с семьей и даже не подозревал, что его служебную форму «позаимствовал» осужденный за убийство бывший шериф.
– Туда, откуда они повылезали, – ответил он.
Не дойдя до низу, Кайл остановился и в истерике обратился к Паркинсону:
– Но…но это же безрассудно! Если нас поймают, то…
– То, что? – медленно отчеканил Паркинсон.
Его раздраженный вид напрягал Кайла, и ему не оставалось ничего больше, кроме как отпустить его или дальше идти с ним. Этот человек куда решительнее юного Кайла, остановить его в минуту, когда он рвется в бой, было сродни удерживать свирепого волка от растерзания овцы.
Кайл, ничего не сказав, опустил руки.
– Если боишься идти со мной – я тебе не вынуждаю. – Паркинсон в промокшей до нитки одежде выглядел суровым и ожесточенным, одним словом, человеком, которому уже нечего терять. Именно таким он в ту минуту показался Кайлу. И пойти против него – значило опустить себя ниже плинтуса в его глазах.
– Найди Монику и жди меня здесь, – велел Паркинсон. – Не смей никуда уходить. И да, родителям своим пока не звони. Если они сами попытаются до тебя дозвониться – скажешь, что в гостях у друга пережидаешь грозу.
Немного погодя, он добавил:
– Господь их убережет, если они не узнают обо всем этом дерьме.
Кайл почувствовал себя пристыженным. Он понял, что повел себя не лучше Марти в день их прогулки по парку после школы, тогда еще он заметил два первых растения. Кайл помнил, как сильно эта истеричность и слабость бесила его в нем. А теперь он повел себя ничуть не лучше. К щекам подступила кровь, и он сбежал по ступенькам, догнав Паркинсона.
– Я пойду с вами, – заявил он.
– Нет, право, лучше останься. Я не хочу рисковать твоим здоровьем, Кайл, ты еще молод и впереди у тебя вся жизнь. Я просто…не смогу себя простить, если с тобой что-то случится.
Эти слова тронули в самое чувствительное место в его душе. Подобные фразы в кино звучат пафосно и драматично, дабы создать ощущение, что впредь герои близки как никогда и ни в коем случае не позволят потерять друг друга. И после них всегда следует единение и подкрепление боевого духа. Также случилось и с Кайлом.
– Ну а я не прощу себя, если с вами случится беда, шериф Паркинсон.
Он остановился и вгляделся в лицо Кайла.
– Никто, слышишь, никто со дня моего заключения не обращался ко мне на «шерифа», словно я для всех больше не существую после того, что сделал. – Последовала долгая пауза. – Пошли, искореним заразу вместе.
Паркинсон по-мужски хлопнул Кайла по спине, и они пошли по направлению к парку.
Даже не подойдя к парку, им на пути встретился еще один оживший мертвец, коих разбрелось по городу не меньше двух десятков. На сей раз Кайл узнал его, но это стоило ему больших усилий. Признать в осунувшемся, сухом, потерявшем левый глаз, поселившим в пустую глазницу дождевого червя и скрючившем ногу ожившем трупе Дага Роджерса, человека, с которым Кайл однажды пересекся через их общего знакомого Адама (очевидно, также ставший одним из них) в своем гараже. Даг не произвел впечатления на Кайла; он и автомобилях разбирался очень поверхностно, и на него с Адамом смотрел свысока. Он был из богатой семьи, и в шестнадцать ему родители подарили первую машину: новую, дорогую, только что с салона «Митсубиши», автоматически сделавшая его «Первым парнем». Тусоваться с парнями из семей с более низкими доходами ему хотелось только, чтобы потешить свое эго. Даг был парнем, который всем своим видом и поступками добивался, чтобы ему завидовали и поклонялись.
Но жизнь все расставила по своим местам. И теперь Даг под ливнем ледяным бесцельно плелся по длинной Стела-стрит с подкосившейся ногой и съедаемым червем глазом.
Увидев его идущим по другой стороне улицы, Кайл и Паркинсон готовились к нападению. Ожившие десятиклассники явно не были дружелюбно настроены к живым, судя по устроенному одним из них переполоху в полицейском участке. Пока Дага от них отделяло порядка ста футов, Паркинсон толкнул Кайла в бок, они оба скользнули в переулок и прижались спинами к сырой стене.
Паркинсон положил руку на кобуру с табельным пистолетом и стал пристально следить за Дагом.
– У вас еще и пистолет? – удивился Кайл. – Разве полицейские не носят его при себе?
– Носят, но не Мэтью. Он всегда был растяпой.
Меж тем Даг прошел как ни в чем ни бывало мимо переулка, где прятались Паркинсон и Кайл. Дождавшись, пока опасность минует, они вышли на тротуар и огляделись по сторонам. Даг ушел уже далеко и перестал быть угрозой, впереди также было чисто.
– Его словно накачали наркотой, – сказал позже Паркинсон. – Так ходят наркоманы в реабилитационных центрах, когда у них начинается ломка. Жуткое зрелище.
– Вы были в наркологии? – отреагировал Кайл как бы между делом.
– В 89-ом мой отец проходил лечение в одном из таких мест. Он тогда плотно сидел на кокаине и героине. Его принудили отправиться на реабилитацию, когда с ним случилась клиническая смерть от передозировки. Тогда его сумели откачать и отправили на лечение. Однако бывших наркоманов не существует, Кайл. В трезвости он прожил всего два года, и в 92-ом снова переборщил с дозой, но откачать его уже не успели…
– Мне, правда, очень жаль, – мрачно ответил Кайл после неловкого молчания.
Паркинсон только отмахнулся.
– Он не был мне с братьями и сестрами хорошим отцом. Единственное, что я помню о нем хорошего, это то, когда он свозил меня в луна-парк на целый день, где все аттракционы находились в моем распоряжении, будто ко мне из рук Джина попала золотая кредитка. Но даже этот жест заботы оказался фальшью. Старшая сестра мне потом рассказала, как она с матерью заставила его свозить меня на аттракционы, дабы извиниться передо мной за нескончаемое пьянство.
– Когда он умер, – добавил позже Паркинсон, – всем было плевать. И мне в том числе. Я лишь твердил себе, стоя возле его больничной койки и прижимая к себе сестренку, что ни в коем не должен кончить как он.
На сей раз Кайл не смог найти слов, и дальше спутники шли к парку по Стела-стрит в полной тишине, нарушаемой лишь стуком пенящегося дождя об асфальт и редкими раскатами затихающей грозы.
Впереди сверкнула молния, и Кайл увидел в сумраке верхушки призрачных тополей. Они почти у цели.
Еще по дороге туда Паркинсон предположил, что мертвецы разбрелись по всему городу в никому неведомом направлении, даже им
