— Если они выйдут на меня, Федоров знает ваше имя, — заметил Аркадий.
— Думаю, что из-за этого переворота у консульства в Мюнхене заботы посерьезнее, чем мы с вами.
На полицейской волне диспетчер направил машины «скорой помощи» на Фридрихштрассе. Взволнованный голос контрастировал со спокойствием Тиргартена, с тишиной еще спящего города.
Петер произнес:
— Вы дурачили меня с самого начала, но должен признаться, что почерпнул из ваших небылиц больше, чем из всех небылиц, которые слышал раньше. Интересно, почему это так? Я все еще рассчитываю услышать правду.
Аркадий ответил:
— Если мы поедем на Савиньи Платц, я, может быть, смогу вам ее показать.
Пока Аркадий сидел в увитой зеленью беседке, ему стянуло спину. Нужен был аспирин или никотин, но таблеток у него не было, и он не мог позволить себе сигарету из-за ее предательского огонька среди темной живой изгороди на фоне медленно сереющего неба. Со своей скамьи он не мог видеть Петера и Ирину, сидевших в машине в квартале от него. Зато был виден свет в галерее, который, вероятно, горел всю ночь.
В Москве под такими же нависшими облаками по улицам катились танки. Был это военный путч? Или же партия возвращала утраченную роль авангарда народа? Взялись за национальное спасение всерьез, двумя руками? Так же, как партия до того брала под защиту Прагу, Будапешт и Восточный Берлин? По крайней мере, должны быть слышны отдаленные раскаты грома.
За исключением Фридрихштрассе, немцы, кажется, всю ночь крепко спали. В привычное время немецкое телевидение смежило свои очи. Аркадий предполагал, что заговорщики, по крайней мере, арестуют примерно тысячу основных реформаторов, возьмут под контроль советское радио и телевидение, закроют аэропорты, отключат телефонные линии. Он не сомневался, что прокурор города Родионов сожалеет о необходимости переворота, но, как известно всякому русскому, неприятную работу лучше делать сразу. Чего не мог понять Аркадий, так это почему поспешили назад Макс и Губенко. Как может совершить посадку международный рейс, если аэропорты закрыты? Самое время послушать Радио «Свобода». Интересно, что говорит Стас.
Заморосил дождь. Потом в кустарнике, разминая крылышки, зашуршали невидимые птицы. На живую изгородь, там, где рано встают, упал свет из окон, стали слышны, словно шум моря, звуки улицы, принялись за работу дворники.
С другой стороны живой изгороди застучали высокие каблучки. Появилась Рита в красном дождевике и шляпке под цвет ему. Она быстрым шагом прошла между квадратными клумбами. Правая рука в кармане. Аркадий раньше видел, как она начинала подписывать счет за обед, и знал, что она делает все правой рукой. Отпирая наружную дверь, она продолжала держать правую руку в кармане. Прежде чем войти, оглядела улицу.
Через десять минут вышел вооруженный охранник, зевнул, потянулся и, тяжело ступая, направился в противоположном направлении.
Еще через десять минут в галерее погас свет. Снова появилась Рита, заперла дверь и пошла обратно через площадь, держа в левой руке холщовую сумку.
Посередине площади, пристроившись со стороны сумки, ее догнал Аркадий со словами:
— С картиной стоимостью в пять миллионов так не обращаются.
Она все-таки была напугана и остановилась. Он оценил неподдельность ее первой реакции — бешенства. Содержимое сумки было обернуто пластиком.
— Надеюсь, что не промокнет, — заметил он.
Рита двинулась дальше. Он ухватился за ручку сумки.
— Я закричу. Позову полицию, — пригрозила она.
— Кричите. Думаю, что немецкой полиции невероятно скучно живется, по крайней мере, будет скучно, когда не станет русских. Полиция не будет в восторге от рассказа о вас и Руди Розене, хотя это вряд ли облегчит ваше положение. Значит, Макс и Боря бросили вас?
Аркадию нравилась ее способность держать удар. Она привыкла иметь дело с мужчинами. На лице появилось менее жесткое, более благоразумное выражение.
— Я не собираюсь ждать, когда здесь появятся чеченцы, — она неопределенно улыбнулась. — Может быть, уйдем с дождя?
Он подумал было о беседке, но Рита направилась через улицу к стоявшим под тентами столикам ресторана. Это был тот же самый ресторан, что и на видеопленке, и она направилась к тому же столику, за которым поднимала бокал со словами: «Я тебя люблю». Внутри ресторана — темнота. Во внутреннем дворике, да и на всей площади, они были одни.
Несмотря на ранний час, Рита накрасилась, превратив лицо в свирепую экзотическую маску. Красный плащ на ней был из какой-то тускло поблескивавшей ткани, хорошо сочетавшейся с губной помадой. Аркадий, дернув за «молнию», расстегнул его.
— Зачем вы это? — спросила Рита.
— Скажем, затем, что вы привлекательная женщина.
Они сели, каждый держа руку на лежащей под столом сумке. Из-за того, что плащ был расстегнут, карманы отвисли, и в них невозможно было сунуть руку.
Аркадий спросил:
— Помните русскую девицу, которую звали Рита?
Маргарита ответила:
— Хорошо помню. Работала что надо. Запомнила одна — она всегда умела договариваться с милицией.
— И с Борей.
— Долгопрудненские ребята брали девушек в гостинице под свою защиту. Боря был одним из друзей.
— Но чтобы иметь настоящие деньги, Рите пришлось уехать из России. Она вышла замуж за еврея.
— Ничего преступного.
— Вы не добрались до Израиля.
Маргарита подняла правую руку, показав длинные ногти.
— Вы можете себе представить, чтобы эти пальцы строили кибуц в пустыне?
— И чтобы Боря отправился следом.
— У Бори было вполне законное предложение. Ему нужен был человек, который помогал бы вербовать девушек для работы в Германии и наблюдал бы за ними во время нахождения здесь. У меня имелся такой опыт.
— В данном случае сказано не все. Боря купил документы, благодаря которым появился Борис Бенц, а это пригодилось, когда ему понадобился иностранный партнер в Москве. Таким путем он мог быть и тем и другим. Когда вы вышли замуж за Бориса Бенца, и у вас появилась возможность жить здесь.
— У нас с Борей особые отношения.
— И, если позвонит не тот, кто надо, вы могли сыграть роль его горничной и ответить, что господин Бенц отдыхает в Испании.
— Хорошая шлюха всегда может подыграть.
— Думаете, выдумка с Борисом Бенцем была такой уж удачной? В ней была слабина. Слишком много от нее зависело.
— Все шло прекрасно, пока не явились вы.
Аркадий, не отнимая руки от сумки, оглядел пустые столики.
— Видеопленку отсняли здесь и послали Руди. Зачем?
— Чтобы смог узнать. Мы с Руди никогда не встречались. Я не хотела, чтобы он знал, как меня зовут.
— Он был неплохим парнем.
— Он помогал вам. После того, как Родионов отдал распоряжение, дело было только за тем, как надежнее его убрать. Он знал о картине. Мы дали ему понять, что если он организует подтверждение ее подлинности, то сможет сам ее сбыть. Я дала ему не совсем ту картину. Боря сказал, что если взрыв будет достаточно сильный, то мы одним махом избавимся от Руди и дадим Родионову повод уничтожить чеченцев.
— Вы считали, что когда-нибудь Боря станет жить здесь и навсегда останется Борисом Бенцем?
— А вы сами где бы предпочли жить — в Москве или Берлине?
— Значит, когда вы на видеопленке говорили: «Я люблю тебя», эти слова были обращены к Боре?
— Мы были здесь счастливы.
— И ради Бори вы готовы были пойти на то, на что никогда не решилась бы его жена? Скажем, вернуться в Москву и подложить Руди зажигательную бомбу. Мне пришлось задать себе вопрос, почему состоятельная, по всей видимости, туристка остановилась далеко от центра, да еще в такой захудалой гостинице, как «Союз». Ответ заключался в том, что она ближе всего к черному рынку, и это позволяло минимум времени оставаться в машине с бомбой, у которой не было часового механизма. Вы проявили мужество, рискуя взорваться вместе с ним. Вот что значит любовь.
Рита облизала губы.
— У вас так хорошо получаются вопросы. Можно мне задать один?
— Давайте.
— Почему вы не спрашиваете об Ирине?
— Что именно?
Рита наклонилась вперед и зашептала, словно кругом были люди:
— Что с этого имела Ирина? Неужели вы думаете, что Макс расплачивался за ее тряпки и делал подарки за одни лишь милые беседы? Спросите-ка себя, на что она была готова ради него.
Аркадию стало жарко.
— Они много лет были вместе, — сказала Рита. — Практически были мужем и женой, как мы с Борей. Не знаю, что она рассказывает вам теперь. Я просто говорю, что у нее с ним все было точно так же, как и с вами. Любая женщина сделала бы то же на ее месте.
У него пылали уши. Он покраснел.
— Что вы, собственно, хотите сказать?
Рита сочувственно наклонила голову.
