мужчины, Рэд положил ее сверху в контейнер.
– Браво, Рэд, – похвалил Ох, когда забитое доверху ведро поползло наверх. – Не ожидал подобного героизма от субтильного режиссера…
– Довольно! – Локко было трудно даже говорить, каждое слово требовало усилий. – Прекращайте прикалываться!
На его глазах здоровяк в комбинезоне подошел к весам, привычным движением вываливая в чашу последний «платеж».
Во второй заход Рэд загрузил в контейнер части туловища. Все это время из динамиков, не переставая, звучала чарующая музыка величайшего австрийского композитора.
Эх вытряхнул в чашу остатки плоти, прилипшие ко дну ведра, и камера вплотную приблизилась к вороньим клювам – указателям равновесия. Клювик с чашей должников застыл всего на пару миллиметров выше противоположного, на чаше которого находилась бронзовая скульптура.
– Недобор, старик, – заметил Ох. – Я тебя не обманываю.
Рэду начало казаться, что он окончательно сходит с ума.
– Что ты хочешь от меня?! Чтобы я отрезал свой член и положил его на чашу?!!
– Вряд ли твоего стручка будет достаточно, – невозмутимо отозвался Ох. – К тому же речь идет не о тебе. Ты можешь засунуть в ведро ребенка. Фил был прав. То, что вышло из Жанны, является частью ее самой. Решай, или Эх разрежет на куски девчонку.
Рэд со страхом посмотрел на малыша. Несмотря на происходящее, тот умудрился заснуть и теперь преспокойно сопел, лежа на спине и раскинув руки в стороны.
С гулким стуком опустилось ведро.
Режиссер поднялся, заторможенно оглядываясь по сторонам. Его тонкие губы беззвучно шевелились. Почти весь пол помещения был залит кровью, которая еще не успела свернуться. Взор режиссера уткнулся в собственную сорочку, которую он снял с себя перед «работой».
– Хрен вам, – пробурчал он, взяв рубашку. – Все будет по правилам.
Встав на четвереньки, Рэд принялся вытирать пол. Как только сорочка пропитывалась кровью насквозь, он тут же выжимал ее в ведро. Липкая багровая жижа лениво струилась между пальцами, постепенно заполняя емкость. Десять минут однообразной работы – и вскоре вытирать было практически нечего.
Ребенок продолжал мирно спать.
– Ну? – прохрипел Рэд, цепляя булькающее ведро к тросу. По его мнению, литра полтора в нем было точно. – Все по правилам, ублюдок?!
Трос начал медленно подниматься.
Еще через пять минут Эх аккуратно слил кровь в чашу, и указатель равновесия медленно качнулся вниз. Теперь медные клювы располагались друг напротив друга.
– Вот так, едрить вас за ногу, – прошептал Рэд, улыбаясь. – Получилось…
– Получилось, – подтвердил Ох. – Молодец, проявил смекалку. Ну а теперь займемся тобой, старый педрила. Только вначале посмотрим фильм. Война войной, а кино по расписанию…
«Если бы кинопроизводители строили самолеты, они бы терпели катастрофы во время первого же вылета…»
Жан-Люк Годар
«У всякого безумия есть своя логика».
Вильям Шекспир
1995 год, Истринский район,
дер. Алексеевка
– Смена окончена, – хрипловатым голосом объявил Рэд и выключил камеру. – И фильм, кстати, тоже. Я вас поздравляю, друзья.
Тридцатипятилетний начинающий режиссер Рэд Локко сидел по-турецки на древнем, продавленном диване, сплошь заляпанном свежей кровью. Темные густые волосы мужчины, еще не тронутые сединой, свободно ниспадали на узкие плечи. В левом ухе поблескивала серебряная сережка в виде крошечного револьвера. На Локко были светлые выцветшие джинсы и хлопчатобумажная белая рубашка, поверх которой была надета кожаная жилетка с вышитой на спине коброй.
Ирина Воробьева неподвижно лежала на дощатом полу в густеющей луже крови – скальпированная, с рассеченным животом и ампутированными конечностями. Белое как мрамор тело изувеченной «актрисы» было похоже на гротескно-жуткое изваяние сумасшедшего скульптора.
Рэд с бесстрастным видом буддийского монаха скрутил «косяк», и вскоре к терпкому запаху крови, витавшему в помещении, добавился сладковатый аромат травки.
– Накрой ее чем-нибудь, – сказал режиссер Алексею, который с видом контуженого сидел на полу, раздвинув голые ноги. Мутный, осоловелый взгляд молодого человека ничего не выражал.
– Мне надо выпить, – только и смог выговорить он, начиная подниматься.
– На кухне коньяк, – сообщил Рэд, выпуская изо рта колечко дыма. – Только не надирайтесь. Нам еще тут прибираться.
Он внимательно посмотрел на долговязого мужчину лет двадцати семи – тридцати с копной непослушных курчавых волос. Он молча сидел на самом краешке стула, ощупывая рукой заплывший глаз.
– Как поживает наш звукорежиссер? – ехидно поинтересовался Рэд. – Не сильно тебя приложил Юрик? А, Серега?
Сергей убрал руку, переместив ее к скривившимся губам. Его глаза выпучились, лицо налилось кровью.
– Все понятно, – кивнул Рэд. – Если блевать – то вон там. Беги, еще успеешь.
Нетвердо перебирая худыми ногами, звукорежиссер поспешил на кухню. Спустя секунду оттуда донеслись недвусмысленные звуки.
– Ты, сучонок! – выругался Юрий, находившийся также на кухне. – Забрызгал мне джинсы!
Пьяно покачиваясь, парень вошел в комнату, держа в руке открытую бутылку коньяка. Обнаженный по пояс, он, как и Алексей, был весь покрыт разводами крови, а его голову «украшал» парик из срезанного скальпа Ирины.
– Леша, я тебе сказал накрыть ее! – повысил голос Рэд.
Раздраженно фыркнув, Алексей подобрал с пола окровавленную простыню и бросил ее на мертвое тело женщины. Икнув, он обратился к Юрию:
– Дай… мне тоже парик померить, братан.
Тот игриво повел плечами, наматывая на палец поседевший локон:
– Фигушки. Это мои волосы.
– Ладно, поиграйся еще. Тогда гони пузырь. – Алексей протянул руку, и Юрий отдал ему бутылку.
В дверном проеме появился Сергей, на его щетинистом подбородке еще остались следы рвоты.
– Вы… что вы наделали? Нам всем писец, разве не понимаете? – отдышавшись, испуганно проблеял он. Звукорежиссер старался не смотреть на труп, но его глаза помимо собственной воли возвращались к страшному зрелищу. – Там на кухне… ее руки… И ребенок в кастрюле! Вы все сошли с ума! Что за таблетки ты нам дал, Рэд?!
– Угомонись, Сережа, – сказал Рэд. – Ночь и так выдалась напряженная, тебе нужно расслабиться. Хочешь затянуться?
Он протянул дымящийся «косяк», но Сергей замотал головой.
– А где наш ассистент? – полюбопытствовал Рэд. – Ваня?
– Спит с Жанной, – ответил Алексей. Сделав жадный глоток коньяка, он поперхнулся и закашлялся. – Он еще на половине съемок фильма отрубился. Оба пьяные вдрабадан.
– Разбудите их, – велел режиссер. – Юрик, займись. Пора приходить в себя. Если Жанна начнет истерить, сделай ей укол.
Юрий кивнул и уже хотел было отправиться в соседнюю комнату, как его за плечо ухватил Сергей:
– Ты мне глаз разбил, скотина.
Юрий недобро усмехнулся:
– Если не уберешь лапу, я тебе второй «фонарь» поставлю. Меньше нужно было психовать.
– Вы убили ребенка.
– Ты знал, на что шел.
Звукорежиссер побледнел.
– Вы сказали, что это будет спившаяся бомжиха, – напомнил он. – А привезли обычную бабу… Да еще на последних неделях беременности!
– Пошел
