ее слова коллективное бормотание. Возможно, согласие. Возможно, недоверие. По большому счету это не имело для нее никакого значения. Прежде чем кто-нибудь успел сказать что-нибудь еще, железные автоматические ворота стали открываться.
– Нейтан! – Сара была готова. Ее оператор – нет. – Нейтан!
Второй окрик прозвучал громче первого, явно выдавая ее нетерпение. Это подействовало. Объектив Бенсона тут же оказался наставлен куда надо.
Ворота оставались закрытыми по меньшей мере с девяти утра, когда начали собираться представители СМИ. С того времени через дверь дома то и дело сновали полицейские, одни в форме, другие в белых комбинезонах. Теперь они все выходили, в общей сложности двенадцать человек.
– Она, – прошептала Сара, указывая на единственного полицейского перед домом, одетого не в форму и не в белый комбинезон криминалиста. – Вот с кем нам нужно поговорить.
Бенсон нажатием кнопки настроил объектив, чтобы снять женщину, на которую показала Сара, крупным планом. Один взгляд на экран его камеры подтвердил ее догадку: эта женщина в обычной одежде была главной.
Главный инспектор Джоэль Леви спокойно относилась к СМИ. Они были необходимы. Иногда даже полезны. Много убийств без их участия остались бы нераскрытыми, знала она. Но, несмотря на это, некоторые ее коллеги отнюдь не питали к СМИ теплых чувств. Некоторые даже воспринимали репортеров как врагов.
Леви заметила, что чаще всего именно этим коллегам было что скрывать.
– Стив, на мне ничего нет?
Инспектор Стивен Хейл отреагировал моментально: они со старшим инспектором давным-давно отладили эту процедуру до совершенства. Леви собиралась разговаривать с репортерами после того, как два часа провела на кровавом месте преступления. Если хотя бы пятнышко крови Филиппа Лонгмана попадет на телевизионный экран, имиджу британской полиции будет нанесен непоправимый урон. Поэтому Хейл внимательно осмотрел ее с головы до ног.
– Ничего, – наконец заключил он.
– Спасибо.
Леви подняла руку к волосам и распустила пучок. По шее рассыпалась тяжелая черная грива, чуть-чуть не доставая до плеч.
– Злая ведьма превращается в Скарлетт О’Хару, – с улыбкой сказал Хейл.
– Смешно, – отрезала она. Леви не особенно заботил ее внешний вид, но она была реалисткой. Нравится ей это или нет, ее будут судить как женщину. Забранные волосы производят впечатление суровости. Распущенные – сигнализируют, что к их обладательнице можно приблизиться. Значима любая деталь, которая способна привлечь общественность на ее сторону.
Она повернулась к теперь уже полностью открытым воротам.
– Заводите их.
Хейл махнул полицейскому у ворот, и тот, не теряя времени, предложил репортерам с операторами пройти во двор. Поближе к входной двери, у которой стояли Леви с Хейлом. Вопросы посыпались еще до того, как стайка репортеров успела остановиться.
– Можете прокомментировать слухи, что жертва – судья высокого уровня?
– Это правда, что в доме был убит судья?
– Есть ли связь между жертвой и каким-либо текущим судебным разбирательством?
– Дамы и господа, сейчас мы не можем и не станем отвечать на вопросы, связанные с личностью жертвы, – безапелляционно ответила Леви. Вопросы прекратились. – Я могу только в общих чертах сообщить, что произошло, и, как обычно, если вы пойдете нам навстречу, то потом можете рассчитывать на нашу благодарность. Все согласны?
– Услуга за услугу? – Вопрос исходил от девушки, которая единственная из репортеров хранила молчание до сего момента. Леви узнала девушку: ее звали Сара Труман. – Мы первыми услышим о том, что вы узнаете?
– Само собой разумеется, мисс Труман.
– Я бы так не сказала.
Леви улыбнулась. Она уважала профессионализм как в своей сфере деятельности, так и в любой другой и была прекрасно осведомлена о репутации Сары.
– Тогда даю вам слово. Вы четверо первыми получите доступ к любой информации, которую мы сможем сообщить, как только появится возможность. Если до того времени будете на нашей стороне.
– Согласна. – Произнося это, Сара шагнула в сторону, чтобы открыть оператору лучший вид на Леви, готовую сделать сообщение. – Скажите, когда начинаем.
Майкл смотрел с моста Ватерлоо на мерцающую поверхность Темзы. Ее мутные воды казались голубыми из-за отражающегося в них безоблачного неба. Это иллюзия делала один из лучших видов Лондона еще красивее.
Майклу всегда нравилось проходить этот путь пешком. От вокзала Ватерлоо до Миддл-Темпла. Всего полтора с небольшим километра, он проходил через мост Ватерлоо, откуда открывался вид на самые знаменитые достопримечательности Лондона. Каждая из них напоминала о том, как далеко ушел Майкл от мрачных улиц своего детства. Поэтому он и выбрал это место – самый центр между Стрэндом и Саут-Банком, – чтобы сделать Саре предложение спустя всего год после того, как они встретились.
От этого воспоминания его нежность к мосту только усиливалась.
Место, куда Майкл направлялся, было в своем роде столь же примечательным. Всего в нескольких минутах ходьбы от моста Ватерлоо начинался лондонский Темпл – район, где перед глазами разворачивалась история. Выстроенный вокруг девятисотлетней церкви, изначально он служил пристанищем английским тамплиерам. После жестокой расправы над орденом, завершившейся в 1312 году, территория некоторое время переходила от владельца к владельцу по прихоти следовавших друг за другом средневековых королей. Сто лет неразберихи завершились в конце XIV века, когда там обосновались законники. С тех пор успело смениться тысячелетие, но большинство барристеров до сих пор называло Темпл домом.
Пройдя первые сто метров по Флит-стрит по направлению к Миддл-Темпл-лейн, Майкл посмотрел налево. Несмотря на прошедшие годы, вид все еще производил на него впечатление. Королевский судный двор Лондона был возведен во времена расцвета Британской империи. Могущество Британии отразилось в самом размере постройки. Самое большое здание суда в Европе, его величественный каменный фасад с первого взгляда заворожил Майкла.
Миддл-Темпл-лейн не настолько поражала воображение, но и она казалась особенной. Выйти на эту улицу можно было через неприметные белые ворота прямо напротив здания суда. Майкл проходил через эти ворота почти каждый рабочий день на протяжении своей карьеры, однако его не переставало изумлять то, как их порог делит мир на две части. С одной стороны – со стороны Флит-стрит – оставалась современность в виде обычной оживленной лондонской магистрали. По другую – открывалось прошлое. Мощеные улочки. Газовые фонари. Старинные здания, покосившиеся от возраста. Словно диккенсовский роман воплотился в жизнь, и Майкл в очередной раз восхитился, хотя шел здесь не впервые.
Он посмотрел на часы. 13:15. Из-за решения идти пешком он добрался позже намеченного времени. И к тому же вспотел. Принимая это решение, Майкл не подумал о жаре. Теперь он вытащил из кармана брюк телефон и увидел, что его уже поджидает сообщение: «Опаздываешь, засранец».
Сообщение не
