Янька и Кирик пригорюнились. Ночь приближалась к концу. На востоке загорелась утренняя заря. Недалеко от аила в кустах прокричал коростель, и в густой осоке мягко прокрякал селезень.
Потом, видимо напуганная кем-то, птица взмыла вверх; тихо скуля, пробежала собака. Вскоре пес вернулся и, фыркая, начал скрестись в дверь.
— Да ведь это Делбек! — Глядя в отверстие в стене и сложив руки рупором, Янька тихонько позвал: — Делбек, Делбек!
Топчась на месте, пес заскулил, сделал попытку прыгнуть к дыре, но скатился к основанию аила.
— Делбек нас выведет из аила! — Янька радостно посмотрел на Кирика.
— Что у него, ключи висят сбоку, что ли? — усмехнулся Кирик и глубже запахнулся в свою шубу.
Янька не ответил. Опустившись на колени возле одной из стенок аила, он прошептал: «Делбек, Делбек, мышь!» — и легонько поскреб ногтем о кору лиственницы.
Было слышно, как за наружной стенкой быстро заработал ногами Делбек, выбрасывая землю и углубляясь все дальше и дальше под основание аила. Кирик понял затею своего друга и с восторгом посмотрел на него.
— Мышь! Искать! Мышь! — Подражая звуку скребущейся мыши, Янька водил ногтем по коре.
Близость «добычи» возбуждала охотничий инстинкт Делбека, и собака работала энергично, углубляя проход в аил.
Рассвет приближался. Где-то за рекой послышались ржанье жеребенка и звук ботала22: стойбище просыпалось.
Вскоре, к большой радости ребят, показалась голова Делбека, и через минуту, оставив клок шерсти на сучковатой жерди, пес пролез к своим друзьям и, усевшись на задние лапы, тяжело дыша, высунул длинный язык.
Нужно было выбираться быстрее. Янька сильным пинком ноги отбил большой кусок коры, висевшей над «норой», и скомандовал Кирику: «Лезь!»
Ободрав плечо, Кирик с трудом выбрался через отверстие, следом за ним выползли Янька и Делбек. Час спустя ребята шагали по дороге, направляясь к Яргольскому ущелью.
* * *Прошло несколько дней. На Мендур-Сокон напала вооруженная охрана Сапока. Руководил набегом Тужелей.
— Где твой разбойник? — кричал Тужелей, размахивая нагайкой над лежащим возле разрушенного аила Мундусом.
— Не он разбойник, а ты, — с трудом приподнимаясь на локте, прошептал старик. — Вы, граби…
Резкий удар плети прервал слова старика. Вскрикнув от боли, Мундус снова припал к земле.
Налетчики избили старого Барамая, Амата и горбатого Кичинея, разгромили несколько аилов, перешарили все постройки, но Темира не нашли.
Вскоре в районе Усть-Кана появилась вооруженная группа людей. Говорили, что ею руководит какой-то молодой алтайский охотник: бедноту он не трогает, а у богатеев уводит целые табуны лошадей.
Заимка Зотникова охранялась стражниками. Сам Евстигней ездил по делам в сопровождении Чугунного.
У кривого Яжная неизвестные люди угнали косяк лошадей. Келейский богач так и не смог добиться толку от своего пастуха.
— Не знаю кто… Ночь темная, собаки лают, люди кричат… Кто был, не знаю, — разводил пастух руками.
— А ты где пропадал?
— В аиле. Хотел выйти, но дверь оказалась припертой снаружи колом. Утром вылез, смотрю — лошадей нет.
Яжнай выругался и поехал в Онгудай к приставу. Огарков встретил его дружелюбно:
— Слышал, слышал! Принимаю меры. По слухам, часть лошадей обнаружена. Для проверки натравил в этот район урядника. Был недавно Зотников. У него тоже табун угнали. Говорил, что лошадь с его тавром он видел у Амата. А Амат говорит, что это его конь от кобылицы, которая ему досталась от отца. Соседи подтверждают. Показывали примету. И я, признаться, не пойму, в чем тут дело — какая-то чехарда. — Пристав пожал плечами и махнул рукой.
По горам Алтая, над таежными стойбищами, из аила в аил пронеслась важная весть: русский царь отрекся от престола.
Старшину вызвали в Бийск. С ним уехал встревоженный Зотников. Табунщики и пастухи встречали Яжная угрюмо, и бай чувствовал, что почва уходит из-под его ног.
Зотников вернулся из города хмурый:
— Плохи, Иван, дела! Говорят, в Петербурге рабочие бунтуют. Солдаты не хотят воевать. И еще слышал, — широкая борода Евстигнея приблизилась к лицу Чугунного: — будто появились какие-то большевики, и сила у них огромная. Настороже нам надо быть, — закончил он.
По стойбищам ползли слухи: богачи организуют управу. Бедноту к новой власти не допускают. Тайга насторожилась.
* * *Кирик, как и прежде, находился в избушке Яргольского ущелья, и Янька не оставлял его.
Однажды, бродя по лесу в сопровождении собаки, ребята услышали яростный лай Делбека и направились к месту, куда их так настойчиво звал четвероногий друг.
На небольшой поляне, сплошь заросшей буйной растительностью, отмахиваясь ружьем от Делбека, стоял незнакомец.
У ног его лежала матросская бескозырка, и ее черные ленты, как две змейки, прятались в траве.
Делбек, злобно рыча, наступал на матроса, пытаясь схватить его за ногу.
Первым выскочил на полянку Янька, за ним Кирик.
Оттащив собаку от незнакомца, они остановились на опушке, готовые в любую минуту «задать стрекача».
— Эй, ребята! Далеко тут до жилья? — спросил их матрос и поднял бескозырку.
— А тебе куда, дяденька? — Осмелев, Янька шагнул вперед.
— На Барнаул.
— Это надо идти сначала на Тюдралу, потом на Талицу вниз по Чарышу.
Видимо, матрос заблудился в тайге. Изможденный вид незнакомца, едва стоявшего на ногах, его открытый взгляд вызывали у ребят жалость.
Пошептавшись с Кириком, Янька выступил вперед:
— Ты, поди, голодный?
— Да, не сыт, — усмехнулся горько незнакомец и провел рукой по давно не бритой щеке.
— Ступай за нами! — заявил решительно Янька и, пропустив впереди себя Кирика с Делбеком, зашагал за матросом.
Вечером гостю стало плохо. Лицо его горело, как в огне, и он часто прикладывал руку к затылку, где виднелась ссадина.
— Должно, раненый, — высказал свою догадку Кирик.
Ночью ребят разбудил крик больного.
Матрос сполз с нар и пытался встать на ноги. Он размахивал руками, рвался вперед и только перед рассветом затих.
Янька и Кирик бесшумно вышли за дверь.
— Чуял, как кричал? — спросил Янька Кирика.
— Страшно! — Кирик вздохнул. — Должно, хороший человек: о бедных все говорил, драться с богачами звал… Давай лучше посидим здесь, — предложил он приятелю.
Ребята уселись у порога и говорили о матросе до тех пор, пока не уснули.
Два дня больной не приходил в себя, и Кирик с Янькой ни на минуту не оставляли его. Позвать Темира? Они не знали, где он, а больше некому было доверить тайну.
Как-то на рассвете Кирик проснулся и увидел матроса сидящим в углу. Он медленно водил глазами по стенам избушки, делал попытки подняться на ноги и бессильно опускался на пол.
Кирик толкнул Яньку.
Тот открыл глаза и, увидев сидящего матроса, обрадованно спросил:
— Дяденька, тебе, поди, пить охота?
Матрос молча кивнул головой.
Зачерпнув из казана воды, мальчик подал ее незнакомцу. Тот с жадностью припал к кружке. Напившись, опросил:
— Чей ты?
— Я тюдралинский, Прокопия Ивановича сын. Тятя с немцами дерется.
Больной понимающе кивнул головой.
— Ты, поди, есть хочешь? Мы сейчас тебя накормим и напоим. Только у нас чаю нет, пьем бадан23. Шибко пользительный! — затараторил Янька.
— Ну вскипяти.
— А он, — Янька показал на Кирика, — вроде как брат мне приходится. Только он алтаец, а я русский.
— Вот и хорошо! — сказал матрос и внимательно посмотрел на ребят.
Накормив матроса, Янька с Кириком сочувственно посмотрели на его грязное тело.
После короткого совещания Янька объявил:
— Дяденька, знаешь, что мы думаем?
— Что?
— Вымыться бы тебе горячей водой надо.
— А где ее взять?
— У нас есть казан. Мы живо вскипятим… Кирик, — заторопился Янька, — ты сбегай за хворостом, а я принесу воды.
Через час довольный матрос говорил полушутя ребятам:
— Ну, други, устроили вы мне баню неплохую! А вот скоро в тайге будет такая баня богачам, что нагишом повыскакивают в лес.
На следующий день, когда стемнело, недалеко от избушки послышался конский топот.
Схватив свой карабин, незнакомец подошел к двери.
— Не стреляй! Это Темир, хозяин избушки, — предупредил его Янька.
— Кто он такой?
— Охотник.
— Хорошо. — Матрос поставил карабин в угол и вышел.
Вскоре показался Темир. Соскочив с коня, он смело подошел к незнакомцу:
— Здравствуй! Матрос протянул руку.
Разговор между мужчинами сначала не клеился. Осторожный Темир смотрел на матроса недоверчиво. Но пока ребята готовили несложный ужин, взрослые разговорились.
