Дороти смертельно устала от мужчин-очаровашек, потому что в каждом отчетливо видела маленького мальчика, от природы неспособного любить кого-либо, кроме себя. Мальчика, который, чтобы разогнать тоску, гоняется за кошками с мясницким тесаком.
Вот почему она осталась дома, включила телевизор и немного полюбовалась на то, как несколько профессиональных очаровашек мужского пола разыграли хитроумную шараду из жизни многоопытного частного детектива с тонкой душевной организацией. Чтобы окончательно убедить зрителей в своих дедуктивно-криминологических талантах, он разрушил все хитросплетения злодея ловким ударом в челюсть, а потом поверг его наземь приемом карате.
После двух не менее увлекательных передач, настало время ночного выпуска новостей. Здесь очаровашек не было, и Дороти убавила звук. Но телевизор не выключила. Приглушенный голос диктора помогал создать иллюзию чьего-то присутствия. В тридцать девять (ну, сорок четыре, какая разница?) никто не хочет оказаться в полном одиночестве, особенно ближе к полуночи.
Дороти перешла в спальню. Сняла с кровати покрывало. Вытащила из шкафа пижаму, повесила ее в ванной. С этого момента она починялась выработанным за многие годы рефлексам, заставлявшим раз за разом повторять ритуал отхода ко сну.
Пока она раздевалась, диктор что-то говорил о ситуации в Азии. Шум душа почти заглушил сообщение о демонстрации и последовавших беспорядках в Вашингтоне. Дороти откинула полотенце, надела пижаму и заглянула в гостиную. На экране страшно уродливые супруги среднего возраста старательно гримасничали, приглашая всех разделить с ними радость приобретения банки быстрорастворимого кофе.
Дороти не хотела пропустить прогноз погоды — надо решить, что надеть завтра. Она приоткрыла окно в ванной, чтобы хоть немного развеять влажную духоту, и поспешила к телевизору.
Комментатор зачитывал какое-то экстренное сообщение. Дороти прислушалась. «… сбежали из частной лечебницы в Топанга Каньон, где обнаружено четыре трупа».
Дороти ахнула, торопливо увеличила громкость.
«…жертвы нападения, которое, судя по всему, оказалось совершенно неожиданным, опознаны. Это доктор Леонард Грисвольд, пятьдесят один год, владелец и директор лечебницы, миссис Миртль Фрилинг, медсестра, и Герберт Томас, санитар…»
«Господи!»
Зазвонил телефон.
Она побежала в спальню, схватила трубку.
«Мисс Андерсон? Вас беспокоит лейтенант Баррингер, полицейское управление Лос-Анжелеса».
Телевизор мешал слушать. Лейтенант говорил, что они обнаружили трупы.
«Я знаю», — откликнулась Дороти. — «Только что передали в новостях».
Свежий воздух, успевший просочиться сквозь открытое окно в ванной, не мог достичь спальни, но Дороти вдруг обдало холодом. Все тело пронизала дрожь. От волнения она пропустила начало следующей фразы, и заставила себя прислушаться.
«…явно одна из пациенток, и мы надеемся, что вы поможете ее опознать. Пожилая женщина, на вид примерно шестьдесят пять лет, невысокая, довольно худая. Носит очки без оправы…»
«Миссис Полачек», — сказала ему Дороти. — «Фрэнсис Полачек. П-О-Л-А-Ч-Е-К… Нет, точно не знаю. Она вдова. По-моему, жила в Хантингтон Парк, вместе с сестрой».
«Сколько еще больных находилось в лечебнице?»
«Пятеро». — Никакого сквозняка, но дрожь не унимается. — «Бога ради, объясните, что там случилось…»
«Вы не могли бы нам назвать их имена?»
«Да, конечно». — Дороти сделала глубокий вдох. Теперь и вправду стало чуть прохладнее, словно от внезапного порыва ветра. Она удивленно повернула голову. Дверца массивного шкафа стремительно надвигалась на нее, словно кто-то хотел вылезти наружу.
Дороти не успела закричать.
Несколько секунд спустя о случившемся напоминали лишь четыре открытых объекта. Окно в ванной. Шкаф. Ящик кухонного столика, где лежали ножи. И яремная вена на шее Дороти.
По телевизору наконец начали передавать прогноз погоды. Комментатор сообщил ей, что завтра будет ясно, ожидается небольшое повышение температуры.
Утреннее солнце, щедро струившее свои лучи сквозь стекло окна, окутало лысую макушку доктора Висенте золотистым ореолом.
Карен, сидевшая напротив него, постоянно щурилась и беспомощно моргала. После бессонной ночи глаза слипались, и она прижалась затылком к спинке стула, спасаясь от невыносимо яркого света. Но уклониться от пронизывающего взгляда полицейского психиатра невозможно. Как и от ответа на обезоруживающе прямые вопросы.
«Почему ваш муж оказался в лечебнице?»
«Ну сколько можно». — Карен помотала головой. — «Вчера ночью я уже все объяснила вашему лейтенанту. Вы не хотите просмотреть его записи?»
«Мне дали отпечатанный экземпляр ваших показаний». Доктор бросил взгляд на несколько листов, лежащих перед ним на столе. — «Но вы очень поможете нам, если расскажете обо всем немного подробнее». Он улыбнулся. — «Например, вы упомянули нервное расстройство мужа. Согласитесь, звучит неопределенно. Не могли бы вы описать, как оно проявилось в его поведении?»
Карен отодвинулась влево, подальше от солнца. «Если честно, говорить особо не о чем. Он просто стал совсем спокойным и безразличным. Неестественно спокойным».
«Ушел в себя? Отрешился от всего?»
«Наверное… Целыми днями сидел без дела. Не читал или смотрел телевизор — просто сидел. Не выказывал никакого желания встретиться с друзьями, даже пообедать где-нибудь, или сходить в театр. А еще постоянно спал до полудня».
«Не жаловался на слабость?»
«Нет. Брюс вообще никогда не жаловался. И никогда не говорил о том, как себя чувствует».
«О чем же он тогда говорил?»
«Ну, сначала рассказывал, что разошлет свои резюме, постарается организовать встречу с теми, кто может помочь с работой. Перед армией он занимался программированием. Но мне кажется, на самом деле всерьез ничего делать не собирался».
«Вы не пытались поговорить с мужем?»
«Нет. Потому что понимала — с ним что-то не в порядке. Хоть он и не желал объяснить, в чем причина».
«Но вы наверняка как-то обсуждали с ним сложившееся положение, прежде чем решили поместить его в закрытую лечебницу?»
Карен заставила себя поднять голову. Встретилась взглядом с доктором. — «На самом деле, Брюс сам так решил. Он понимал, что нездоров, и нуждается в помощи».
«Ясно». — Доктор Висенте устроился поудобнее. — «Но как я понял, содержание в частной клинике Грисвольда стоит довольно дорого. Вы не могли не знать, что после обращения в управление по делам ветеранов, ему предоставили бы бесплатное лечение».
«Нет — он даже слышать не хотел о госпитале для ветеранов…»
«Почему?»
«Он говорил, что психоневрологические отделения ничем не отличаются от тюрьмы. Брюс не хотел, чтобы его держали в загоне, как скотину…»
Следующий вопрос доктор задал тихим вкрадчивым голосом.
«Ваш муж никогда не содержался в таком отделении военного госпиталя, миссис Раймонд?»
От обиды воспаленные глаза Карен заволокло слезами. «Не говорите так о Брюсе! Я же сказала, он сам решил, что надо лечиться, а в тот день доктор Грисвольд хотел его выписать! Он не псих — никогда не был психом!»
Уже позже, размышляя о том, как проходила беседа, Карен поняла, что лейтенант Баррингер все время наблюдал за ними из соседней комнаты. В тот момент, окинув взглядом его фигуру, неожиданно возникшую на пороге, она лишь отметила, что офицер явно устал и ему давно пора побриться.
«Я вам не помешал?» — произнес он.
Доктор молча покачал головой. Карен прижала к глазам носовой платок.
Баррингер подошел к столу. «Я только хотел сказать, что мы распространили обращение. Его станут передавать по радио и телевидению во всех программах новостей. Мы просим родственников исчезнувших пациентов лечебницы связаться с нами, сообщить имена пропавших и предоставить сведения о том, где они могут находиться».
Доктор Висенте вздохнул. «На вашем месте, я бы не очень рассчитывал на их помощь».
«Почему?»
«Боюсь, эти люди относятся к ситуации точно так же, как миссис Раймонд. Они наверняка боятся, что своей откровенностью могут подставить собственнного мужа, жену, дочь или сына. Не забывайте, что больных поместили в частное заведение именно для того, чтобы никто не узнал об их состоянии. То, что там произошло, только укрепит их решимость защитить своих близких от возможного обвинения в убийстве».
«Согласен, шансы невелики». — Баррингер искоса посмотрел на Карен. — «Потому-то и надеялся, что у миссис Раймонд хватит здравого смысла прислушаться к нашим доводам».
Карен быстро подняла голову. «Это у вас не хватает здравого смысла! То, что Брюс содержался в лечебнице, само по себе вовсе не означает, что он как-то замешан в убийствах. Зачем ему творить такое, а потом убегать, если его собирались выписать?»
