– Ага, – кивнул Лесь, подхватил рюкзак и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
В голову как назло полезла противная мысль, что Максим всерьёз вознамерился поселиться с мамой: Лесь слышал вчера вечером, как он говорил, что с хозяином уже почти договорился снимать ту, вторую комнату, которая обычно была на вечном ремонте – то обои хозяин клеит, то шкаф собирает, то стеклопакет в окно ставит…
А теперь там вдруг поселится Максим. Лесь как представил это – так содрогнулся и со злостью зафутболил попавшуюся на пути смятую жестянку прямо на клумбу. Нет, ну вот ведь бывает же такое отвратительное начало дня!
Лесь даже жалел себя метров двадцать. Потом поглядел на часы, обнаружил, что опаздывает, и припустил бегом, а на бегу жалеть себя уже не получалось.
В школу он влетел за несколько минут до звонка, стремглав промчался по лестнице, ворвался в класс и плюхнулся за свою парту одновременно с первой трелью. Отдышавшись и кивнув в ответ на приветствие Тохи, Лесь кинул на парту дневник, тетрадку и учебник… и обнаружил, что забыл пенал. Вот те раз!
– Тош… ручка запасная есть? – шепнул Лесь соседу, поднимаясь, когда в кабинет вошла учительница.
Друг молча достал из кармана рюкзака потрескавшуюся от чьих-то крепких зубов синюю «гельку». Тоша по утрам был неразговорчив – спал одним глазом.
На уроках размышлять о Максиме, маме и папе Лесю уже стало некогда – приходилось энергично догонять одноклассников, учить то, что они уже выучили и, пользуясь подсказками верного друга Тохи, отвечать у доски, если вдруг вызывали.
В школе, впрочем, нового ничего не произошло. Уже несколько дней ходили слухи, что психолог поменялся, но это же был форменный бред – уход Александры Васильевны ещё до конца учебного года!.. Впрочем, это не особо волновало школьников, потому что с Александрой Васильевной они сталкивались в большинстве своём крайне редко, только если действительно были какие-то проблемы, которые влияли на весь класс. Сейчас, наверное, она позвала бы к себе поговорить Леся, но мальчик не видел её нигде.
Похоже, и вправду её не было в школе.
… Сегодня Лесь, привыкший собирать информацию по кусочкам, обрывкам фраз и чужим разговорам, наконец-то точно узнал: психолог действительно поменялся – правда, временно. Александра Васильевна разболелась, и её подменяла некая Линда Борисовна, кажется, даже её знакомая… Об этом на перемене разговаривали математичка с физруком у учительской. Лесь не собирался подслушивать, так случайно вышло…
Физкультурник переминался с ноги на ногу и чувствовал себя на втором этаже неуютно, как черепаха на вершине Останкинской телебашни – он вообще старался не выползать из спортзала. Лесь пробегал мимо них, но невольно притормозил, когда почудилось его собственное имя… Нет, только почудилось. Нервный Лесь стал, подозрительный!
Хотя о произошедшем его расспрашивала только Алина Геннадьевна – однажды после урока окликнула, когда Лесь уже был в дверях:
– Как мама?
– Нормально, – Лесь замялся. О мамином состоянии он не любил говорить.
– Это хорошо. Пока дома? – Алина Геннадьевна улыбнулась, и Лесь невольно улыбнулся в ответ. Эта сухонька женщина с коротким, более уместным у мальчика, «ёжиком» светлых волос спасла его, так что её не стоило бояться. Она знала.
– Дома… Так что у нас всё в порядке, – Лесь оглянулся, мотнув головой маячащему на пороге Тоше, чтобы не ждал, а сам вдруг спросил: – А откуда… откуда вы про «ювеналку» узнали?
Этот вопрос, сдобренный горячим чувством благодарности, мучил его уже очень давно.
Алина Геннадьевна улыбнулась, но как-то невесело, одними губами – глаза были грустными:
– Один серьёзный человек решил однажды, что его возможному конкуренту не стоит открывать своё дело – пусть и маленькое, но своё. И понял этот человек, что проще всего убедить в этом теоретического конкурента через его семью…
– И конкурент был…
– Моим братом. Троюродным, но у нас семья дружная.
– И что же тот человек сделал?
Алина Геннадьевна вздохнула и не очень охотно объяснила:
– Подсказал, кому надо, что в этой семье не всё в порядке и дети в опасности… Не надо, Лесь, – покачала головой она, видя, что мальчик хочет что-то спросить. – К тебе эта история отношения не имеет. Просто в нашей семье было вот так… Ну, тебе, наверное, уже домой пора.
Лесь понял намёк и закивал:
– Ага… Я пойду, Алина Геннадьевна. – Но на пороге не удержался, обернулся и всё же спросил: – А чем всё закончилось?
– Не очень хорошо, – коротко отозвалась учительница.
Больше Лесь её ни о чём не расспрашивал, да и она не возвращалась к этой теме. Только спросила один раз, где же у Леся отец. «В командировке, – неохотно буркнул мальчик. – В важной командировке». Алина Геннадьевна осуждающе покачала головой, но ничего не сказала.
Лесь был даже рад. Иногда очень хотелось выбросить из головы всё произошедшее и перестать озираться на каждый подозрительный шорох.
… Итак, временная смена психолога. Поделившись этой новостью с Тохой, Лесь спросил:
– Как думаешь, её мы тоже не увидим, как Александру Васильевну?
– Уж надеюсь, – откликнулся Тоша. У него мать развелась три года назад, и психологов Тоша навидался уже на всю жизнь. Они то и дело находили у него какие-то комплексы, тревожные симптомы, советовали поменять обстановку и больше развлекаться. И, конечно, со вниманием относиться к своему психологическому состоянию, такому непростому, особому…
Тошиной маме было приятно, что психологи видят её сына мальчиком необычным, глубоким и чувствительным, а сам Тоха в отместку носил футболку с Че Геварой, цитировал Маркса, а в комнате повесил на стене копию Знамени Победы – сам рисовал серп и молот под звездой на алом полотне и надписывал: «50 стр. ордена Кутузова II ст. идрицк. див. 79 C.К. 3 У. А. 1 Б. Ф.» – в четыре строчки, тем самым шрифтом, как было «в оригинале». Тоха вообще во всём, что касалось Советской Армии, был ходячей энциклопедией и терпеть не мог, когда кто-нибудь в его присутствии хоть в чём-то ошибался.
Одним словом, с психологами у Тохи шла необъявленная война. Только с одной «психологичкой», Шурой, только-только окончившей психфак МГУ, у него всё прошло на удивление душевно и мирно: они попили чай, поговорили про Кубинскую революцию, современную политику – и ни слова про внутренне состояние, кроме спрошенного Шурой невзначай: «А ты сам как с отцом… сейчас?»
Тоша пожал в ответ на это плечами с демонстративным равнодушием: «А что поменялось-то? Ну, далеко… звонит иногда…» – а потом подумал и всё-таки признался, что скучает. Ну, немного, просто потому что папа всё время где-то далеко. И теперь, например, не с кем в ЦМВС пойти – Центральный Музей Вооружённых Сил. Не с мамой же…
Шура улыбнулась, бултыхая чайным пакетиком в кипятке:
– Сходишь ещё…
– Ага, – легко согласился Тоша и отхлебнул чаю из ярко-рыжей кружки, похожей на половинку апельсина с ручкой. Больше они к этому с Шурой не возвращались, а маме та посоветовала перестать дёргать мальчик, путь занимается, чем хочет – с такими интересами и таким характером хоть мужчиной вырастет. Маме не понравилось, что сына «не оценили», и больше Тоша с Шурой не пересекался, а другие психологи после этого душевного разговора за чаем ещё больше усиливали желание вообще замолчать намертво. Всё равно не понимают они, что Тоша с отцом периодически встречается и совершенно нормально общается. Ну да, уйти в другую семью – это, с точки зрения Тоши, было неправильно и попросту глупо… Ну а всё равно взрослые никогда никого не слушают – и чего тут делать, вообще расстаться с отцом? Семья же всё-таки…
Александре Васильевне в свою единственную с ней встречу Тоха прямо сказал, хмурясь из-под самостоятельно, ножницами перед зеркалом подстриженной чёлки:
– А может, не надо «ля-ля» разводить? Я учусь нормально, дерусь редко, проблем нет… Какое вам тогда дело?
Александра Васильевна поглядела-поглядела на него и только поинтересовалась:
– А чёлка – это так модно?
– Это в глаза лезло.
После этого Александра Васильевна так ничего больше и не спросила, и расстались они вполне мирно, хотя, конечно, не так, как с Шурой – просто Тоша наотрез отказался разговаривать, а Александра Васильевна на удивление не стала настаивать.
Так что то, что психолог поменялся, Тошу не обрадовало, но… Вскоре мальчишки выбросили из головы мысль об этой неизвестной Линде Борисовне. Сложно думать о чём-то отдалённом и совершенно тебя не касающемся, когда кончается учебный год!
К тому же были дела и поважнее, чем думать: Тоха уломал-таки Леся принести в школу отцовский пистолет, хотя ныть ему для этого пришлось аж с середины апреля. Были ссоры и даже одна драка, потому что Лесь наотрез отказывался приносить макар, а Тоха считал это в корне неверным и несправедливым: ему, такому увлечённому советским оружием – и не показать! Последней каплей стали события позатой недели: побег Леся от «Центра охраны детства», пара ночёвок у товарища… и так и не показанный пистолет. Тоша точно знал, что у Леся он с собой. Но друг сделал вид, что никаких умоляющих взглядов, немых укоров и оговорок не заметил.
