Профессора я отправил прямо в библиотеку, Егора сплавил за Калининым, а сам стал следить за красавицей-племянницей. Дева не подвела меня. Она вышла из дому на полчаса позже дядюшки, поймала такси (и снова – откуда деньги у простого библиотекаря?), отправилась по лавкам. Мне не по душе такая работа. Нет, правда, ничего интересного в том, дабы шататься следом за девой, у которой на уме токмо обновки, нет. Ни одной встречи, ни одного, даже случайного, знакомого. В бутиках – токмо покупки, примерки, никаких передач аль, как говорят в Пограничье, контактов. У меня глаз наметан. Я штучки эти шпионские просекаю сразу.
Так, проваландавшись за девой до вечера, я сопроводил ее к библиотеке, где она встретилась с дядей, и они оба поехали домой. Я подобрал Егора, сопроводил подопечных до дома, по ходу выспрашивая послушника, как прошел день. Оказалось, как и у меня. Калинин никуда не отлучался, ни с кем не общался. Как пришла племянница, на десять минут закрылся с ней в подсобке, а потом оба покинули библиотеку. И так уже четвертый день.
При подъезде к дому Калинина позвонил Афанасий.
– Не поверишь, кого я видел только что в библиотеке, – сообщил профессор.
От его слов моя интуиция сделала стойку, как борзая, а сердце на мгновение остановилось.
– Не томи душу, – выдохнул я, уже зная ответ.
– Калинин собственной персоной только что покинул рабочее место и свалил в неизвестном направлении, – подтвердил мои опасения Афанасий.
– Ты куда смотрел? – я немного повысил голос, но все же сдержался.
– Мою работу в университете никто не отменял, – огрызнулся тот. – Я случайно задержался, мне на завтра кое-то нужно было подготовить. Пока собрался, книги сдал, библиотекарь наш уже пятки смазал. Что дальше делать?
– Домой езжай и будь на связи.
– Что стряслось? – встревожено переспросил Егор.
Пряча мобилку, я в двух словах передал разговор и тут же спросил:
– Вы, получается, с Афанасием всегда следили за Калининым только до прихода племянницы?
– Ну да. Чего ж дальше штаны просиживать? Да и книжки там какие-то занудные, непонятные. Буквы, вроде, наши, а вот слова из них получаются какие-то бранные. Я тут одну по педагогике попытался почитать, так там…
– Вот что, Егор, – прервал я послушника. – Ежели Калинин настоящий позже библиотеку покидает, то можно так же предположить, что и племянница настоящая позже из дому выходит, верно?
– Верно.
– Значит, либо нас с тобой сразу же разоблачили, либо наши подопечные настолько искушены в шпионстве, что просто обвели нас вокруг пальца из осторожности. Тогда будет правильным предположить, что дома сейчас никого.
– Идеальная возможность познакомиться с Калининым поближе.
– Едем домой. Возьмем все необходимое и вернемся.
На ближайшем перекрестке я оторвался от такси, на котором библиотекарь с племянницей возвращались к себе. В голове вихрями проносились возможные варианты дальнейших их шагов и своих. А их, вариантов этих, доложу я вам, было столько, сколько звезд на небе.
Домой к профессору мы заскочили только на минуту. Из оружия я взял с собой «кедр», Егор еще в машине распихал по карманам стрелки и кинжал. Шапки-невидимки, отмыкай-трава, аленький цветочек – вот все, что на данный момент нам было нужно. Я немного поколебался, брать ли с собой оборотное кольцо, но, поразмыслив, не стал трогать его до поры.
К дому Калинина мы подъехали уже через десять минут. Я припарковал Белку в соседнем дворе, наложил заклятие. Народ с работы еще не вернулся, детишек во дворе почти не было. Только несколько мамаш выгуливали своих чад в песочнице. Шапки мы одели, оказавшись уже в подъезде. Лифт вызывать я не рискнул, поднялись по лестнице на пятый этаж, осмотрелись, прислушались. Все было тихо.
Я приложил аленький цветочек к двери. Бутон слегка закивал. До моих ушей донесся едва слышный перезвон, а потом явственно раздался шум воды в ванной и тихое девичье пение. Так, с племянницей определились. Найти бы еще лже-Калинина. Но сколько я ни пробовал, ничего не получалось. Странно. Не в воздухе же он растворился, в самом деле? Что ж, ждать больше не имело смысла. Я вставил в замочную скважину росток отмыкай-травы. Внутри что-то тихо щелкнуло, дверь открылась. Я положил траву с цветком в карман, осторожно зашел внутрь. Егор, как мы и договорились заранее, остановился у двери, одним глазом следя за лестничной площадкой сквозь глазок, а вторым – за мной. Я тихо и осторожно начал обход квартиры. Трехкомнатная, планировки конца восьмидесятых. Относительно большие комнаты, выходящие в коридор, были пусты. В большой кухне, обставленной современной кухонной техникой, тоже никого не было, только в духовке что-то заманчиво шипело, да запах жареного мяса начинал дразнить мой голодный желудок. И когда она успела что приготовить? Кстати, о ней. Калинина в квартире не оказалось, а девичий голосок продолжал напевать из-за дверей ванной. Интуиция мозги изъела, что Калинин мог быть только там. Эта птичка напрочь заклевала очнувшуюся совесть, так что я спокойно, но с замиранием сердца, слегка приоткрыл дверь в ванную. Шум воды сразу стал слышен сильнее. В клубах пара я увидел стройное обнаженное тело племянницы, которая с наслаждением пела, стоя под тугими струями, бьющими из душа. У меня слегка перехватило дыхание, лоб покрылся испариной. И температура в ванной здесь совсем ни при чем. Просто такую красоту видишь не каждый день.
– Нравится? – донесся до ушей мелодичный женский голос, и я невольно кивнул в ответ.
Ох ты батюшки! Заглядевшись на такую красоту, я напрочь позабыл, что на мне – шапка-невидимка, еще раз кивнул, сглатывая внезапно набежавшую слюну.
– Ты либо заходи, либо выходи, – предложила дева, слегка повернув ко мне голову. – Не понижай температуру.
Внезапно воскресшая совесть заставила меня закрыть дверь снаружи. Я с минуту приходил в себя. Ну, спасибо тебе, птичка божья, век не забуду услуги! Что-то фыркнув мне, мол, сам виноват, интуиция упокоилась. Судя по всему, нужды в шапке-невидимке более не было, посему я снял ее, жестами приказывая Егору оставаться невидимым. О чем при этом думал послушник – догадаться несложно. Что ж, остается только ждать. Я прошел в гостиную, сел на удобный диван, но только что виденная картина обнаженного тела прелестницы никак не оставляла меня. Я даже разозлился на себя: мало я баб голых в своей жизни видел, что ли? Таких – нет, с ходу пришел честный ответ. Какие формы, изгибы! А эта шелковая кожа, по которой хрустальными капельками струилась вода? А-а-а!!! Я попытался взять себя в руки, переключив свое внимание на квартиру, постарался убедить себя, что что-то в ней было не так. С немалыми усилиями я запустил мыслительный процесс в голове, еще раз осмотрелся.
Поразмыслить было над чем. Я повидал немало квартир в Пограничье. Если вы думаете, что Афанасий единственный мой связной, то ошибаетесь. На каждый конкретный момент работает иной связной, их десятки по всему Пограничью. Я бывал в разных странах на всех шести континентах, жил и в хижинах пигмеев, и во дворцах шейхов с самой ультрасовременной, как говорят в Пограничье, обстановкой, но нигде не встречал такой техники. Телевизор в квартире Калинина так же отличался от обычного, как первое ружье от автомата, как карета от Белки. Вместо пластикового ящика я видел плавающее облако голографии, в котором кубиками плавали сотни программ. Ради хохмы я, не вставая с дивана, протянул руку к облаку. Кубики тут же цепочкой потянулись ко мне. Оставалось только пальцем коснуться нужной, дабы она развернулась, что я случайно и сделал. Кубик увеличился в размерах до полутора метров, заслоняя собой мебель и часть комнаты. Я с интересом наблюдал вечерние новости в трехмерном изображении.
– Интересуешься политикой? – услышал я и вздрогнул от неожиданности.
Наверное, я непроизвольно что-то задел, потому как куб тут же уменьшился, а звук и вовсе пропал. Племянница Калинина, уже облаченная в цветастый шелковый халат, стояла в дверях, вытирая полотенцем длинные пшеничные волосы, и с интересом разглядывала меня с ног до головы. Если честно, я впервые чувствовал себя под женским взглядом голым, и мне это не очень понравилось. Подавив в себе невольное желание прикрыть ладошками причинное место, я сначала кивнул, потом замотал головой, потом пожал плечами. Как вспомню ее в ванной!
– Зачем же ты товарища у двери заставляешь скучать? – как ни в чем, продолжала красавица.
Что же со мной такое? Я не раз выполнял самые трудные и опасные задания Приказа, но ни разу не впадал в такое состояние столбняка, как сейчас. Что же в этой деве было такого, что заставило меня, опытного богатыря, вести себя, будто бурсак неопытный?
Виной всему красота необычная. Лицо девы было настолько правильным и красивым, словно над ним трудилось не одно поколение художников, а великолепное идеальное тело было вылеплено заботливыми руками гениального скульптора. Моей интуиции было плевать на прелести красавицы и она начала постепенно вклевывать мне в мозг нужные мысли, мол, и телевизор не такой, и деву сию видел не впервой, но я ее не слушал, стараясь понемногу прийти в себя.
