– Вы знаете, до сих пор нет. Честно говоря, мы уже начали беспокоиться.
Ольга Всеволодовна Ракитина, царственная высокая дама с тяжелым серебристо-седым узлом на затылке, проводила капитана в гостиную.
– Она звонила часа три назад, – добавил Юрий Петрович.
Капитан машинально отметил про себя, что Никита был больше похож на мать, чем на отца. У отца лицо круглей, тяжелей, темные глаза, черные, с проседью, волосы.
– Не знаете, откуда она звонила? – спросил капитан, усаживаясь в кресло. – Дело в том, что я ее потерял. Она важная свидетельница.
– Звонила она от своей подруги. Вы ее вряд ли знаете. Чай? Кофе?
– Спасибо, кофе, если можно.
Ольга Всеволодовна кивнула и ушла на кухню. Капитан остался наедине с Ракитиным-старшим. Несколько секунд оба молчали. Наконец, откашлявшись, Ракитин спросил хрипло:
– Простите, Андрей Михайлович, прежде всего мне бы хотелось узнать, все-таки ведется какое-то расследование или нет? В прокуратуре сказали совершенно однозначно, что произошел несчастный случай и никакого следствия не будет.
– Да, все так, – кивнул капитан.
– Но вы, если я правильно понял, не согласны с официальной версией?
– Не согласен.
– То есть вы пытаетесь вести расследование самостоятельно?
– Ну, не совсем. Я все-таки должностное лицо, не частный сыщик. Я собираю оперативную информацию. Думаю, дело будет возбуждено по вновь открывшимся обстоятельствам.
– Но как же? Ведь никаких следов уже не осталось. Нельзя даже идентифицировать, опознать труп… это безобразие с кремацией… Знаете, мы привыкли в нашей стране ко всему, нас ничем не удивишь, однако чтобы такое варварство…
Если бы у капитана было больше времени, он, возможно, и поговорил бы с Юрием Петровичем подробней об этом варварстве. Но Леонтьев спешил. У него осталось минут сорок, не больше.
– Юрий Петрович, простите, мне бы хотелось осмотреть кабинет Никиты Юрьевича и проверить его компьютер.
– В каком смысле – проверить?
– Я должен знать, над чем он работал в последнее время.
– Никита никому не разрешает подходить к своему компьютеру, – сообщила Ольга Всеволодовна, поставив на журнальный стол поднос с кофейником и чашками.
– Оля, перестань. Ты же понимаешь, это необходимо, – быстро произнес Ракитин.
– Не знаю, не знаю, – Ольга Всеволодовна покачала головой, – я никому уже не могу верить. Вот сахар, пожалуйста, – она любезно улыбнулась капитану.
– Оля! – сверкнул на нее глазами Юрий Петрович.
– Простите, Ольга Всеволодовна, а почему? – мягко поинтересовался капитан. – Почему вы некому не можете верить?
– Знаете, я раньше не любила всех этих досужих разговоров о том, какая у нас ужасная, коррумпированная милиция, но сейчас, после того, что произошло с моим сыном…
– Оля! – простонал Юрий Петрович.
– Юра, у меня нет оснований верить в чье-либо бескорыстное участие, – произнесла она тихо и одарила капитана холодной любезной улыбкой, – прошу меня извинить.
– Вы, Андрей Михайлович, простите ее, – развел руками Ракитин, когда она вышла, – Ольга Всеволодовна пережила тяжелейший шок. Вам действительно надо заглянуть в кабинет, посмотреть, что там у Никиты творится в компьютере. Мы ведь ничего не понимаем в этой машине, Никита приучил нас, что нельзя близко подходить. На самом деле для вас здесь будет много интересного, я не сомневаюсь.
– Юра, можно тебя на минуточку? – Ольга Всеволодовна опять холодно, любезно
Улыбнулась капитану. – Извините еще раз.
– Откуда ты знаешь, что этому человеку можно верить? – услышал Леонтьев ее быстрый, громкий шепот. – Ты его впервые видишь и считаешь возможным подпускать к компьютеру! Ты что, думаешь, он вот так, по собственной инициативе, пытается докопаться до правды? Это только у Никиты в романах попадаются добрые благородные милиционеры. В жизни таких давно нет. Они выродились, как мамонты. Я, например, не настолько наивна…
– Прекрати, – жестко оборвал ее Юрий Петрович, – нельзя всех подозревать в подонстве.
– Я обязана подозревать, когда дело касается моего сына…
– Оля, остановись. Тебя заносит…
Капитан между тем, не теряя времени, включил компьютер. Юрий Петрович вернулся в комнату, закрыл за собой дверь, некоторое время молча стоял за спиной капитана, наблюдая, как меняются непонятные надписи на экране, и наконец произнес:
– Мы обнаружили следы крови на клавиатуре и на мыши. Такие же следы в ванной, на раковине.
– И вы их стерли? – быстро спросил Леонтьев, не отрываясь от экрана.
– Они были совсем сухие, и как-то сами сколупнулись. Мы решили, что вряд ли кто-то теперь сочтет нужным проводить здесь, в квартире, какой-нибудь криминалистический осмотр, или как это у вас называют? Слишком много времени прошло, к тому же уверен, чужие отпечатки пальцев все равно стерты.
– Что значит – чужие отпечатки?
– Дело в том, что в нашей квартире был обыск. Аккуратный, вероятно, вполне профессиональный. Ничего ценного не пропало, хотя, если вы успели заметить, рядового вора здесь многое могло бы заинтересовать. Капитан сразу обнаружил в компьютере последний опубликованный роман Виктора Годунова «Триумфатор», разбитый на три больших файла. Нашел на твердом диске и другие, предыдущие, романы. Но ничего похожего на начало нового романа, ни набросков, ни черновиков не было. Капитан нервно взглянул на часы. У него оставалось не больше двадцати минут.
– Скажите, – обернулся он к Юрию Петровичу, – у Никиты был только один компьютер? Не было маленького, ноутбука?
– Нет. Он все собирался купить.
– А какие-нибудь блокноты, записные книжки?
– Был толстый ежедневник. Он исчез. Капитан запустил специальную системную программу, которая позволяла напрямую прочитать содержимое секторов диска, и нашел то, что искал. Разрозненные фрагменты, бессмысленные обрывки фраз. Они сохранились случайно в разных местах. Стало быть, существовал большой блок информации, который был уничтожен, стерт из компьютерной памяти. Сделал это сам автор или кто-то еще, теперь узнать невозможно.
– Скажите, Юрий Петрович, а где Никита хранил компьютерные дискеты?
– Везде. Их было много, но не осталось ни одной.
– Еще что-нибудь пропало?
– Сын не подпускал нас к своему столу, к тому же нас полгода не было дома. Мне сложно сказать, что именно пропало, но я уверен, кто-то здорово порылся в его бумагах, и еще, в кухне отодвинут буфет от стены, под лавкой валялась сумка с продуктами из супермаркета. Я сохранил чек на всякий случай.
– Нет, я не понимаю, куда все-таки делась Зинуля? – громко произнесла Ольга Всеволодовна, входя в комнату. – Звонила утром, сказала: буду через час, а уже начало четвертого. Юра, ты не знаешь, какой там номер?
– Понятия не имею, – откликнулся Ракитин.
– Так… Что же делать? Девочка пропала…
– Простите, откуда она вам все-таки звонила? – спросил капитан. Они разговаривали в прихожей. Ему уже пора было уходить.
– Вам это имя ничего не скажет, – Ольга Всеволодовна зябко передернула плечами.
– Елагина Вероника Сергеевна, – произнес Ракитин хриплым, каким-то тусклым голосом, – бывшая невеста Никиты. Зина Резникова жила у нее в квартире. Оттуда она звонила нам, и даже была вероятность, что заедут они вместе.
– Когда это было?
– Давно. Утром.
* * *
Григорий Петрович выглядел плохо. И сразу, с порога, встретил Виктюка мрачным вопросом:
– Астахова – твоя работа?
– Твоя, – с улыбкой покачал головой Виктюк, – твоя, Гриша.
– С ума сошел? Не было на нее заказа. Что за самодеятельность?
– Это вместо спасибо? – Виктюк вздохнул и слегка нахмурился. – Ты знаешь, что к ней приходили из милиции?
– Знаю, – рявкнул Русов.
– А известно тебе, что к ней приходили дважды, и после этого она ушла в тяжелый запой?
– Астахова? В запой? – ошалело заморгал Русов. – Ты, Феликс, что-то не то плетешь.
– Послушай, господин губернатор, будь любезен, выбирай выражения, – поморщился Виктюк.
– Извини.
– Да уж ладно. Так вот, Гриша, эта трезвенница, эта воительница очень не любила тебя. А что бывает, если к большому количеству информации добавить порцию крепко настоянной, многолетней ненависти? Адская смесь, бертолетова соль. Хорошо, что все это выплеснулось на мою бедную голову. На мою, а не на чью-то чужую. Ну представь, если бы вот так, спьяну, она разболталась бы не со мной, а, к примеру, с тем капитаном, который интересовался несчастным случаем?
– Подожди, Феликс, я не понял, ты ведь не был знаком с Астаховой.
– Вот и решил познакомиться. Ну так, из любопытства. Меня всегда интересуют фигуры, на которых слишком многое сходится. Астахова – главный редактор издательства «Каскад». Там печатались книги твоего Годунова. Астахова – тетушка несчастного Антона Сливко. И наконец, она же – твое давнее прикрытие в делах с Шанли. Понимаешь ли, Гриша, эти три прямые обязаны были идти параллельно и никогда не пересекаться. Мне как-то уютней жить по законам старой, классической Евклидовой геометрии. – Что? – мотнул головой Русов. – При чем здесь геометрия?
