Забастовавший дед отошёл от воза, уселся на берегу речки и потянулся в карман за кисетом.
Мальчишки разгрузили телегу, а дед Евсей всё сидел, попыхивая самокруткой. Докурив до пальцев, он бросил окурок в воду, долго следил, как уносило его течением, потом встал и подошёл к Соколику.
— Спасибо, дедушка Евсей! — крикнул Мишук. — А насчёт твоего забора — поможем!
Старик не ответил. Он неторопливо выпряг коня, хлопнул его ладонью по крупу:
— Пшёл! Травяное брюхо!
Соколик переступил через оглоблю, уткнулся мордой в пожню и вкусно захрустел травой. А пасечник вынул из телеги топор и посмотрел на суетившихся у брёвен ребят.
— Мишук! — позвал он. — Пошли кого-нибудь за проводкой… За амбаром валяется… Да не ту, что тонкая! В палец которая!..
Руки у деда Евсея были коричневые, сухие и, казалось, бессильные. И топор он подымал невысоко. Опускал без кряканья. Но лезвие глубоко уходило в дерево и звенело звонко, радостно, будто понимало, что работает мастер. Глаза у старика видели плохо. Но топор ударял точно по отметкам, сделанным Катей и Гришей, и с каждым разом от бревна отлетала жёлтая щепка.
Когда команда Гени Сокова притащила из деревни два мотка толстой проволоки, дед Евсей показал, как надо прикреплять кругляки к рельсам. Он ловко, не хуже мальчишек, лазал по стальным балкам, быстро накидывал проволочную петлю и затягивал её коротким ломиком. Бревно, прихваченное проволокой с обоих концов, накрепко прирастало к рельсам. А рядом впритык ложился следующий кругляк.
Мишук подсчитал, что на весь мост потребуется тридцать брёвен. А пока на рельсах лежало двенадцать штук.
— Добьём сегодня, дедушка Евсей? — спросил он.
— Пустой загад не бывает богат, — ответил старик.
Мишук отозвал Катю, пошептался с ней, и она побежала в деревню.
К тому времени, когда у ребят засосало под ложечкой, у реки догорал костёр, а в кастрюле, которая стояла на угольях, булькала каша, приправленная мясными консервами.
К вечеру новый настил соединил берега Болотнянки. Плотно пригнанные брёвна гофрированной плитой накрывали речку. Осталось лишь застелить середину досками, чтоб не было тряско.
Солнце уже коснулось острых еловых макушек, когда дед Евсей вколотил обухом топора последний длинный гвоздь и выпрямился:
— Ну, гренадеры!.. Шабаш!
Старик медленно прошёлся по мосту, постукал каблуком по настилу и остался доволен.
— Хоть на грузовике… Балки б только сдержали… — произнёс он.
Ребята тоже любовались мостом.
— Моща́! — похвалил Санька.
— Здо́рово! — согласился Мишук.
— А сколько лет может выстоять мост? — спросил Гриша.
— Кто ж его знает! — ответил дед Евсей и поднял лохматые брови. — Старый ещё перед войной построили… А раньше тут бродом ездили… Бывало, весной или осенью и вовсе не переправишься. Вот и построили Димкин мост… Двадцать с лишком годков прослужил!
— Димкин? — переспросил Мишук.
— Так его раньше величали, — добавил дед Евсей. — Димкин мост… Сейчас никак не называют… Мост и мост — без имени и отчества.
Ребята насторожились. Мишук придвинулся к старику:
— Но почему Димкин, а не Колькин?
— С чего ж ему Колькиным быть?.. Димка Большаков строил — ему и честь!.. Тоже вроде вас — гренадер… Собрал своих друзей, на станции рельсы выпросил, брёвен напилил — и вымахали…
Стало ясно, зачем Дима оставил на рельсе свою пометку. Она указывала не на тайник. «Дим-Бол» означало только одно — что мост построен Большаковым и его друзьями. В этом убедился даже Санька.
Дед Евсей перед войной уехал из Усачей, но он хорошо помнил всех жителей деревни. Узнали от него ребята, что Дима любил бродить по лесам и болотам, что была у него самодельная карта, на которой он отмечал грибные и ягодные места.
— А ещё были у него лыжи, — вспомнил старик. — Карта — само собой, а без лыж в болото не сунешься!.. Ружьишко тогда у меня имелося… А на островинах в болоте тетеревов и глухарей — прорва!.. Непуганые!.. Пару раз ходили мы туда с Димкой… Лыжи — на ноги и пошлёпаем. Он впереди, я сзади… Лучше всех знал он болотные тропы… Теперь всякое о нём говорят… Только — брешут!.. Не верю! Одно слово — гренадер!.. Все усачи — гренадеры!.. А сама деревня почему так названа?.. Когда рекрутов выставляли — выстроятся, как один! В плечах — сажень косая! И усы! У каждого! И кверху загнуты!.. У меня тоже были… Пальцы квасом смочишь, возьмёшься за правую усину…
Что делал дальше дед Евсей со своими усами, ребята не услышали, — из леса показался председательский «газик».
Мальчишки повскакали на ноги. Поднялся и дед Евсей.
Машина остановилась у моста. Павел Николаевич вышел из «газика», молча прошагал до середины настила, резко присел несколько раз, пробуя его прочность, и только тогда посмотрел в сторону ребят. Мальчишки ожидали похвал, но председатель не сказал ни слова и пошёл обратно — к машине. Сел за руль.
Взревел мотор. Павел Николаевич высунул голову из кабины и крикнул:
— Евсей Митрич! Если провалюсь, деньги на венок с усачей соберёшь — под расписку.
— Езжай! — добродушно ответил старик. — На козле своём проскочишь!
Когда рубчатые шины «газика» медленно въехали на мост, ребята застыли. Это было серьёзное испытание. Но всё обошлось благополучно: машина спокойно прокатилась по мосту и остановилась среди мальчишек.
Председатель обошёл усачей и каждому пожал руку:
— Извините меня, товарищи строители! Думал — баловство… Траншея надоела — от работы отлынивают!.. Виноват, но… исправлюсь, как говорится!.. Садитесь — подвезу!.. Евсей Митрич, милости прошу — рядом со мной!
— Не могу, — ответил пасечник. — У меня тут телега… Соколика в конюшню спровадить надо…
И тут Гриша — или это только показалось Саньке — переглянулся с Катей и сказал:
— Поезжай, дедушка! Я останусь.
— И я останусь! — подхватила Катя. — На лошади интереснее!
«Газик» побежал по дороге, увозя пасечника, мальчишек и мрачного Саньку, который оглядывался назад, туда, где остались Катя и Гриша. На одном из ухабов машину подбросило и крепко тряхнуло. Санька ударился головой о спинку переднего сиденья, чертыхнулся и поклялся никогда больше не смотреть на эту противную девчонку.
* * *
Давно известно: стоит дать себе слово не делать чего-нибудь, как моментально захочется сделать именно это. Говорят, что у людей с сильной волей так не бывает. В таком случае, у Саньки воли не было ни на грош. Шея у него сама поворачивала голову в сторону Кати. Глаза то и дело косились на неё.
Санька вместе со всеми ребятами с утра рыл силосную траншею и пытался разобраться в совершенно новых для него ощущениях.
Подумать только! В городе этих девчонок — табуны! И хоть бы раз он снизошёл до мало-мальски дружеских отношений с одной из них! Нет! Он разговаривал с ними лишь по большим праздникам и на пионерских сборах, да и то снисходительным тоном. А в обычные дни Санька воспринимал девчонок как неизбежное, но совершенно ненужное окружение.
«Это всё из-за Гришки! — восклицал про себя Санька. — Если бы не он, я и не взглянул бы на Катьку! Очень она мне нужна! Просто обидно!.. Что я — хуже Гришки?..»
— Санька! Послушай-ка!..
Но Санька, занятый своими мыслями, не слышал. Тогда Вовка похлопал его по спине и прошептал на ухо:
— Может, сгоняем ночью в Обречье?.. К учительнице!.. Клубника у неё в огороде… пальчики оближешь!
Санька помолчал, хотел сказать: «Нет!», а сказал неожиданно для себя:
— Ладно…
Весь день Санька хмурился — не нравилась ему эта затея, а вечером, когда стемнело, он вышел за околицу, твёрдо решив отговорить Вовку от набега на огород учительницы. Вовка уже ждал его.
— Не боишься? — шёпотом спросил он.
— Тут не страх, а… — начал Санька. Но Вовка перебил:
— Её все боятся — даже взрослые!
— Почему? — удивился Санька.
— По привычке! Они ведь тоже у неё учились! Говорят, она ещё до войны сюда приехала. В колхозе полно её учеников!.. Старая, а злющая! Минус вместо плюса поставишь — всё: пара обеспечена!
Санька порывисто повернулся к Вовке:
— До войны?
— Чего? — не понял Вовка.
— До войны она приехала?
— Говорят… Я не видел!.. А в войну она на Урале жила — сама рассказывала…
— И больше в колхозе школ нет?
— А куда их?.. Одной хватает.
— Поздравляю! — насмешливо произнёс Санька. — Лопухи вы все до одного! И не простые, а развесистые!.. И ты — лопух!
Вовка обиженно посмотрел на Саньку. А тот выпалил:
— Завтра пойдём к учительнице! Все пойдём! Вместе!.. Если она приехала ещё до войны, то должна знать Димку Большакова! Дошло?.. А про клубничку забудь! Нашёл к кому лезть!..
Вовка как стоял, так и остался посреди дороги напротив силосной траншеи. А Санька, весело посвистывая, пошёл к дому…
