чем их связать вместе, и оттащить к морю. Разумеется, после отъезда Барро. Трудности предстояли большие: за одну ночь надо было украсть бочки, отнести их к морю, да так, чтобы никто не увидел и не услышал, и там связать канатами. Это дело можно было провернуть только в грозовую ночь с ветром и дождем. Правда, при этом море будет штормить, что может очень сильно затруднить спуск плота на воду.
Итак, Карбоньери – повар. Дежурный по столовой, надзиратель, дает ему трех кроликов, приготовить на завтра к воскресному обеду. Довольный Карбоньери снял с них шкуры и отослал одного брату на пристань и двух нам. Затем он убил трех жирных котов и приготовил великолепное блюдо.
К несчастью, на воскресный обед пригласили доктора отведать крольчатины. Он попробовал мясо, оценил его по достоинству и сказал:
– Месье Филидори, позвольте поздравить вас: ваше кушанье превосходно. Кот приготовлен отменно – пальчики оближешь.
– Не разыгрывайте меня, доктор, мы едим трех прекрасных кроликов.
– Нет, – говорит доктор, упрямый как бык, – это кот. Извольте взглянуть на ребрышки, которые я сейчас ем. Видите – они плоские, а у кролика – круглые. Нет никакой ошибки. Мы едим кота.
– Царица небесная! Господи Иисусе! – вскрикнул корсиканец. – У меня в желудке кошка!
И он бросился бегом на кухню, сунул Матье револьвер под нос и сказал:
– Может быть, ты бонапартист, как и я, но я тебя пристрелю за то, что накормил меня кошатиной.
– Если вы называете котом то, что дали мне сами, то это не моя вина.
– Я дал тебе кроликов.
– Я их и приготовил. Посмотрите: шкуры, головы – все на месте.
Ошалевший багор тупо смотрит на кроличьи шкуры и головы.
– Значит, доктор болтает, сам не зная что?
– Это вам доктор сказал? – спросил Карбоньери, вздыхая. – Скажите ему, что нельзя так разыгрывать людей.
Успокоенный и убежденный, Филидори возвращается в столовую и обращается к доктору:
– Говорите, что хотите. Это вам вино ударило в голову. Плоские или круглые ваши ребрышки, но я-то знаю, что съел кролика. Я только что видел и три пушистых костюмчика, и три головки с длинными ушками.
Матье легко отделался. Через несколько дней он принял решение, что лучше ему оставить пост повара.
Приближается день, когда у меня будут развязаны руки, чтобы действовать. Еще несколько дней, и Барро уедет. Вчера я навестил его полную жену, так сказать по пути, заметно похудевшую за последнее время благодаря постным блюдам из отварной рыбы со свежими овощами. Добрая женщина пригласила меня к себе в дом и предложила бутылку вина. Комната уставлена чемоданами – одни уже полностью упакованы, другие наполовину. Чета Барро готовится к отъезду. Комендантша, как и любая другая достойная женщина на ее месте, поблагодарила меня напоследок:
– Папийон, я не знаю, как вас и благодарить за ваше внимание ко мне эти последние месяцы. Я знаю, что бывали дни, когда ловилось мало рыбы, но вы отдавали мне весь улов. Я вам очень признательна. Благодаря вам я чувствую себя лучше и похудела на четырнадцать килограммов. Что я могу для вас сделать, чтобы засвидетельствовать свое уважение к вам?
