мне показалось, что Леде от силы шестнадцать лет. Но ей далеко не шестнадцать. Это обман. Лживый образ, чтобы одновременно и привлекать внимание, и вызывать желание помочь.
Так как я не ответила на вопрос, она подняла голову и слабым голоском уточнила:
– Когда папа тебя ударил по голове, тебе было больно?
Я с трудом сдержалась, чтобы не спросить, что испытывала она, когда он бил ее. Если только бил. Эта тварь могла совершить кое-что похуже.
Я несколько секунд изучала ее голубые, с глубокими тенями под ними глаза, затем правдиво ответила:
– Да.
Вдруг зачесалось левое запястье под веревкой, но я не смела пошевелиться. Любой незначительный шум – повышенный тон голоса, грохот цепи, – и Леда умчится в свой угол.
Она поморщилась.
– Мне очень жаль, прости. У меня… у меня не было выбора! – зашептала она голосом, полным мольбы. Я опять почувствовала в груди знакомое раздражение, но это была яркая вспышка, которая тут же погасла. Да, пожалуй, у нее не было выбора. Эта скотина могла убить ее. Или сперва пытать, а затем убить – вариантов масса.
– Что он делает с тобой, Леда? Почему ты его боишься?
– Я не…
– Ты сказала, что у тебя не было выбора.
– Я… – Она опять замялась и часто заморгала, будто это помогало ей думать. Я ждала адекватных ответов на вопросы. Я ждала, что она откроется, доверится мне. Только тогда мы сможем существовать вместе в этом амбаре, отрезанном от другого мира. Только так я смогу заставить ее помочь. Но для начала мне нужно знать, что происходит.
Я не торопила, и в итоге мое терпение окупилось: Леда прижала к груди бутылку с водой, будто ребенка, и произнесла, стараясь смотреть куда угодно, только не в мое запятнанное кровью лицо с прилипшими к щекам волосами:
– Он дарит мне игрушки.
Ее свистящий шепот без труда достиг моих ушей, привыкших за последние несколько часов к тишине.
Явно не просто так он ей их дарит – хочет загладить вину.
Я прикрыла веки, чтобы хоть как-то отгородиться от своего прошлого, стоило Леде заговорить об игрушках. Стивен тоже пытался загладить вину, зашивая мою кожу. Стивен тоже… подарил мне кое-что. Двадцать четыре шрама.
Когда я открыла глаза, то обнаружила, что Леда просто смотрит на меня. Ее диковатость, которая делала ее похожей на инопланетянку, прошла. Теперь передо мной стояла высокая и худая беловолосая девушка. Ее взгляд внимательно исследовал меня, задержавшись на татуировке. Во мне все перевернулось, но я не двигалась, видя, как у нее на лбу появляются две вертикальные задумчивые морщинки.
Доверять ей, – напомнила я себе. – Мне необходимо довериться ей, чтобы она доверилась мне.
Я позволила ей рассматривать птиц, изображенных на татуировке, позволила изучать цвета. Мои кости ломило от ее пристального внимания, грудь ныла от боли. Будто Леда смотрела внутрь меня, будто я разрывала себя напополам, чтобы разделить с ней память о Джорджи.
– Было больно? – вдруг спросила она, поднимая взгляд.
– Нет.
– Правда? – Леда удивилась, широко распахнув глаза и приоткрыв рот.
Выдохнув сквозь стиснутые зубы, я расслабила челюсть и очень спокойно, пересиливая себя, ответила:
– Нет, мне не было больно. Эта татуировка – память о моей погибшей сестре, которую я любила больше жизни. – Вот я и сказала это. Если я открылась ей зря, то… Я одернула себя. Если зря, значит, я умру. А если я умру, то все зря.
Но я наконец-то увидела в ее глазах что-то такое, чего раньше там не было. Она тоже кого-то потеряла, – догадалась я, – вот почему приняла мои слова близко к сердцу.
– Мне очень жаль, прости, – сказала она. Я отмахнулась от ее «прости», со страхом ожидая, когда она спросит, как именно умерла Джорджи. Но она не стала спрашивать, наверное, не желая тревожить о ней память. А может быть, не желая тревожить свою память о человеке, которого потеряла.
Говори, Кая.
– Мою сестру звали Джорджи, и ей было всего восемь лет, когда она умерла. Маленькая, добрая девочка, с которой не должно было случиться ничего подобного. Но случилось. Она не была виновата. – Я помолчала, чтобы мои слова дошли до Леды. – Джорджи была просто маленькой девочкой и не могла повлиять на свою судьбу. Я была рядом с ней. Вся вина лежит на мне.
– П-п-почему ты говоришь мне об этом? – Леда, испугавшись, отступила на полшага.
Я даже не стала подбирать слова, чтобы не ранить, потому что неважно, как назвать то, что с ней делал отец – суть не изменится. Наоборот, Леда должна скорее очнуться от этого кошмара.
– Ты не виновата в том, что с тобой случилось. Ты была маленькой девочкой. – Леда покачала головой, открыв рот, чтобы перебить меня, но не сумела выдавить ни звука. Только ее грудь сотрясалась. Я рванулась к ней, но вовремя опомнилась и замерла.
Она не Джорджи. Она НЕ Джорджи. Не приближайся к ней, Кая. Не утешай ее. Не береги ее чувства.
Но мне было жаль ее. Мне было жаль ту маленькую девочку, которой была Леда и которая умерла до того, как встретила кого-то вроде меня, кто смог бы ее защитить. Я почувствовала, что моя грудь горит, во мне появилось столько силы, что на мгновение показалось, будто я смогу сорвать с себя цепи и освободиться сама, схватить Леду Стивенсон за запястье и приказать ей бороться; сказать, что она взрослая и может сама изменить свою судьбу, может победить монстра.
Но все было по-прежнему. Я все еще была скована, а Леда все еще испуганно дрожала в шаге от меня, прижимая к груди бутылку с водой. Я видела, что слишком испугала ее, но, несмотря на это, чувствовала, что между нами установилась связь, невидимая, тонкая, словно паутинка, готовая разорваться при малейшем дуновении ветра.
– Посмотри на меня, Леда, – приказала я, и она вскинула голову, подчинившись. – Смотри на меня. Подойди ближе.
Словно загипнотизированная, она приблизилась.
– Ты была маленькой девочкой. Ты была малышкой, и твой отец не должен был так поступать с тобой. Знаю, ты его любишь, – поспешно сказала я, прежде чем она перебила. – Но это не значит, что он не мог поступить плохо. Он поступил плохо, Леда, и ты сама это знаешь. А ты поступала плохо? – без предупреждения спросила я. Леда растерялась, а потом, обдумав вопрос, испуганно помотала головой. Я с нажимом сказала:
– Поступала. Например, когда помогла ему похитить меня, Леда.
– Он заставил меня.
– Тогда верни все на свои места, – убеждала я, сжимая пальцы в кулаки. Я знала, что спешу, давлю на нее, но у меня не было времени. Я должна выбраться отсюда и найти маму. – Ты хочешь причинять людям боль? – Леда покачала головой, выронила бутылку с водой и зажала ладонями рот. Вода толчками полилась на пол, и совсем скоро на дне осталось лишь несколько глотков. В
