Ладо Мрелашвили - Мальчишки из Икалто

Рисунки Г. Тотибадзе

Гром грохотал с такой силой, что заглушал треск и скрип деревьев, сгибающихся под порывами ветра. Ливень хлестал как из ведра. Шумные ручьи сломя голову неслись по скатам и низвергались в овраг Икалто, где пенился и рычал, ворочая камни, вздувшийся поток. Вокруг не было ни души. На балконах домов и под балконами, уткнув носы в тёплые пушистые хвосты, лежали лохматые псы. И только за околицей, возле леса, в старом, заброшенном сарае молния высвечивала два мальчишеских лица, Судя по их выражениям, мальчишкам были нипочём гроза и ветер, бушующие за стенами.

— Ну и ночка! — проговорил один из них и опустился на солому, устилавшую весь сарай.

— Да, вовремя мы сюда добрались, не то не просохнуть нам до утра.

— Ха-ха-ха! Дома-то сейчас уверены, что я у тебя. А твои старики думают, что ты у нас…

— Потише, Гоги, не смейся так громко!

— Ничего, Сандро, в таком шуме всё равно никто не услышит.

— Да, хороший хозяин сейчас и пса не выгонит из дому, но нам всё-таки лучше не шуметь, — сказал тот, которого назвали Сандро, и тоже присел на солому.

— А ночь прямо для нас. Что скажешь?.. В погожий день собака Грозного и птицу не подпустит к этой яблоне. Хотя, между нами говоря, я не понимаю, почему мы крадём именно у него. Разве у Мелано не те же яблоки? — Гоги попытался разглядеть в темноте лицо друга, но, так ничего и не увидев, неуверенно добавил: — Давненько мы с тобой не таскали яблок…

— И слава богу! Уж не маленькие — яблоки таскать! — строго сказал Сандро. — В пятом классе учимся, голова твоя садовая!

— Да, но… Мелано ведь тоже не собрала ещё своего «турашаули»,[1] а её сад куда как ближе.

Сандро вытянулся на соломе и, глядя в двускатный потолок сарая, раздумчиво сказал:

— Мелано — женщина одинокая, единственный её внук погиб на фронте. Не красть у неё, а помогать ей надо! Мы и у Грозного не крадём. Нет, дело совсем в другом: помнишь, мы просили его пустить нас в подземный ход академии?..[2] — Сандро помолчал. — Грозный не только не дал ключей, но так погнал нас, что мы еле ноги унесли.

— Ну и что?

— А то, что теперь мы обдерём его любимую яблоньку, и пусть старик позлится!

— А куда мы их денем, яблоки-то?

— Схороним здесь же, в соломе.

— И зимой съедим! Верно? — оживился Гоги» и солома под ним зашуршала.

— Э, брат, ты только думаешь, чем бы брюхо набить! — рассердился Сандро. — Нет, мы заставим его покряхтеть, попотеть, а потом откроемся: «Так, мол, и так, дедушка Димитрий, если ты пустишь нас в подземный ход, мы найдём пропавшие яблоки и все до единого вручим тебе». Понял?

Гоги молчал и скрёб в затылке. Он думал.

— Понять-то я понял, — наконец сказал он, — но почему мы не взяли с собой остальных ребят? Ведь Грозный их тоже не пустил в подземный ход. А нам они ох как пригодились бы.

— На что нам целая орава? Яблонька эта маленькая. Мы и вдвоём отлично управимся.

— Хотя бы Снайпера взяли! — не унимался Гоги.

— Снайпер не в нашем звене.

— Ну и что? Парень он что надо, а звено тут ни при чём. Мы же из одного класса… — Гоги опять замолчал и вдруг, словно ему в голову пришло то, что давно должно было прийти, крикнул: — Сандро, давай примем его в наше звено!

— Да ты, никак, спятил! Ты же был там, когда Нико чуть не надавал нам подзатыльников из-за этого. Да и старший пионервожатый не разрешил: «Нельзя же, чтоб в звене собрались одни ребята, извольте, говорит, двух девочек к себе взять».

Гоги задумался, и через некоторое время при свете молнии Сандро увидел его открывшиеся в улыбке зубы.

— Чего смеёшься?

— Послушай, Сандро. Давай мы никому не скажем и примем его тайно?

— То есть как это тайно?

— Будут знать только наши ребята и он сам, а вожатому ни слова.

Сандро помолчал, обдумывая предложение друга.

— А ты молодец, голова два уха! — Он хлопнул Гоги по плечу. — Ведь мы можем и других так принять. Тех, которые не маменькины сынки…

— А я о чём говорю! — Гоги даже подскочил от возбуждения. — Тогда и футбольная команда у нас будет своя! Представляешь, Сандро? Футбольная команда из одного класса. Да нет, не из одного класса, а из одного звена! Все в звене будут футболистами! Звено Бучукуртели — футбольная команда! Ты понимаешь, Сандро, что это такое?

Сандро присел на соломе и, довольный, рассмеялся:

— Чёрт, ты прямо мудрец! Как это тебе в голову взбрело? Я буду капитаном!

— А я твоим заместителем.

— Ещё чего! Не бывает у капитана никакого заместителя. Если хочешь, поставлю тебя вратарём.

— Нет, Сандро, в ворота поставим Хахабо. Он ни единого мяча не пропустит: у одной штанги ляжет, головой запросто в другую упирается. А я во вратари не гожусь. Лучше мне в нападении играть — буду центром нападения.

— Не пойдёт. Центром нападения буду я.

— Ну, хочешь, пусть Вано стоит в воротах, только лучше Хахабо никого не найти.

— Вано пригодится в защите. Вот если б и Туджишвили был в нашем звене, знатная у нас подобралась бы защита.

— За чем же дело стало? Примем и его.

— Надо принять, верно. А Нугзар вспыльчивый, будет хорош крайним нападающим.

— Лео тоже горяч, а вот Залико немного неповоротлив, но он сильный и в защите сойдёт.

— Не напоминай мне о Залико.

— Почему?

— Залико — ябеда и завистник. Он не будет играть в нашей команде.

— Что же это получается: в звене числится, а играть не будет?

— Не будет! Я исключу его, а вместо него приму другого. Он мне «Как закалялась сталь» не дал, жадина!

— А ребята поддержат тебя? Он ведь тут же побежит жаловаться вожатому, — сказал Гоги.

— Пусть только попробует! Увидишь, как я ему тогда всыплю. А с ребятами нужно договориться.

— Ладно, поговорим с каждым в отдельности. Но трогать его не советую: он парень не промах и, чего доброго…

Сандро вскочил, словно его подкинули, и зло прорычал:

— Заткнись, Гоги, не то и тебе перепадёт!

— Ладно, ладно, — пошёл на попятную Гоги. — Ты настоящий Караман.[3] Безвинного не обидишь, но и себя в обиду не дашь… А всё-таки интересно, что за кулаки были у этого Карамана?

— Откуда я знаю, какие у него были кулаки?

Гоги задумался, припоминая приключения и битвы Карамана, рассказанные ему другом, потом спросил:

— Интересно, курил Караман или нет?

— А как же! «Казбека» из зубов не вынимал! — фыркнул Сандро.

— Слушай, о папиросах заговорили, мне что-то покурить захотелось, — оживился Гоги.

— Погоди ты. Нельзя здесь курить. Лучше скажи, который теперь час.

Гоги извлёк из кармана огромный будильник.

— Ну, ты даёшь!..

— Ночь-то безлунная. На маленьких часах и не разглядеть, чего они показывают.

— Лишний груз, да и ваши могут догадаться.

— Ни о чём они не догадаются. Я их провёл: остановились, говорю, часы, к дяде Левану в починку, мол, отнесу. Мои старики знают, что твой отец умеет чинить часы.

— Всё равно лишний груз… Ого! Без десяти двенадцать. Гаси спичку — увидят. Пора!

— Да, но как ты собираешься перебраться на ту сторону? Перед сельсоветом, у моста, слишком светло, а в других местах не пройти: река взбесилась так, что даже твоему Караману её не одолеть.

— Не беспокойся — об этом я позаботился. Вот смотри… Сам наточил.

— Да, брат, хороша. Но ведь это пила, а не ковёр-самолёт?

— Возле родника, ты знаешь, река сужается — там русло не шире шести-семи шагов, а прямо над рекой стоит высоченный тополь. Он-то нам и нужен.

— Неужели ты хочешь спилить такой тополь?

— Много ты понимаешь! Не орех же это, в конце концов, чтобы о нём жалеть. Да и ветер его достаточно потрепал.

— Ну, положим, мы спилим, только на что тебе этот тополь?

— Ох, и глуп ты, однако! Он стоит на скате над обрывом. Надо его немножко подпилить, а дальше он сам свалится и упрётся в противоположный берег. Лучшего моста нам и не надо!

Гоги от удивления разинул рот.

Мальчишки разделись, припрятали одежду и в одних трусах вышли из сарая в дождь и ветер. И, словно с трудом дождавшись их выхода, ливень обрушил на них целые потоки воды, и ветер хлестнул по плечам и спинам. Вокруг гнулись и скрипели деревья, захлёбывались ручьи, шумела листва под ливнем. Сандро шагал, перекинув через плечо невесть где найденный потёртый хурджин[4] и то и дело сдувая капельку, повисающую на кончике носа. Молния освещала путь мальчишкам. Но они даже с закрытыми глазами нашли бы старый тополь, растущий на склоне, у реки.