Бакс и не верит. Он хоть и держит Стасика для себя, при себе, но в «монастырские сказки» не верит. Учить учи, но не возвышайся над хозяином. И размяв- промяв пресс на тренажере, приступил к избиению макивары, вроде ненароком бросил:
– Только не забудь, из чьих рук кормишься, уч-читель!
– Эх, вот если двое-трое в драке – я люблю это дело! – закрасил поражение Бодя. – Правда, и сам получишь, зато бить удобно! Всегда в кого-нибудь попадешь. А когда маленький и верткий…
Врет Бодя. Причина-таки не в количестве и массе противника, в квалификации причина. Тот же Член вряд ли сойдет за двоих-троих, он и за одного-то с трудом… маленький, пусть не очень верткий. С ним Бодя без зазрения совести… Печень до сих пор бо-бо. В глазах до сих пор ужас-испуг.
О-о, не-ет, ужас-испуг у Члена хоть и перманентный с некоторых пор, однако тут он впрыгнул на некую новую ступень.
Вот и чуткий Юрия поймал взгляд Члена, перехватил его и перебросил Баксу: посторонние в зале!
Какие же это посторонние! Это товарищ капитан. Это товарищ Гуртовой. Потренироваться заявился? И ладушки! Заодно засвидетельствует присутствие в зале товарища Баскакова «со товарищи», пока в городе черт-те что творится. А что, капитан, в городе чэпэ? А что там? Черт-те что? Какая жалость, мы тут, а не там! Поглазели бы…
– Ви-иктор Тарасыч! Какими судьбами?! Стариной решили тряхнуть? Или по делу?
– По делу. Стариной тряхнуть.
Там в уголку и кирпичи заготовлены – для лихих разбиваний ребром ладони. Так что способен еще капитан Гуртовой тряхнуть стариной.
Ки-иай!
А с каким бы удовольствием он рубанул бы по верхнему уровню Анатолия Марковича Баскакова. Была б его, Гуртового, воля, он бы!..
Но воля не его.
Вот и отчитывайся: погром в центре города, нанесение тяжких телесных повреждений, но пострадавшие в рот воды набрали, зубами золотыми скрипят, но молчат.
Что следует? Следует ждать ответной м-м… санкции. Если верить на слово, ответной м-м… санкции не предвидится. Можно верить на слово гражданину «кавказской национальности» Рагимову Наджафу Хакимовичу?
Гражданин Рагимов Н. X. Заявил, что заявлять не будет. Обычное дело: «Восток», напились, немножко поссорились. Люди злые, доведенные, понять можно. Он вообще человек мирный и не любит, когда люди злые. Он вообще давно собирался передать «Восток» в чьи-нибудь хорошие руки и домой вернуться, туда, где люди не злые, добрые, потому что дома тепло и кушать всегда много, гостей с радостью принимают, не то что здесь. А «Восток» он да-авно собирался – в другие руки. Конечно, чтобы и себя не обидеть, не за бесценок. Вот нашелся добрый человек, и документы у доброго человека готовы, и в цене сошлись. Какая цена? Коммерческая тайна. Нет, не от тебя, начальник, дорогой! Разве у меня могут быть тайны от тебя, начальник, дорогой?! Но – коммерция, понимаешь, начальник, дорогой?.. Так что все хорошо.
Только одно плохо, начальник, дорогой: девочка куда-то пропала. Хорошо бы ее поискать. И хорошо поискать. Не-ет, начальник, дорогой, Наджаф Хакимович не про себя волнуется, про девочку волнуется. Наджафу-то Хакимовичу что, он из города уезжает. Насовсем. Если приедет, то в гости. В тот же «Восток» – очень жалко, если варьете больше не посмотрит. Такая девочка была, такая девочка! И куда-то исчезла, пропала. Когда? Три дня уже. Как – почему раньше не заявил? Он и сейчас не заявляет. Девочка – взрослый человек, сама собой распоряжается. Но странно все-таки, начальник, дорогой! Очень аккуратная девочка была, всегда – вовремя. Почему Наджаф Хакимович говорит «была»? Он же говорит: три дня ее не видел, пфу испарилась. Нет ее и нет. Даже зарплату не взяла, не пришла. Вчера деньги в «Востоке» давали – а не пришла. А без нее – это уже не «Восток» будет. Без Наджафа Хакимовича – «Восток». А без нее – нет, не тот уже. Он ничего не заявляет, он просто за нее волнуется. Ну ничего, найдется, наверно. Или нет.
Восточная искренность и сердобольность настолько преувеличенно выражается, что грех поверить. Особенно когда искренность и сердобольность выражает гражданин «кавказской национальности» Рагимов Наджаф Хакимович.
Значит, так. «Восток» перестал быть территорией «черных». И перешел к новому хозяину. Некий Ложкин И. Д.
Ложкин-Вилкин-Тарелкин. Да хоть Кастрюлькин! Ясно – подставной! Ясно – не поужинать подъезжали Баскаков и компания. Ясно – разборка-погром в «Востоке» отнюдь не вспышка стихийного народного возмущения, а заранее спланированная акция. И ясно – кем спланированная.
Баскаков и компания только плюнут и разотрут: спортом они все увлеклись в означенный период. Вам и сэмпай Стасик Ли подтвердит. Да что там сэмпай! Вам и капитан Гуртовой подтвердит. Да, товарищ капитан? Спорт – ты мир! Главное – не побеждать, главное – участвовать!
Зацепить бы этих победителей и хоть как доказать, что они участвовали!..
И – девочка. При чем тут девочка? Гражданин «кавказской национальности» Рагимов – не Лев Толстой, чтобы, согласно Хармсу, очень любить детей. И не случайно сердобольствовал. Навести хотел? На что именно? Зыбко, зыбко…
Ну, пропала некая Яна Ким. Не вернулась в общежитие (или, как для приличия обозвали многонаселенные клетушки, дгт – дом гостиничного типа).
Ну, заночевала у кого-то, мужика сняла в конце-концов и у него поселилась.
А вещи, а документы, а работа?
Ну, работа – ей самой решать: заголяться перед ресторанной публикой или решить, мол, хватит. Что же до вещей и документов, то…
То не помешало бы участковому сходить на место. Без особого шума, вроде бы для профилактики: общага, мелкое воровство, пьянки-гулянки, музыка после одиннадцати. Как у вас здесь насчет дисциплинки?
– Да вот же она тут была, товарищ милиционер! Да, два дня шлялась где-то, а потом заявилась. Ободранная вся. Но она. Точно, она! Уж я-то их всех изучила. Собирала что-то. Тряпки там, куклы… Откуда-откуда! У нас стенки бумажные! А шваброй по коридору туда-сюда – вот и слышно. Они же все засранки, простите, товарищ милиционер, – за собой не уберут никогда. Одних окурков каждый вечер – ведро. Но эта, ничего не скажу, аккуратная была. Но тоже, видать, сорвалась. Кровь-то не наша, не русская, бешеная. Сестричка ее с катушек, сами знаете, слетела. Сами знаете, где теперь. И эта тоже теперь… А не знаю! Собралась и ушла. И глазищи дикие-дикие! О-от-такие! А не знаю куда! Если за каждой прошмандовкой следить, глаз не напасешься… Да ее вроде спрашивали уже после. А не знаю! Девка вроде. Подруга вроде. Беленькая такая. Юбка – стыдоба одна. Еще грузины какие-то спрашивали. А с ними у меня разговор короткий! А и никто больше… Так чего, комнату освобождать или как? У нее до конца месяца уплочено, а если уехала, то чего комнате-то пустовать? Товарищ милиционер, вы уж тогда к нашему коменданту зайдите, поставьте в известность.
Не дело милиции: отслеживать маршрут любой и каждой гражданки. Мало ли! Гражданин Рагимов Н. X. не заявлял, темнил. Пропала, пропала! На похищение намекал, так, что ли?
Да ведь не пропала никуда. Вот и Сердюков доложил после беседы с вахтером Кляминой: жива – здорова Яна Ким, объявилась, забрала шмотки-документы, съехала. Судя по всему. Куда-куда! Может, на свидание к сестре. Та на поселении рядышком. Они же друг без друга – с трудом. Кровь-то не наша. Что мы о них знаем?! Ну и что мы о них знаем?
Рутина, бумажки. Желто-зеленые узкие конторские коридоры. Счетверенные стулья, выдранные и притащенные из какого-то актового зала. Дальше- дальше: кабинеты, кабинеты. Районное управление как районное управление. Глазами постороннего: скука и никакой романтики. Так оно и есть.
Только посторонним здесь не место. Если идешь коридорами и считаешь кабинеты – значит, зачем-то пришел. Зачем пришел? И кто?
Но это ж надо, чтобы высунулся из кабинета или попался навстречу компетентный товарищ и осведомился: «Вы что ищете?». Не высовывается, не попадается.
И приходится наблюдать коридоры-кабинеты глазами постороннего, движущегося бесшумно-осторожно, готового метнуться-отпрянуть в любой момент, если… Если что?
А компетентные товарищи как раз и силятся проявить собственную компетенцию: ну и что мы о них знаем?
– Ким. Анна и Яна. Год рождения – 1975. Место рождения – Кулдык-Булдык, Какойтостан. Родители неизвестны. Детдом. Незаконченное среднее. Призеры первенства… А! Любопытно, товарищ капитан! Знаете, кто у них тренером был?!
– Дальш-ш-ше, Степа, дальш-ш-ше! – если одной-единственной шипящей можно выразить презрение-ненависть-бессилие, то оно и есть. – Дальше!
– Золото и серебро на «Дружбе». Так… Исчезли там же, в Саратове. Предположительно, сами сбежали. Медали исчезли вместе с ними. Но там ведь не по-настоящему золото, только покрытие. Заявление о розыске не поступало.
– Дальше.
– Да-альше. Объявились в цирковой труппе. О Мун Ен. Мастер. Учитель. Навроде опекуна. А сам… Там и конопля, и церьяк. Возможно, использовал их в качестве посыльных для передачи товара. Не исключено. Улики только косвенные…
