Эрнест Сетон-Томпсон - Приключения Рольфа

child_adv Эрнест Сетон-Томпсон Приключения Рольфа

Повести о Рольфе — наверное, самые сильные в художественном отношении произведения знаменитого канадского писателя, которые по непонятным причинам долгое время находились вне поля зрения советских издательств. В центре внимания автора — судьба мальчика, который волей случая был воспитан индейцем и стал замечательным охотником и следопытом.

1911 ru М. П. Волошинова LT Nemo FictionBook Editor Release 2.6 14 June 2011 OCR "LT Nemo" 2011 12651FA1-FAF4-453A-8A19-F7915CDA754B 1.0 Сетон-Томпсон Э. Приключения Рольфа НПО «Полигран» Москва 1993 5-85230-158-2 ББК 84.7(Кан) СЗЗ Текст повести Э. Сетона-Томпсона печатается по изданию: Сетон-Томпсон Э. Приключения Рольфа / Государственное издательство, Москва. — 1922 Сетон-Томпсон Э. СЗЗ Приключения Рольфа / Пер. с англ. М. Волошиновой. — М.: НПО «Полигран», 1993. — 136 с. ISBN 5-85230-158-2 C 4703000000—071 / 091(03)—93 © Художественное оформление. ИПО «Полигран», 1993 Редактор С. Г. Густова Технический редактор Е. М. Коновалова Художник А. Е. Григорьев Корректор А, В. Николаева ИБ № 158 Сдано в набор 23.09.92 Подп. в печать 15.03.93 Формат 60×90 1/16 Бум. газетная Гарнитура Таймс Офсетная печать Объём 8,5 п. л. Тираж 75 000 экз. Зак. тип. № 178 Зак. изд. № 71 Типография ИПО «Полигран» 125438, Москва, Пакгаузное шоссе, 1

Было утро ранней весны, и солнце близилось уже к горизонту, когда Куонеб, последний из рода Мианос-Сайневе, вышел из своего вигвама, стоявшего под защитою скал, которые окаймляли восточную окраину Эземука. Поднявшись на самую верхушку огромного утёса, он молча остановился в ожидании, когда над полосою моря между Коннектикутом и Сионеки блеснут первые лучи восходящего солнца.

Безмолвную молитву Великому Духу он кончил в тот момент, когда золотистые лучи сверкнули из-за гряды облаков, висевших на горизонте у самого моря. И Куонеб запел индийский гимн восходящему солнцу, воззвание Дневному Богу.

И он всё пел и пел, ударяя в маленький том-том[1] и повторяя гимн до тех пор, пока из-за облаков не всплыло великое светило, совершилось ослепительное чудо восходящего солнца.

Тогда краснокожий вернулся назад в свой вигвам, приютившийся под защитою утёса, и, вымыв руки в чашке из липового дерева, начал готовить свой незатейливый завтрак.

Над огнём висел наполненный водой медный вылуженный котелок; когда вода закипела, индеец бросил туда горсть молотой кукурузы и несколько слизняков из двустворчатых ракушек. Пока варился завтрак, он взял ружьё, осторожно перебрался через скалистую вершину, защищавшую его вигвам от северо-западного ветра, и зоркими, как у сокола, глазами окинул обширный пруд, образовавшийся благодаря бобровой плотине в маленькой долине Эземук-Брук.

Пруд до сих пор ещё был покрыт зимним льдом, и только в более тёплых, мелководных местах виднелась уже вода, на которой могли оказаться утки. Но уток не оказалось; зато у окраины льда виднелся какой-то предмет, в котором индеец, несмотря на отдалённость его, признал мускусную крысу.

Пробираясь ползком кругом пруда, индеец скоро очутился на расстоянии выстрела от мускусной крысы, но вдруг раздумал стрелять и вернулся к себе в вигвам, чтобы переменить ружьё на оружие своих отцов, то есть на лук, стрелы и длинную верёвку. Несколько быстрых шагов — и он снова очутился в тридцати футах от мускусной крысы. Свернув верёвку кольцом, он положил её на землю, один конец её привязал к стреле и натянул лук… Ззз!.. стрела полетела, потянула верёвку, разворачивая её кольцо за кольцом, и вонзилась в тело мускусной крысы. Всплеск воды — и животное скользнуло под лёд.

Но другой конец верёвки был уже в руках охотника; ему достаточно было слегка потянуть, и мускусная крыса показалась из воды. Индеец убил её палкой и вытащил из пруда. Если бы он застрелил её из ружья, добыча его пропала бы безвозвратно.

Вернувшись домой, он съел свой скромный завтрак и накормил небольшую, похожую на волка, рыжую собаку, привязанную тут же внутри вигвама. Затем он осторожно стал снимать шкуру с убитой мускусной крысы; надрезав её аккуратно на задней части туловища и постепенно выворачивая наизнанку, он стянул шкуру, как перчатку, вплоть до самой морды, после чего растянул её на палке, чтобы она сохла на ней до тех пор, пока не сделается годной для продажи. Тело животного он выпотрошил и повесил в тени, себе на обед.

В то время, как он работал, в лесу послышались вдруг чьи-то шаги, и оттуда, пробираясь среди кустарников, вышел человек, высокого роста, с грубыми чертами лица, красным носом и закрученными кверху седыми усами. Увидя индейца, он остановился, взглянул с презрением на убитую им дичь и, пробормотав какое-то замечание относительно «крысоедов», направился к вигваму с очевидным намерением войти туда, но медленно и отчётливо произнесённое индейцем «проваливай!» заставило его изменить свои планы. Он проворчал что-то о «медно-красных бродягах» и повернул к ближайшей ферме.

Был «вороний месяц» — март у белых. Приближался «травяной месяц», и по направлению от морского берега неслись уже к северу клинообразные стаи журавлей, радостно возвещавшие сверху, что «голодный месяц» прошёл и весна не только близится, но уже водворилась на земле. На высоком сухом сучке клохтал глухарь, в лесу барабанил пёстрый дятел, куропатка кричала где-то в соснах, а в небе шумели крыльями и кричали дикие утки. Что удивительного после этого, если душа индейца тоже стремилась выразить свои чувства в песнях своего племени?

И вот Куонеб, вспомнив вдруг о чём-то, направился к югу вдоль горного хребта до того места, где тот расступался, пропуская протекавшую там реку, затем вдоль окраины Стрикленд-Плена поднялся на каменистый холм и там, как и всегда, нашёл голубоглазый, улыбающийся цветок жизни, первый цветок весны. Он не сорвал цветка, а сел и стал смотреть на него. Он не смеялся, не пел не говорил и не давал ему нежных названий: он только сидел и не спускал с него глаз… Он пришёл сюда, уверенный, что найдёт его здесь. Кто решится сказать, что душа индейца не прониклась его красотой?

Он вынул трубку и мешок для табака, тут же вспомнил, чего ему не хватает, — мешок был пуст. Он вернулся к себе в вигвам, снял с подвешенной вверху полки растянутые на ней шкуры — семь шкурок мускусных крыс и одну шкурку выдры — и направился по тропинке, которая вела к югу, к обширной открытой равнине, известной под названием Стрикленд-Плена. Пройдя последнюю, он перебрался через следующий скалистый хребет и вошёл в маленький портовый городок Мианос.

Сила Пек

Торговый склад

значилось на вывеске той двери, куда он вошёл. Мужчины и женщины продавали здесь и покупали. Индеец стал скромно в стороне и ждал, пока все были удовлетворены и мистер Пек крикнул ему:

— А, Куонеб! С чем пришёл сегодня?

Куонеб развернул принесённые шкурки. Торговец осмотрел их внимательно и сказал:

— Опоздал… к весеннему сезону. Я не могу дать больше семи центов за каждую крысу и семидесяти пяти — за выдру.

Индеец собрал шкурки с таким решительным видом, что Сила поспешил сказать:

— Слушай, я дам по десяти за мускусную крысу.

— Десять за крысу и доллар за выдру, вот и всё, и товар, какой мне понравится, — был ответ.

Сила был очень заинтересован в том, чтобы посетитель его не перешёл на другую сторону улицы, где была вывеска:

Сила Мид

Торговый склад

Сделка состоялась, и индеец ушёл, унося с собой запас табаку, чаю и сахару.

Он пошёл вверх по реке Мианос, на берегу которой он расставил несколько капканов для мускусных крыс, опасаясь в то же время, что их украдут или унесут охотники, которые считали эту ловлю нарушением своих прав собственности.

Час спустя он был уже у Демилингского пруда и отсюда повернул к своему вигваму. Он шёл напрямик лесом, пока не дошёл до Кетрокской дороги; по ней он добрался до фермы и ветхого дома Микки Киттеринга. Он слышал, что хозяин фермы продаёт свежую оленью шкуру, и хотел купить её. Когда он подходил к дому, из сарая вышел Микки. Они сразу узнали друг друга. Этого было достаточно Куонебу, чтобы свернуть в сторону. Фермер вспомнил, что был «оскорблён». Он выкрикнул несколько проклятий и бросился за индейцем. «Чтобы спустить с него шкуру!» — это было его вполне определённым желанием. Индеец повернулся к нему и, не двигаясь с места, спокойно посмотрел на него.