– Мне никто, кроме тебя, не нужен, Даниэль.
Никто не был так счастлив, как Даниэль. Его мама – самая прекрасная женщина на свете. Когда ее не было дома, Даниэль заходил в спальню и открывал шкаф с платьями, доставал мамино белье и зарывался в него лицом. О, как оно чудесно пахло.
Он лежал в ванной амстердамского отеля, вспоминая тот ужасный день маминой смерти. Случилось это как раз в его двенадцатый день рождения. Его отпустили домой раньше обычного, потому что у него разболелось ухо. Он изобразил, что болит очень сильно, потому что ему хотелось поскорее попасть домой, где мама утешит его и уложит в постель и будет из-за него волноваться. Он вошел в дом и побежал в мамину спальню, она лежала в постели обнаженная, но не одна. Она занималась отвратительным делом с соседом. Даниэль смотрел, как она целовала волосатую грудь и обрюзгший живот и поцелуями покрывала его тело, пока не дошла до какого-то огромного красного предмета, типа жала, торчащего между ног мужчины. Перед тем, как взять его в рот, мама простонала:
– Как я тебя люблю!
И это было самой отвратительной вещью на свете. Даниэль бросился в свою ванную и его вырвало. Он разделся и тщательно вымылся, потому что мама приучила его к чистоте. Ухо его разболелось по-настоящему. Он слышал голоса из холла.
– Тебе лучше уйти, дорогой. Я приму ванну и оденусь. Скоро должен прийти из школы Даниэль, и я устрою ему праздник по случаю дня рождения. Увидимся завтра, солнышко, – говорила мама.
Потом послышался стук двери и звуки льющейся воды из ванной матери. Но она уже не была его матерью, она стала простой шлюхой, занимавшейся в постели с чужим мужчиной отвратительными мерзкими делами, чем она никогда не занималась с ним, Даниэлем.
Он направился в ее ванную, обнаженный, она стояла под душем и ее лицо, лицо шлюхи, улыбалось. Она повернулась, увидела его и произнесла:
– Даниэль, дорогой, что случилось?
В руке он держал пару отлично заточенных ножниц.
– Даниэль… – Рот ее открылся, но больше она не произнесла ни слова, потому что сын всадил в ее грудь первый удар, а потом еще и еще, повторяя: – Шлюха, шлюха, шлюха.
Сначала она кричала, и их крик сливался в один, но потом ее голос затих и он повторял:
– Шлюха, шлюха, шлюха.
Он весь перепачкался ее кровью. Он влез под ее душ и мылся до тех пор, пока кожа не покраснела.
Тот мужчина, их сосед, это он убил его маму, и он должен заплатить.
Потом все произошло с божественной ясностью, в странном медленном темпе. Даниэль вытер ножницы тряпочкой и бросил их в ванную. Они тихо звякнули. Он оделся и вызвал полицию. Прибыли две полицейские машины с ревущими сиренами и еще машина, битком набитая полицейскими. Они задавали Даниэлю вопросы. И он рассказывал, как пришел раньше из школы, потому что у него заболело ухо, и увидел выходящего из их дома соседа, Фреда Зиммера. Когда они допросили мужчину, он подтвердил, что был любовником матери Даниэля, но не признался, что убил ее. Только показания Даниэля привели к тому, что осудили Зиммера.
– Когда ты пришел из школы, ты увидел выходящего из вашего дома соседа Фреда Зиммера?
– Да, сэр.
– Ты ясно видел его?
– Да, сэр. На его руках была кровь.
– Что ты потом сделал, Даниэль?
– Я… Я очень испугался. Я подумал, что-то случилось с мамой.
– Тогда ты вошел в дом?
– Да, сэр.
– И что дальше?
– Я закричал «мама». Ответа не последовало, я пошел в ее ванную и… Здесь мальчик впал в истерику, и его вывели из зала суда.
Фреда Зиммера казнили через тринадцать месяцев. Маленького Даниэля отправили в Техас, к дальней родственнице, тете Мэти, которую он никогда прежде не видел. Она оказалась суровой женщиной, набожной, прилежной прихожанкой, считавшей, что всех грешников поглотит дьявольский огонь. В ее доме не было места любви, радости, смеху и Даниэль рос в этой ужасной обстановке, в ожидании расплаты за свои грехи. Скоро после убийства матери у Даниэля начались кошмары. Доктора считали, что у него не все в порядке с психикой.
– Он увидел то, что не хотел увидеть, – говорили доктора.
Линзы очков стали толще. В семнадцать лет Даниэль навсегда покинул тетю Мэти и Техас. Он зацепился в Нью-Йорке, где подвизался в качестве курьера в Международной Ассоциации Защиты Страхования. За три года он поднялся до должности следователя. И стал лучшим из тех, кто там работал. Он никогда не требовал повышения зарплаты или лучших условий работы. Он был правой рукой владельца, его бичом, наказывающим дьявола.
Даниэль Купер вылез из ванной и стал укладываться в постель.
Завтра, думал он. Завтра будет день возмездия всем шлюхам.
Как он хотел, чтобы его мать могла видеть это.
АМСТЕРДАМ. ПЯТНИЦА, 22 АВГУСТА – 8 УТРАДаниэль Купер и двое детективов были назначены продолжать слушать разговоры Трейси и Джеффа.
– Сладкую булочку, Джефф? Еще кофе?
– Нет, спасибо.
Даниэль Купер подумал:
– Ну что ж, это их последний совместный завтрак.
– Знаешь, о чем я волнуюсь? О нашем путешествии на барже.
– Такой великий день, а ты волнуешься о путешествии на барже. Почему? – Потому что это касается нас обоих. Думаешь, я сошел с ума?
– Конечно. Но ты мой сумасшедший.
– Поцелуй.
Звуки поцелуя.
Она должна волноваться сильнее, думал Купер. Я хочу, чтобы она волновалась сильнее.
– Вообще-то мне жаль уезжать отсюда, Джефф.
– Смотри веселей, дорогая. Мы не должны огорчаться перед такими делами.
Смех Трейси.
– Ты прав, милый.
В 9 утра разговор все еще продолжался, и Купер подумал:
– Они ведь должны уже полностью подготовиться. А где этот Монти? Где же они встретятся с ним?
Джефф проговорил:
– Дорогая, может ты займешься расчетами с консьержем до того, как рассчитаешься с отелем? Я очень занят.
– Конечно. Он такой замечательный. И почему только не держат консьержей в Штатах?
– Я предполагаю, что это европейский обычай. Знаешь, с чего все началось?
– Нет.
– Во Франции, в 1627 году, король Гуго построил в Париже тюрьму и поставил дворянина охранять ее и присвоил ему титул comte des cierges, или консьерж, что означает «граф свечей». Его плата
составляла два фунта и зола из королевского камина. Позднее кого-нибудь из охраны тюрьмы или замка стали звать консьержем, а потом уже так назвали работников отелей.
– Какого черта они болтают? – удивлялся купер. – Уже 9.30. Время выходить.
Голос Трейси.
– Можешь не говорить мне, где ты узнал все это – ты любил прекрасную консьержку.
Незнакомый женский голос: – Goede morgen, mewrouw, mijnher.
Голос Джеффа:
– Прекрасных консьержек просто не существует.
Снова женский голос, удивленно: – Ik begrijp het niet.
Голос Трейси:
– Держу пари, что если бы были, то ты обязательно бы нашел.
– Какого черта он торчит здесь? – возмущался Купер.
Детективы выглядели расстроенными.
– Не знаю, что и делать. Горничная ищет управляющего. Она отправилась убирать их номера, но говорит, что ничего не понимает, она слышит голоса, но в номере никого нет.
– Что?
Купер вскочил и стремглав бросился из комнаты вниз по лестнице, за ним устремились детективы. Через минуту они ворвались в номер Трейси. Там, за исключением перепуганной горничной, никого не было. На столике для кофе работал магнитофон.
Голос Джеффа:
– Думаю, я передумал насчет кофе. Он еще горячий?
Голос Трейси:
– Еще какой.
Купер и детективы в растерянности уставились друг на друга.
– Я… Я не понимаю, – сказал один детектив. Купер негодовал.
– Скажите номер дежурной экстренной полиции.
– 22-22-22.
Купер стал быстро набирать номер.
Между тем голос Джеффа продолжал говорить:
– Знаешь, все-таки их кофе вкуснее нашего. Интересно, как они его заваривают.
Купер кричал в телефонную трубку:
– Это Даниэль Купер. Найдите срочно инспектора ван Дарена. Передайте ему, Уитни и Стивенс исчезли. Пусть проверит гараж и узнает, увели ли они уже грузовик. Я отправляюсь в банк. – И бросил трубку.
А голос Трейси продолжал:
– Ты когда-нибудь пробовал пить кофе, сваренный с яичной скорлупой? Вот действительно…
Купер был уже в дверях.
***Инспектор ван Дарен сказал:
– Все в порядке. Грузовик уже выехал из гаража. Они направляются сюда.
Ван Дарен, Купер и два детектива сидели в полицейском командном посту на крыше здания напротив Амро Банка.
Инспектор предположил:
– Они, вероятно, решили изменить свои планы, узнав, что их подслушивают, но расслабьтесь, мой друг. Смотрите.
И он подтолкнул Купера к телескопу, стоящему на крыше. На улице, перед входом в банк прогуливался мужчина, одетый швейцаром… дальше подметал улицу дворник… продавец газет стоял на углу… трое ремонтных рабочих копошились неподалеку. И у всех у них были миниатюрные передатчики.
Ван Дарен проговорил в микрофон:
– Пункт А?
