— Барышев, лыжню!
Тот недоуменно обернулся:
— Чей там писк раздается? Я тебе сейчас покажу лыжню! — и наддал, работая палками.
Леонидов рванулся за ним. Было уже не то что не холодно — пар клубами валил изо рта, захотелось даже сбросить с себя куртку. Ломило где-то за ушами, с носа каплями стекал пот.
— Серега, кончай! Дай хоть на елочки посмотреть!
— В здоровом теле оно знаешь как здорово живется! — не оглядываясь, выкрикнул Барышев, по-прежнему тараня лыжню.
— Я хочу получить удовольствие, а не сдавать на разряд.
— Не сдал еще до сих пор, тунеядец?
— Иди ты! — Леонидов устал препираться и сбавил ход, дожидаясь женщин.
Елочки вокруг действительно были шикарные. Их присыпало снежком, бархатная темная зелень красиво выглядывала из-под белого покрывала, а тишина вокруг стояла такая, что любое слово, звеня, долго кружило в морозном воздухе. Алексей замер, наслаждаясь минутой одиночества и покоя. Тени на снегу здесь, среди густых елей, казались не голубыми, а какими-то сиреневыми. Редкие березы, опушенные инеем, застыли в ледяном сне.
«Красота! Вот на что надо смотреть и о чем думать. Эх, смыться бы сейчас ото всех, рвануть в лес поглубже, побродить среди этих стройных девушек. Все люди как люди, а я большое помойное ведро, в которое сливают всякую гадость. Наверняка в комнате опять кто-то поджидает с очередным признанием. Не пойду. Останусь здесь, среди снегов белых». Алексей уселся прямо на торчавший у дороги пень. Совсем близко раздался детский смех, голоса. У дальней елки обозначилась хорошенькая Сашина головка.
— Лешка, встань сейчас же! — закричала она уже издалека. — Ты что, заболеть захотел?
— Да. Хочу лежать с высокой температурой и наслаждаться тем, что меня никто не трогает, — сообщил он, когда жена подъехала поближе.
— А обо мне ты подумал? Тоже ребенок нашелся. Я сейчас вылечу твою меланхолию, — объявила Александра и выхватила из ближайшего сугроба основательный ком снега.
— Сашка, не смей! Я не признаю радикальные методы!
— А я не признаю твое нытье! — Он получил снежком в лицо и слетел с пенька. — Давай, меланхолик, Сергей повернул обратно.
— Еще бы, он без обеда не доживет до конца дня.
Алексей устал и передумал замерзать в снегах Подмосковья. Заняв свое место в караване, он потащился следом за довольной прогулкой компанией.
Когда они вышли из леса, Барышев уже успел снять лыжи, отряхнуть себя и амуницию и даже изрядно подмерзнуть.
— г- Где вы там ходите? На обед опоздаем.
Они сдали инвентарь и отправились переодеваться.
Алексей решил хоть немного полежать, дать отдых мышцам и голове, которая гудела от избытка кислорода. Когда до обеда осталось полчаса, в комнату Леонидовых тихонько кто-то поскребся.
— Войдите! — крикнула Саша.
В дверь боком протиснулась высокая толстая девушка с пробивающимися на макушке сквозь блондинистую окраску темными волосами.
— Елизавета, вы что хотели? — заранее вздрогнув, зловеще прошелестел Леонидов.
— Я к вам, — шепнула она.
— Признателен: А в чем дело?
— Мне надо с вами поговорить.
«Я сейчас завизжу. Хочу кусаться, — подумал Алексей. — Знать бы, кто пишет сценарии сериалов, убил бы голыми руками мерзавцев. Это там самая популярная фраза».
— Лиза, пора идти на обед. Понимаете?
— Я не задержу вас. Мне только два слова.
— Да знаю я эти ваши два слова: я видела, как Павла Сергеева убил Валерий Валентинович Иванов. Это все?
Лиза неожиданно заплакала, размазывая слезы по толстому, почти детскому лицу.
— Я только вам.
— Александра, выйди.
Саша вздохнула, взяла Сережку за руку и пошла в столовую. Когда за ней закрылась дверь, Леонидов обратился к Лизе:
— Ну кто вас надоумил прийти сюда с подобным сообщением?
Лиза захлюпала еще сильнее.
— Он все равно хотел меня уволить. Вместо жены. А кто меня на работу возьмет? Я же не фотомодель.
«Да уж», — вздохнул Алексей, оглядывая большую грудь, складки на жирном животе и огромные мясистые ноги.
Лиза продолжала вытирать слезы:
— Мне скучно дома, там все время мама и собака. Им и без меня хорошо. Мама ругается, что я много ем, и заставляет белье гладить и ковры пылесосить.
— Простите, а сколько вам лет?
— Мне? Двадцать два.
— Ну, в таком возрасте можно поучиться и домашнему хозяйству. Замуж-то вы собираетесь рано или поздно?
— Не знаю.
— Лиза, хватит мне голову морочить. Кто вас надоумил прийти и заявить на управляющего?
— Я сама.
— Сами все сочинили?
— Я не сочиняла. Я подслушивала. Ведь интересно.
— И что же вы услышали?
— Валерий Валентинович поругался с женой и ушел. Я слышала, как Павел Петрович потом ему сказал: «Пойдем, Валера, поговорим». Они и пошли..
— А что, ваша соседка по комнате поощряла вас на общение с замочной скважиной?
— Так Эльзы не было.
— Как не было? А где же ее носило?
— У нее любовь.
— С кем?
— Это секрет. Скоро все узнают. Да и заметно будет. Она же беременная. Ой, что это я? Эльза просила пока никому об этом не говорить.
— Все равно уже сказали «а», говорите и «б». Кто отец ребенка? Покойный коммерческий директор?
— Ой, мы на обед опоздаем. А про Эльзу я все равно не скажу. Ляпну что-нибудь не то, а потом окажется, что ребенок от другого.
— Это как же может быть?
— Очень просто: они еще не решили.
— Лиза, кончайте мне говорить глупости.
— Я не глупости. Если Валерия Валентиновича обвинят в убийстве, он ведь не будет больше управляющим?
— Это единственное, что вас беспокоит?
— Я не хочу, чтобы меня уволили. — Лиза снова начала хлюпать носом.
— Ладно, хватит, я сыт по горло. Пойдемте, Елизавета, лучше перекусим, меня уже жена заждалась.
— А мне не вредно?
— Почем мне знать!
— Я должна, я на диете… — Она почти плакала. — Я очень толстая?
— У вас еще все впереди, — утешил ее Алексей. — Не надо расстраиваться, — добавил он и подтолкнул Лизу к двери, прихватив свою куртку.
…Барышевы и Александра уже доедали второе, когда Алексей пришел в столовую.
.— Бедный Леша, нам тебя жалко, — засмеялись они хором, подвигая к Леонидову почти уже остывшие тарелки.
— Пожалел волк кобылу. Надоело мне все. Если сегодня еще кто-то придет и сообщит, что убийца — управляющий, я выпрыгну в окно.
— Там невысоко и сугробы мягкие.
— Ничего, умру от переохлаждения. Кто-нибудь хочет принести мне чай?
— Я, — вызвалась Александра. — Все-таки муж..
— Ну, спасибо.
Леонидов увидел, как у подноса с чайниками жена столкнулась с Эльзой, и Эльза посмотрела в его сторону.
«Нет, только не это! Не хочу больше никаких признаний. Не надо ко мне подходить!»
Эльза налила чай и прошла к своему столу. Алексей с облегчением вздохнул.
«Похоже, обошлось. Интересно, неужели покойный Павел Петрович все-таки ответил взаимностью бедной немочке? Черт с ними со всеми, пойти поспать, что ли, после обильных физических нагрузок?»
Приятную мысль жестоко оборвал Барышев:
— Леонидов, не вздумай уснуть. Народ на волейбол собирается, я беру тебя в свою команду.
— Серега, я безнадежен. Дай мне поспать, а?
Но Барышев не собирался отвязываться и в три часа настырно сбросил задремавшего Алексея с кровати.
— Когда, ну когда я буду делать то, что нравится мне, а не то, что решили за меня окружающие?
— Половину своей жизни человек тратит на сон. Разве тебе не жаль лет, лишенных активного двигательного удовольствия?
— Если бы ты не был таким огромным, Барышев, я бы тебя избил. Это насилие над личностью.
— Ты кеды положил, личность? Топай к дверям, женщины ждут.
В спортзале народ вяло разминался в углу, где были расставлены. тренажеры. Валера Иванов, с трудом затолкав в спортивный костюм жирное брюхо, пытался поднимать штангу. Подтянутый молодой человек по имени Юра, раздевшись до пояса, демонстрировал жидкие мышцы, пытаясь отжимать на себя какие-то рычаги. Барышев, подталкивая впереди себя Алексея, пружинисто прошагал к тренажерам, разделся до майки и спортивных трусов и схватился за рукоятки какого-то агрегата. Агрегат взвыл и застонал, почувствовав могучие лапищи Сереги.
Леонидов с завистью смотрел, как работают у Ба-рышева мощные мышцы. Да, Серега был хорош. Великолепная мускулатура, не прикрытая излишней растительностью, давала повод окружающим уважать человека как венец Божьего творения. Впрочем, не один Алексей получал удовольствие, разглядывая это чудо природы: разминающиеся возле гимнастической стенки женщины с вожделением уставились на роскошный мужской экземпляр.
— Леонидов, чего стоишь? — хрипло выдохнул Барышев.
