— Леха, твое обаяние распространяется даже на самые отмороженные персонажи. О чем вы шептались вдали от супружеских глаз?
— Любопытной Варваре, говорят, на базаре нос оторвали. Догадайся с трех раз, что не мешало бы оторвать такому любопытному мужику, как ты?
— Ну уж нет! Может, это самая дорогая мне вещь в собственном организме. Кстати, я не доволен: ты не активно вел себя в бассейне, до обеда еще три часа, пойдем на лыжную базу?
— Только если пообещаешь, что кататься мы будем в собственное удовольствие, а не назло рекордам.
— Ладно, я тебя за женщинами поставлю, будешь замыкать строй. Пошли переодеваться.
Леонидов на всякий случай обернулся, но Татьяны Ивановой в спортивном комплексе уже не было.
Погодка на улице и впрямь установилась — только и катайся на лыжах. Метель окончательно стихла, снега намело вдоволь, легкий морозец приятно щекотал кожу. До своего коттеджа' они шли не спеша, наслаждаясь свежим, пахнущим хвоей воздухом и тишиной.
В коттедже Алексея ждал еще один сюрприз: в холле, сидя на диване со стаканом апельсинового сока в руке, его поджидал двоюродный брат управляющего Саша Иванов.
— Можно вас на два слова, Алексей Алексеевич?
— Что, так важно? Я покататься на лыжах собрался.
— Всего пару минут.
— Хорошо. Александра, иди собирай Сережку и мне там приготовь, что втурпоход надеть. Я сейчас.
Семейка Ивановых начинала Леонидова потихоньку доставать. «Пошлю-ка я сейчас куда подальше всю эту братию», — подумал он, шагая за Ивановым-младшим в комнату номер четырнадцать.
— Ну, и что такого важного вы хотите мне сообщить. Впрочем, догадываюсь: желаете заявить, что видели, как ваш двоюродный брат столкнул с балкона господина коммерческого директора. Верно?
— Не совсем так. Видите ли, я не ночевал в своей комнате после того сабантуя…
— Это я уже знаю. Где же вас носило?
— Вообще-то дело личное: я был с женщиной и не хотел бы ее впутывать.
— Что, так серьезно?
— Не надо меня сватать на роль Ромео. Я, конечно, человек мягкий, но не дурак. Короче, я был в боковой комнате. Вернее, сначала в холле, потом Валера вышел из своего номера и сказал, что идет поговорить с Пашей. Я пытался отговорить, коммерческий директор был сильно пьян, черт знает что мог ляпнуть. Но братец и сам неслабо принял, рвался в бой отношения выяснять. Я отговаривал, честное слово, но брат еще сказал, что на Пашу управу найдет-. Я плюнул и ушел к своей девушке. Она ждала в двадцать первой комнате, у меня был с ней серьезный разговор, можно сказать, дальнейшая жизнь решалась.
Когда послышался тот звук, ну, удар, мы сначала ничего не поняли. Подумали, что спьяну кто-то стол уронил. Через несколько минут я выглянул в коридор, на всякий случай: там увидел лежащего на полу у стола Пашу, а Валера, нагнувшись, у него пульс щупал. Когда меня увидел, то испугался.
— Ничего не сказал?
— Сказал. «Не думай, это не я» — вот что сказал. А кто тогда? Больше никого не было. Манцев, правда, спал на диване в холле, но он был в стельку, вряд ли чего слышал. Голову, во всяком случае, не поднял.
— Значит, Манцев?
— Да ничего он вам не скажет. Если до сих пор не выразил желания, значит, ничего не помнит. Стал бы он Валеру выгораживать? Он же к Ольге неравнодушен, а та братца просто ненавидит.
— К Минаевой, что ли?
— А то к кому?
— А она?
— Эта девушка не про нас, серых. Костик у нее был на ролях «давайте будем просто друзьями».
— У Ольги кто-то есть или она просто в ожидании корабля с алыми парусами?
— Ну, глупой ее никак не назовешь. Зачем ей ждать, если можно просто руку протянуть и взять?
— И протянула?
— Наверное. Конкретно никто ничего не знает.
— Или делает вид, что не хочет знать. У вас не офис, а какой-то аквариум: любой корм тут же виден и растаскивается в момент.
— Значит, ничего не было. Да при чем здесь Ольга? Я про Валеру говорю: он убил. Спьяну, конечно, подрались, Паша случайно упал. Я же говорил ему: не ходи.
— Не уберегли, значит, или не очень хотели? Вам-то что за резон кусать кормящую вас руку? Ведь братец Для вас благодетель.
— А знаете, как тяжело всю жизнь расплачиваться за благодеяние? Кто-то из философов сказал, что благодеяние только тогда истинно, когда совершивший его тут же о нем забывает, а принявший помнит всю жизнь.
— А вы и философов читаете?
— Слышал краем уха. Не важно. Так вот, Валера никогда не помогает просто так. Он не просто не забыл, а потребовал оплаты в нужный момент. Ему нужно было то, что для человека куда важнее хорошей работы и большой зарплаты, — он требовал полного, я бы сказал, собачьего подчинения. Он хотел сломать человека.
— Что же вы должны сделать?
— Это касается только меня.
— Значит, моими руками вы решили избавиться от оплаты по долгам?
— Я сказал правду. Иногда случай помогает и таким зависимым людям, как ваш собеседник. Почему бы и не воспользоваться? Кстати, Таня тоже подтвердит, что Валеры в их комнате не было, когда Паша упал с балкона.
— Не она ли вас попросила об услуге? Ей вы тоже чем-то обязаны?
— Никто ни о чем меня не просил.
— А ваша девушка не хочет подтвердить истинность ваших слов?
— Это не совсем удобно.
— Она что, замужем? Иванов замялся:
— В некотором роде…
— Что же, я просто уверен, что к концу дня найдется еще кто-то, кто кинет камень в управляющего. Похоже, что в ту ночь сладким сном праведника спал только я, остальные же следили за тем, кто кого победит: Павел Петрович Валерия или Валерий Павла Петровича. Ставки не делали?
— Не понимаю.
— А зря. Серебрякова наверняка проиграла бы целое состояние: она так верила в коммерческого директора.
— Собственно, я больше ничего не хотел…
— Тогда я свободен, пойду займусь тем, что было изначально обещано: отдыхом.
— А что с братом?
— Тоже торопитесь? Подождите пару дней, Саша.
Или невмоготу?
Иванов зыркнул на Алексея, как на заклятого врага.
«А глаза-то у него как у двоюродного братца. Тоже волчонок подрастает, только часа своего дожидается. А с виду такой милый, хрупкий, вежливый…» — подумал Леонидов, направляясь в свою комнату переодеваться.
Саша уже оделась сама, подготовила к походу Сережку и теперь ворчала на Алексея, швыряя в него свитер, спортивные штаны, куртку и шарф.
— Где ты ходишь? Мы уже все потные.
— Ну и шли бы без меня.
— Нет, дома тебя редко вижу, хочу хоть здесь насмотреться.
— Я так и слышу команду «к ноге». Шаг вправо, шаг влево карается расстрелом?
— Леша, не злись. Мы просто по тебе скучаем.
— Ладно, потащусь с вами, так и быть. Между прочим, мне смертельно не нравятся лыжи, но это, похоже, мало кого интересует.
Саша не стала слушать брюзжание мужа, вытолкала его за дверь, закрыла ее на ключ, а ключ опустила в 'карман. Леонидов понял, что пути к отступлению отрезаны, и пошел преодолевать снежные сугробы.
Они встретились с Барышевыми возле лыжной базы. Два мужика в дешевых спортивных костюмах отоваривали желающих приобщиться к лыжным видам спорта соответствующим инвентарем. Народу привалило порядочно; возле стены копошились «спортсмены», прислонив свои разноцветные и разнокалиберные лыжи.
Больше всех, конечно, не повезло Сергею Барышеву: он долго не мог подобрать себе ботинки. Алексей быстро схвахил первое, что более или менее подошло, помог Саше и маленькому Сережке: мальчишке достались детские лыжики с креплениями прямо на сапоги и пара коротеньких палок. Наконец были готовы Александра и Анечка, сам Барышев скрепя сердце влез в тесные ботинки.
Кавалькада пестро экипированных спортсменов выстроилась у кромки леса. Лыжня была присыпана снегом — мягкая и не очень удобная. Серега Барышев встал на нее и, мощно работая палками, пошел, как таран, подминая под себя свежие сугробы. За ним заскользили Анечка, потом Александра. Леонидов пропустил вперед Сережку и пошел замыкающим, готовясь извлекать из снега упавших и подталкивать отстающих. Тут Сережка действительно шлепнулся, и Алексей выловил его из сугроба, встряхнул, поставил обратно на лыжню и почувствовал, что замерзает.
— Эй, Александра! Сашка!
— Что? — обернулась она.
— Дай хоть прокатиться с ветерком. Замерз совсем, заболеть мне только не хватало.
— А ты умеешь?
— Брысь с дороги!
Саша сошла с лыжни, пропустив его и Сережку. Леонидов избрал в грудь побольше воздуха, мощно оттолкнулся палками и рванул догонять Барышева. Тот ушел уже прилично вперед, но Алексей был легче и подвижнее, а главное, шел уже по проторенной лыжне. Основательно запыхавшись, он все-таки приблизился к приятелю-викингу, разрезавшему сугробы, как волны Северного моря.
— Барышев, лыжню!
