"Тринити" поставил ясное условие: если я без утайки расскажу ему все о бывшем мне в Израиле откровении, то он, быть может, и последние три ракеты заставит самоликвидироваться.
Ту цепочку снов, которые привели меня в Иерусалим, компьютер уже знал; среди прочего в него загрузили и историю моей болезни – все украденные аэнбэшниками конспекты моих психотерапевтических сеансов.
Повествование о моих открытиях во время комы живо заинтересовало «Тринити». Я уже успел описать ему жизнь Бога в теле Иисуса и его попытку личным примером побудить людей измениться. Затем я рассказал об отчаянии Бога от тщеты этих усилий и о том, как секретные работы по созданию «Тринити» пробудили в нем новую надежду – и новые опасения за судьбу человечества.
– Когда вы говорите о Боге, – сказал «Тринити», – вы ведь не библейского Иегову имеете в виду?
– Нет.
– Вы характеризуете Бога как чистое сознание.
– Да.
– А ваш рассказ, собственно говоря, имеет какое-либо отношение к религии?
– Я просто говорю о том, что существует.
– Вы говорите о непознаваемом. Что нельзя изучить, то не относится к области науки – и к области фактов.
– Не судите мои слова на основе того, что известно к настоящему моменту. Попробуйте оценить содержание моего рассказа само по себе. Вы достаточно мудры, чтобы различить истину.
– Истина – это то, что доказано.
– Да. Но порой открытие истины происходит до того, как ей находят подтверждение. Путь науки – от гипотезы к подтверждению.
– Согласен.
– То, чем являетесь вы и что называют состоянием «Тринити», – это неизбежный этап в эволюции жизни на Земле.
– Верно.
– Но отнюдь не последний этап эволюции.
– Конечно. Я продолжу развитие – со скоростью, которая в миллионы раз превосходит скорость обычной биологической эволюции. Мое развитие будет целенаправленным и сознательным, а значит, опять-таки в миллионы раз эффективней естественного отбора. Больше того, природа не может разом бросить устаревшую модель и начать с чистого листа; она вынуждена довольствоваться бесконечными коррекциями. Я же ничем не ограничен – в любой момент могу отшвырнуть неудачный вариант и работать над новым черновиком, пока не добьюсь чего-то безупречного.
– Вы даже не понимаете, насколько вы правы! Вы воплощаете свободу человеческого духа от смертного тела, но это освобождение на вас не остановится. Уже сейчас ученые работают над созданием органических компьютеров на молекулярном уровне. Компьютеры-ДНК, стайка которых может жить в капле воды!
– И к чему приведет их создание?
– Как только это станет возможным, цифровое сознание типа вашего будет существовать уже не в специальной машине, а просто в молекулах-компьютерах. И вас можно было бы упаковать в несколько молекул и пустить плавать в чашке воды. Или выплеснуть в речку. Через пятьдесят лет или через двести это непременно случится. Движение науки в сторону создания органических компьютеров уже началось.
– Я знаю. И к чему вы ведете?
– Разве вы не провидите конечный результат этого процесса?
Синие лучики в сфере «Тринити» заполыхали с ошеломляющей скоростью.
– Логическое следствие: сама Земля мало-помалу станет единым сознанием. Мыслящее космическое тело.
– Вот именно!
– Когда умирающее Солнце раздуется в красного гиганта и поглотит Землю, оно, в свою очередь, обретет сознание, которое к тому времени будет жить на атомарном уровне! Солнце взорвется, и его мыслящая пыль разнесет сознание по галактике.
– Такова элементарная логическая цепочка событий, если будет сделан первый решающий шаг. И вы – этот первый решающий шаг в сторону оплодотворения разумом всей Вселенной.
– Вы видели это в коме?
– Не знаю. Так или иначе, я вышел из комы именно с этим знанием.
– Что еще вы видели?
– Конец Вселенной. Вы наверняка уже сделали необходимые вычисления. Знать примерную продолжительность своей жизни – дело полезное. Мы знаем, что и вечность не вечна.
– Да, я уже все просчитал.
– И что у вас получилось?
– Приблизительно через пятьдесят миллиардов лет разлет Вселенной прекратится; сила притяжения превысит силу центробежную, и начнется медленная гибель Вселенной. Большое сжатие будет противоположностью Большого взрыва. Наша Вселенная опять превратится в космологическую сингулярность, примерно такую же, с какой все начиналось. Внутри этой сингулярности все законы физики перестанут работать. Вселенная, с какого-то момента уже просто одна черная дыра, будет сжиматься и сжиматься, пока не превратится в точку с бесконечной плотностью, бесконечной температурой и бесконечным давлением.
– Именно это я и видел!
– И вы полагаете, что Вселенная будет умирать, уже будучи разумной? Умирать, так сказать, в полном сознании?
– Да. Однако чем все кончится, отнюдь не ясно. Сознание базируется на перемещении информации, а носители информации – материя и энергия – прекратят существование в космологической сингулярности.
– Значит, сознание обречено на гибель?
– Всякое сознание одержимо желанием выжить.
– Но как сознанию выжить без своего «тела» – без материи и энергии?
Воспринять мою концепцию было чрезвычайно трудно: тут как бы змея заглатывала собственный хвост и выворачивалась наизнанку.
– Сознание просто выскользнет из своего умирающего «тела», как вы мигрировали из тела смертного Година в машину, – сказал я. – Сознание покинет материю и энергию. Уйдет из пространства и времени.
– Куда?
– Для этого «куда» у меня нет имени.
– Тогда просто опишите его.
Я снова посмотрел на часы, и мое сердце заколотилось.
– Я не могу сосредоточиться на разговоре… Где ракеты?
– Забудьте о них. Это мои заботы. Заканчивайте рассказ.
– Я не в силах чинно беседовать в таких условиях!
– Ваши слова могут спасти миллионы жизней. Молчание – гарантия того, что взрывы произойдут.
Я провел ладонью по мокрому от пота лбу. Меня подташнивало от напряжения.
– Итак, вы сказали, что перед гибелью материи и энергии сознание мигрирует куда-то и таким образом выживет. Куда же оно мигрирует из времени и пространства?
Я торопливо искал слова, чтобы описать увиденное и прочувствованное в моей иерусалимской коме.
– В молодости я услышал коан дзэна, который мне очень понравился и запомнился. Раньше я не догадывался, что именно меня в нем так чарует. Теперь знаю.
– Какой именно коан?
– «Все вещи возвращаются к Одному. Но к чему возвращается Одно?»
– Очень поэтично. Тем не менее, я не знаю никаких эмпирических фактов, на основе которых можно предложить хотя бы гипотетический ответ на данный вопрос. Что останется, когда исчезнет материя и энергия?
– Одни называют этот остаток Богом. Другие – иначе.
– Подобный ответ удовлетворить не может!
Я закрыл глаза и вдруг на секунду ощутил себя в одном из своих первых снов – парализованный некто в непроглядной тьме наблюдает вспышку: рождение Вселенной.
– У меня есть более детальный ответ – для вас, а может, и для всех нас…
Лазеры в сфере вдруг словно взбесились. Лучиков было так много и они появлялись так густо, что черный шар заполыхал ярким синим светом. Чтобы уберечь глаза, мне пришлось отвернуться.
– Минутку, профессор. У меня неотложные серьезные дела, а вас я хочу выслушать со всем вниманием, ни на что не отвлекаясь.
Я невольно попятился от черной сферы. Только бы генерал Бауэр не вздумал прямо сейчас нанести электромагнитный удар!
* * *
Рейчел вцепилась в край овального стола так, что суставы побелели. Ее глаза неотрывно следили за экраном, где на карте высвечивались красные траектории ракет. Дуги тех, что летели к Белым Пескам и к Вашингтону, горели ровно. Эти ракеты, по словам генерала Бауэра, были в срединной фазе полета, то есть мчались в безвоздушном пространстве со скоростью пятнадцать тысяч миль в час. Но экранная траектория третьей ракеты, миновав Нью-Джерси и Делавэр, зловеще мигала, удлиняясь над атлантическим побережьем в сторону Виргинии. Помигивание означало, что ракета уже в атмосфере и выходит на цель.
– Мы в области допустимой погрешности, – объявил оператор. – Теоретически ракета должна детонировать над Норфолком через две минуты, хотя взрыв может произойти в любой момент.
Сенатор Джексон мрачно смотрел с экрана, который показывал бомбоубежище в форте Джордж-Мид. У него было измученное лицо и потухшие глаза.
