ямы. Пожуй.
– Не надо. Щас остановимся, я какой-нибудь хот-дог куплю. От этого борща из младенца у меня до сих пор изжога. Фил?
Молодой человек ритмично двигал челюстями, жуя жвачку, и спокойно посмотрел на Карпыча, которого буквально колотило от страха.
– У тебя под ногтями кровь.
Фил взглянул на руки, затем выбросил в окно смятый фантик.
– Что ты предлагаешь? Заехать в соседнее село и поискать салон красоты, чтобы мне сделали маникюр?
– Я слышал, что сейчас менты придумали кучу навороченных приспособлений, – стараясь говорить ровно, произнес Карпыч. – Эти штуки вычисляют каплю крови, которую затерли тряпкой вместе с мылом и стиральным порошком. Любой след найдут!
– Забудь об этом.
– Забыть? У меня бампер разворочен, крыло помято! И эта ночь… Что было ночью, Фил? У меня до сих пор перед глазами седые волосы, что ты срезал с этой девки! Ведь она была темноволосой, почти как цыганка!
– Это была седая ночь, дружище.
– Мы ехали к Кролику, – продолжал Карпыч. – А приехали в какую-то глушь…
– Случившееся было сном. А что подумал Кролик, никто и не узнал. Потому что он был очень воспитанным.
Карпыч сунул Филу под нос ладонь, на тыльной стороне которой краснели четыре дырочки с воспаленной вокруг кожей.
– А как же вилка, братуха? Ты думал, что я серая тень! И чуть не убил меня!
– Заткнись уже! – разозлился Фил. – Все серые тени спят! Единственные тени, которые я сейчас вижу, – это тени от деревьев!
Некоторое время они, зевая, ехали в полном молчании. Наконец Фил подал голос:
– Если тебя так гложет совесть, давай заедем в храм. Тут полно старых церквей. Поставим свечки за мертвых. Помолимся, очистимся от грехов.
– Правда?
– Вполне. Только надо закрыть глаза и представить, что с тебя стекает вся грязь. И тогда, типа, ты вроде как ничего плохого не делал.
– Это называется «исповедь», – сказал Карпыч.
Тренькнул пейджер, принимая новое сообщение, и Фил, сняв его с пояса, вгляделся в текст. Лицо его оживилось:
– Намечается новая туса. Сегодня вечером у Дрона.
– У Дрона?
– Ага, тот крендель из Химок, помнишь? Кролик пишет, что надыбал травы. Еще возьмет с собой ящик водки. Решил реабилитироваться после косяка со своей дачей. Так что надо хорошенько выспаться перед гулянкой.
– Мы же вроде в церковь собрались, – напомнил Карпыч, но Фил отмахнулся:
– Церковь подождет. Заедем в магаз, уже давно все торговые точки открылись. Лично я хочу пива, глотка пересохла. И домой, спать.
Карпыч в знак согласия кивнул. Ему самому жуть как не хотелось ехать в храм. Как-то неуютно он там всегда себя чувствовал.
– Включи музон, – сказал Фил. – Самое время для «Cannibal Corpse».
Карпыч, хихикнув, потянулся к диску на приборной доске.
Черный «Мицубиси» мчался по асфальту в сторону города, и солнечные лучи отбрасывали на дорогу серую тень от него.
Седая ночь была уже в прошлом, новый день вступал в свои права.
* * *
Ноготь. Юрий несколько раз моргнул, как если бы пытался избавиться от соринки, застрявшей в глазу. Ноготь не исчезал. Он лежал прямо перед его лицом, бледно-голубого цвета. Ноготь от большого пальца ноги. Юрий приподнялся, не отрывая взгляда от ногтя, мучительно думая, что же такого примечательного в этом ногте. Хотя совсем недавно наверх отправили Жанну. Возможно, ее ноготь остался на полу…
«Ногти Жанны был окрашены другим лаком», – подсказал ему чей-то чужой голос, и Юрий содрогнулся. Уж очень…
Уж очень он был похож на голос его жены, Аллы, которую он задушил на даче много лет назад. А потом поимел еще теплую, но уже мертвую.
«Догадайся, чей это ноготок», – усмехнулась Алла, и Юрий подскочил как ошпаренный. Запоздалая, смутная, как дымка, догадка уже целую минуту томилась где-то на задворках его сознания, хотя он и так уже все понял.
Кристина! Кристиночка!
Он принялся лихорадочно оглядываться в поисках стопы дочери. Она ведь всегда была рядом!
Мельком взглянул на трепетавший болью обрубок руки, и его бросило в дрожь. Несчастная рука раздулась и стала похожа на полено, черные пятна, словно щупальца, неумолимо ползли вверх и почти добрались до плеча. От разлагающейся плоти смердело, как из ямы с трупами.
Юрий ударил себя в локоть, затем еще раз. Никаких ощущений. Стиснув зубы, он принялся скрести ногтями по плечу, и только тогда его затуманенный мозг уловил болевой импульс. С огромным трудом он заставил свое внимание вновь переключиться на ноготь.
Подобрав его, Юрий попытался встать, но его зашатало, и он упал. Его охватил страх. Он что, умирает?! И где нога его Кристины?! Без нее он чувствовал себя совершенно беспомощным и растерянным, как потерявшийся ребенок на оживленной улице…
Пронизывающий взгляд остановился на Рэде. Пожилой режиссер стоял в углу, с холодным безмолвием наблюдая за ним. Завернутый в простыню ребенок лежал за его спиной и агукал.
– Рэд, старик…
Есин предпринял еще одну попытку встать, и это ему удалось. Правда, как-то странно дрожали колени, будто все кости в нем заменили на поролон и вату, а голова налилась свинцом.
– Я… не могу найти одну вещь…
– Я выбросил ногу в ведро, – сдержанно ответил Локко. – Извини.
Юрий сделал шаг вперед. В голове что-то вспыхнуло, на секунду ослепив мужчину, и он непроизвольно вытянул руки вперед, как слепой. Еще шаг. Еще, и вот он возле ведра. Действительно, стопа Кристи лежала внутри, наполовину погрузившись в грязно-желтую жижу.
– Тебе придется вынуть и отмыть ее, старик, – сказал Юрий. – Никто не просил тебя брать чужие вещи. А тем более выкидывать их в сортир.
– Я не буду этого делать. Протухшему куску мяса место в помойной яме.
– Ты это сделаешь. Или я заставлю тебя выпить это ведро.
На высоком лбу Рэда выступили бисеринки пота.
– Тебе сейчас не об этом надо думать. До начала фильма осталось шестнадцать минут, Юрий.
– Я не Юрий. Меня зовут Фил.
Новый шаг, теперь в сторону Рэда. Потом еще один. Вспышки продолжались, перед потухшим взором умирающего сверкала волшебная радуга всей палитры красок.
– И ты знаешь, что мне нужно.
Глаза Рэда потемнели, ноздри хищно раздулись:
– Ребенка ты не получишь. Это не его война. Ты сам должен оплатить свой сеанс.
Еще шаг.
– Я все равно… заберу его у тебя.
Еще.
– Убери топор, – сказал Юрий. – Ты не умеешь с ним обращаться. Потому что в своей жизни физическим трудом не занимался.
Веко режиссера дернулось.
– Может быть, и не занимался, но тем не менее я починил топор, как сумел, – промолвил он. – На один удар хватит. И будь уверен, я не промахнусь.
Юрия повело в сторону, и
