— Ну, и так далее. В конце они наверняка указывали, где, если не поправятся, оставят оружие и, может, письма родным. Поняли? — с победоносным видом посмотрел на товарищей Володька. Купца с полковником и Епишкой, сами видели, нет. Скелета-то два. Значит, никакого золота и не было.
Весь поход в глазах Саньки как-то принизился и обесцветился.
— А может, попробуем? У ближнего дерева? — не сдавался он. — Помните, толстый-претолстый кедр на отшибе стоит…
Без энтузиазма воспринял Володькино толкование письма и Хасан. Все, конечно, подходит, да только письмо получилось какое-то неубедительное и очень уж спокойное. Неинтересное. Возвращаться, не копнув нигде земли, не хотелось.
— «олото» надо читать не «золото» а «болото». Ну и пусть! Точно? Что золото? Подумаешь! — разошелся Володька. — Мы открыли целую Зыбунью с горячей водой! Это, может, важнее всякого золота. Возьмут и проведут по нашей гряде дорогу в Зачутымье. Даже железную. Парников здесь настроят — целый совхоз. И, может, санаторий. А что? Думаете, зря в Зачутымье нефть ищут? Ничего не зря! Она есть, только папа не знает, где точно…
Ну и мастер же на фантазии Володька! Санька даже рот раскрыл, размечтался. Словно волшебник, Володька пересадил Саньку с одного ковра-самолета на другой и вот летит он с ним в будущее своей Зыбунии…
Однако сколько ни сиди, ни мечтай, а домой возвращаться надо. И чем быстрее, тем лучше. Володька так и сказал:
— Пока не поздно, давайте сматывать удочки.
Но как только разговор зашел о возвращении, тотчас нашлись неотложные дела. Во-первых, надо дать гряде название.
— Так и назовем — Зыбуния, — предложил Санька. Он уже проголодался и спешил.
— Чушь! — безапелляционно заявил Володька.
— Ничего не чушь! Есть же такой остров в тихом океане — Океания?
— Океания — это звучит! И она обитаема.
— И ты сочини новую гипотезу: столько-то тысяч лет назад здесь от горячих ключей было тепло, как в Африке, и жило могущественное племя гип-гип или там-там…
— А что? И это надо проверить.
— Знаете? — осенило Хасана. — Назовем гряду Гипотезией! А, Санька!
— Поставим у озера флаг, — подхватил Володька, — зароем под ним фляжку с письмом: когда, кем открыта, и все такое.
— Напишешь! Бумаги-то нет! — буркнул Санька. Он решил, что те просто вышучивают его.
— На бересте! Пошли!
Обняв Хасана и Саньку, Володька потянул их к озеру. Он запел, импровизируя:
Всегда идем,
Всегда втроем.
Мы все изроем,
Мы все откроем,
Мы все найдем!
Всегда идем,
Всегда втроем…
Санька подтягивал. Ему даже расхотелось есть.
— Знаете? — остановился Володька, когда ребята взобрались на самый высокий холм у озера. — Это будет гимн Гипотезии!
Взгляд Саньки упал на кости, белевшие в траве на соседней каменистой площадке. Нет, он не хочет оставлять здесь свой скелетишко.
— Поись бы…
Его уже не вдохновлял даже гимн гипотезцев. Что это за страна, которая не может накормить трех своих открывателей! Не достойна она ни флага, ни гимна!
— Надо идти обратно, — уже тоном старшего сказал Хасан.
— С одной банкой? — обернулся к нему Санька. — Голодовки пионерскими ступенями не предусмотрены.
— Это что, острота? — разулыбался Володька. — Когда съедим консервы — будем петь гимн Гипотезии:
Всегда идем,
Всегда втроем…
Впрочем, открытие новых земель необязательно. Даже пионерам третьей ступени. Я закрываю Гипотезию!
Володька вошел в свою роль…
* * *
Внешне, казалось, поведение и отношения ребят оставались прежними, и все-таки каждый чувствовал, что во многом друг на друга, да и на самих себя они смотрят иначе, чем несколько дней назад. Хасан Саньку и то видел другим. Вспомнив о совместной охоте, он теперь поверил, что Санька может стать хорошим охотником, но только, наверняка, не захочет. Выучится на летчика. Хасан легко представил Саньку даже в космосе. Володька, конечно, станет геологом. А вот для него, Хасана, жизнь тайги полна волнующих звуков и запахов, маленьких тайн, и разгадывание их увлекает, радует. Каждый шаг в тайге — новая страница огромной и вечно живой книги. А наука, техника — это что-то тоже хорошее, но для разума, а не для сердца. Мир техники для сердца Хасана оставался немым….
— Что это? — остановился Володька. — Гудит что-то.
Санька зажмурил глаза, прислушался.
— ЛИ-четыре. Идет на нас, — прошептал Санька, и ребята невольно присели.
— Это, наверно, папа возвращается с Черного Чутыма, — предположил Володька.
— Ну да! — рассмеялся Хасан. — Черный Чутым вон где, а это какой-нибудь…
Но какой — не все ли равно?
— Всегда идем,
Всегда втроем, —
снова начал было Володька. Его никто не поддержал. Петь не хотелось. Хотелось есть.
Степан всю ночь пролежал в кустах. Ребят он услышал сразу, едва над кустами взошло солнце. «Нашли! — решил он. — Прыгают! Как телята… дорвавшись до свежей травки», — подумал он, торопливо вынося вперед лежавший у ног «зауэр три кольца». Вызванный в воображении образ телят как-то расслаблял, напоминая собственное детство, и Мажоров нахмурился, скривил губы, потом выругался — нехорошо и зло.
Санька и Володька обнялись и, раскачивясь в такт словам, пели:
…Мы все изроем,
Мы все откроем,
Мы все найдем!
Войдя в ельник, Володька попросил у Хасана ружье, сказал:
— Мне всегда везло, авось хоть зайчишку…
Хасан молча снял ружье с плеча, облегченно вздохнул. Ребята примолкли. Затаил дыхание и Степан. В наступившей тишине явственно донесся гул мотора: по краю тайги от Юрт шел вертолет. «Значит, ищут их, сопляков», — понял Степан.
Заметили вертолет и ребята.
— Слушайте — приостановился Володька, — а вдруг это все-таки нас ищут? Ведь мы же никого не предупредили!
Санька, приложив ладонь ко лбу, внимательно следил за просветами в пихтаче, в которых медленно проплывал вертолет, похожий на объевшуюся стрекозу.
— Подумаешь, генерал! — не оборачиваясь, съязвил он. На вертолете искать его будут! Наши и без предупреждения знают, где мы. — И вздохнул: — Вот вздуют только, когда вернемся…
— Знают — потому и ищут нас здесь, — упрямился Володька. — Давайте запалим костер!
Последняя фраза, сказанная погромче, донеслась до Мажорова. Он понял, что надо во что бы то ни стало помешать этому: дым сразу привлечет внимание летчика. Он решил: как только ребята остановятся — выйдет из засады и перестреляет их в упор там, где они попытаются разжечь костер. Неожиданное препятствие ожесточило Степана, и он взял ружье наизготовку и стал осторожно пробираться вперед.
Наконец, меж кустов и елей Степан стал видеть ребят: то одного, то другого. Еще немного и… но почему их трое? Кто третий? Откуда? Степан растерялся: чтобы убить третьего, понадобится перезарядить ружье. А Степан теперь даже не знал, сколько ружей у ребят. Определить это, когда сквозь кусты и подлесок угадываются лишь силуэты, почти невозможно. «Но ведь пока перезарядишь, третий, если не растеряется… Хасан не растеряется. Итак, первым Хасана, вторым — будет видно. Схватится за ружье Санька — его…»
Первым, с ружьем наизготовку, шел кто-то незнакомый Степану. Как ни сдерживал себя Мажоров, мушка плясала. Он ничего не мог поделать с руками. «Надо было перезарядить ружье патронами с картечью. Тогда бы не промахнулся», — с запозданием сообразил Мажоров.
Хасан шел последним. Ружья у него не было. Это уже лучше. Ребята удалялись, и кустарник скрывал то одного, то другого.
Степан понял: не только появление кого-то третьего, на нервы, видимо, подействовали и вертолет (а вдруг летчик услышит выстрелы?), и ружья, взятые «на руку». Раньше он рассчитывал, что в крайнем случае двумя пулями покончит с Хасаном, а если и Санька не струсит, успеет перезарядить… Теперь дело осложнялось. Но главное — эти руки! Несмотря на судорожные усилия, он никак не мог побороть в себе чувство страха, боязнь промахнуться. Промахнись он один раз и… Он ничего не может поделать с руками! Даже когда ребята прошли и он ни в кого не целится! Только сейчас Степан понял, как трудно стрелять по людям, которые тоже с ружьями. Трудно стрелять, когда ты можешь не стрелять, не рискуя своей жизнью. И как он сразу не догадался зарядить ружье картечью!
— Трус и дурак! — ругал он себя и, пригнувшись, стал торопливо перезаряжать ружье.
«Мы все изроем,
Мы все найдем», —
вспомнил он. «Найдем!» Нет у них золота. Не нашли они его!.. Надо осторожно поговорить с ними — что, как — и поискать самому! Теперь они все равно не уйдут от него!