– Не надо! Пожалуйста! Не надо! О, боже, нет!
Ашер почти всем телом навалился на его руку, заставляя разжать пальцы.
– Скажи мне, где они, и этого не случится, – вкрадчиво сказала я.
– Найли обещал, что они меня просто вскроют и заставят жрать собственные внутренности. Он сказал, что как-то проделал такое в Майами. И я ему верю.
– Я тоже ему верю, Томпсон. А ты не веришь, что мы это сделаем, ведь так? Не веришь, что мы такие же психи, как Найли.
– Таких психов, как Найли, просто больше нет.
Я подняла топорик.
– А ты не прав.
На одно длинное мгновенье я замерла. Просто не могла заставить себя начать удар. Не могла этого сделать. Даниель, Шарлотта…
– Найли уже изнасиловал Даниеля? – спросила я таким бесцветным голосом, будто была далеко-далеко отсюда.
Томпсон внезапно перестал сопротивляться. Лежа совершенно неподвижно, он закатил глаза.
– Пожалуйста, не надо!
Глядя прямо ему в глаза, я задала следующий вопрос:
– Ты изнасиловал Шарлотту Зееман?
И увидела в его глазах страх. Вспышку, которая сказала, что он это сделал. Этого было достаточно. Я могла это сделать. Да простит меня бог. Я ударила по мизинцу, захватив кончик безымянного пальца из-за того, что он дернулся. Но его держали все лучше, а я все лучше рубила. Томпсон подробно рассказал нам, где они держат Даниеля и Шарлотту Зееман. Меньше чем через пятнадцать минут он был готов рассказать нам рецепт приготовления любого секретного соуса и все остальное в придачу. Он бы признался в любом убийстве или в том, что братался с дьяволом. Все, что угодно, чтобы это остановить.
Меня вырвало в углу, и тошнило до тех пор, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи, а голова была готова вот-вот расколоться. И я поняла, что наконец совершила нечто такое, от чего уже никогда не отойду. Где-то между первым и вторым ударами во мне сломалось что-то такое, что уже нельзя было восстановить. И я могла с этим жить. Если у нас получится вернуть Даниеля и Шарлотту, я могла с этим жить. Во мне клубилось нечто тяжелое, холодное. Оно было выше ненависти. Я собиралась заставить их сполна заплатить за то, что они сделали. Я собиралась их убить. Убить их всех.
Затем я почувствовала легкость и пустоту, и подумала, похоже ли это на безумие. Чувство было не таким уж плохим. Позже, когда пройдет шок, мне будет намного хуже. Позже я буду спрашивать себя, был ли другой способ заставить Томпсона заговорить. Позже я вспомню, что хотела сделать ему больно, заставить его ползать и умолять. Что хотела собрать всю боль, которую причинили Шарлотте и Даниелю, и вырвать ее из его плоти. Но сейчас нам нужно было идти спасать Даниеля и Шарлотту. О, и еще кое-что. Томпсон кричал, как раненый кролик – высоко и жалобно.
Я выстрелила ему в голову. Крик оборвался.
Я сквозь тьму вела фургон по узкой грунтовой дороге. Я настояла, что сяду за руль, потому что мне нужно было делать хоть что-то. Я не хотела просто сидеть и смотреть в окно. Но мне начинало казаться, что стоило пустить за руль кого-нибудь другого, так как я все еще чувствовала себя не вполне адекватно. Я чувствовала себя будто потерявшей вес, опустошенной, в шоке, но вот вины не было. Пока еще нет. Томпсон заслужил смерть. Он изнасиловал мать Ричарда. Они пытали ее. Они изнасиловали Даниеля. Они пытали его. Они все заслуживали смерти.
Джамиль с Натаниелем сопровождали Роксану и Бена в задней части фургона. Лупа ни за что не осталась бы в стороне от драки, даже если при этом в фургон ее пришлось нести на руках ее собственному телохранителю. Спорить с Роксаной было некогда, так что она ехала с нами.
Джейсон и Доктор Патрик сидели со мной в кабине. Зейна с Шерри мы послали в лупанарий за остальными. Но ждать их не стали. Я не верила, что Найли станет сдерживать свое творческое воображение. Нет, точнее, не верила я Линусу и его хозяину. Насколько Найли вообще может контролировать своего ручного психопата? Они их уже изнасиловали. Что еще могло с ними случиться к настоящему времени? Для Найли не существовало правил. Это я понимала.
Я сжимала руль так яростно, что начали болеть руки. Фары пробивали в темноте золотистый тоннель. По сторонам дорогу так плотно обступали деревья, что их толстые когтистые пальцы скребли по крыше и бокам фургона. Казалось, что деревья, подобно кулаку, сжимаются вокруг нас. Свет фар высвечивал грязную дорогу, но его не хватало. Мне уже никогда не будет хватать света. Во всем мире не хватит света, чтобы прогнать эту тьму.
– Поверить не могу, что ты это сделала, – нарушил тишину Патрик. Он сидел на пассажирском сиденье, прижимаясь к дверце так старательно, будто боялся быть близко ко мне.
Между нами сидел Джейсон.
– Хватит, Патрик, – попросил он.
– Она разделала его, как животное, а потом пристрелила!
Это был уже третий раз, когда он сказал примерно то же самое.
– Заткнись, – не выдержал, наконец, Джейсон.
– Ну уж нет. Это варварство.
– Это не самая лучшая ночь для меня, Патрик. Так что брось, – спокойно сказала я.
– Ты чертовски права! – воскликнул он.
– Томпсон кричал от боли, – объяснила я.
– И ты его убила! – на этот раз взвизгнул Патрик.
– Кто-то должен был это закончить, – не повышая голоса, ответила я.
– О чем ты, черт возьми, говоришь? Закончить! – его голос продолжал повышаться, и я начинала задумываться, как сильно разозлится Роксана, если я его пристрелю. После того, что я уже сделала сегодня ночью, это не казалось мне таким уж большим делом.
– Сколько ты уже лукои? – сдерживаясь, спросил Джейсон.
Вопрос дал нам пару секунд долгожданной тишины, потом последовал удивленный ответ.
– Два года.
– И что говорит закон об охоте? – преувеличенно спокойно поинтересовался Джейсон.
– Который?
– Не стесняйся, Патрик, – поморщился Джейсон. – Ты знаешь, который.
Патрик не отвечал достаточно долго, так что тишину нарушал только шум мотора и шорох колес. Фургон слегка встряхнуло на ухабе. У меня разыгралось воображение, или за ревом мотора появился новый звук – высокий пронзительный визг? Не-а, воображение. Оно в ближайшее время вообще не собиралось со мной дружить.
Патрик, наконец, ответил:
– Никогда не начинай охоту, если не собираешься убить.
– Вот он, – удовлетворенно кивнул Джейсон.
– Но это же была не охота… – возразил Патрик.
– Нет, именно охота, – перебил его Джейсон. – Просто мы не охотились на помощника шерифа.
– Что это значит? – спросил он.
– Это значит, что мы охотимся на людей в том доме, – ответила я.
Патрик повернул ко мне лицо, казавшееся в темноте еще бледнее.
– Ты не можешь иметь в виду, что мы собираемся убить их всех. Только того, кто отрезал ей палец. Только того, кто виноват.
– Остальные смотрели. И не сделали ничего, чтобы его остановить. В глазах закона это то же, что и действие, – сказала я жестко.
– Ты – не закон, – тихо сказал он.
– О, да, я – закон.
– Нет, черт побери, нет! Ты – не закон!
– Любой, кто причинит вред стае без реальной причины – наш враг, – сказала я.
– Не цитируй мне закон стаи, ты, человек!
– А как мы поступаем с нашими врагами? – спросила я, все еще не выходя из себя.
Ответил Джейсон:
– Смерть.
– Большинство стай не соблюдают старые законы, и вы оба это знаете, – продолжал упираться Патрик.
– Слушай, Патрик, у меня нет времени все объяснять. Так что вот тебе сокращенная версия, как в “Ридерз Дайджест”. Найли со своей командой изнасиловали и пытали мать и брата Ричарда. За это мы их убьем. Их всех.
– А как же шериф Уилкс и его люди?
– Если насиловать мать Ричарда помогал Томпсон, то он был не один. Любой, кто хотя бы коснулся их двоих, уже мертв. Ты это понимаешь, Патрик? Мертв.
– Я не могу, – пробормотал он.
– Тогда сиди в машине, – рявкнула я. – Но заткнись, ко всем чертям, или я тебя пристрелю.
– Вот видишь, – не унимался он. – Видишь? Твоя совесть тебя уже беспокоит.
Я посмотрела на него, сжавшегося в темноте в клубок.
– Нет, моя совесть меня не беспокоит. Пока. Может, чуть позже. А может, и нет. Но сейчас, сегодня, я не чувствую себя плохо из-за того, что сделала. Я хотела, чтобы Томпсону стало больно. Хотела наказать его за то, что он совершил. И знаешь что, Патрик? Этого было недостаточно. И никогда не будет достаточно, потому что я убила его чертовски быстро.
К горлу опять подступили слезы. Как только мое оцепенение и злость пройдут, меня ждут большие неприятности. Мне приходилось держаться на одном адреналине, на ярости. Это поможет мне простоять ночь. А завтра… ну, вот завтра и посмотрим.
– Должен же был быть другой способ, – продолжал бормотать Патрик.
– Что-то не слышала от тебя вовремя никаких предложений.
– Что беспокоит доброго доктора, – заметил Джейсон, – так это то, что он ничего не сказал. Ничего не сделал, чтобы нас остановить.
Я была благодарна ему за “нас”.
