вспомнил он. «Найдем!» Нет у них золота. Не нашли они его!.. Надо осторожно поговорить с ними — что, как — и поискать самому! Теперь они все равно не уйдут от него!
— «Найдем»! — прошептал. — он. — Я вам найду!
* * *
…Санька предложил развернуться в цепь, набрать хоть грибов. И едва Володька свернул в чащу ельничка, как чуть не из-под самых ног его вырвался косач. Да как-то странно: чуть отлетел, упал, приподнялся снова и понизу потянулся в кусты — будто тетерка, уводящая от гнезда. Володька выстрелил вслед ему раз, другой, и косач упал. Не успел рассеяться дым, а руки ребят уже тянули косача в разные стороны.
— Ого!
— Справный?
— Я говорил!
Тут же разложили костер. Санька пошел искать воду, Хасан ощипывал птицу, Володька переживал удачу, подбрасывая в костер сучки.
— Я говорил!
Только звякнули о котелок ложки, из ельничка вышел Мажоров. Хасан и Санька не раз встречались с ним в конторе охотничье-промысловой станции.
— От друзья! Ну друзья! — шел он, качая головой. — А их ищут — с ног сбились! — Он чавкнул, облизнул губы, глотнул слюну, не сводя глаз с котелка.
— Дядя Степан, садитесь за компанию! — пригласил Хасан.
— Не откажусь, не откажусь! — еще говорил он, а ложка, невесть когда появившаяся в руке, уже булькнула в котелке.
Давясь непрожеванным мясом, хехекнул:
— А я, хе-хе… приплутал. Спасибо, ребятки. Не я вас, а вы меня, хе-хе…
В душе же Степана, словно зверь, издыхая в судорогах, все кипело и клокотало. Вот так всю жизнь хочешь «бах! бабах!», а получается «хе-хе…»
Он ненавидел сейчас весь мир, все живое.
А Хасан и Санька обрадовались Мажорову. Разговорились. Все-таки пожилой, опытный человек, а главное — знакомый. Только Володька, видевший Степана впервые, насторожился. Зачем занесло его сюда? Искать нас пошел? Врет! А когда из разговора Степана с Хасаном Володька почувствовал, что и в Юртах он появился непонятно зачем, подозрение сразу переросло в убеждение. Он уже не спускал с Мажорова глаз, прислушивался: нет ли еще кого с ним? Не прячется ли кто поблизости?
«Значит, кто-то — Санька или Хасан — болтнул ему о Куперинском золоте! — решил Володька. — Вот и потянуло. Как медведя на мед».
Между тем Санька с Хасаном, перебивая и дополняя друг друга, рассказали о своих злоключениях и переживаниях. Не умолчал Санька даже о том, что утопил патроны.
— Ничего бьет? — взял Мажоров двухстволку Хасана. Повертел в руках, разрядил, заглянул в стволы. — Доброе ружье. — Снова зарядил, аккуратно положил туда же. Вздохнул:
— У меня тоже шестнадцатый. Жаль, не подойдут и мои патроны к Санькину ружьецу… — И с необычным для него оживлением бодро воскликнул: — Да, покажите-ка эту бересту!
— Я сжег ее! — не дал Хасану рта раскрыть Володька.
— Сжег?
— Растопки не было, а все сырое… А что с нее?
Мажоров сделал вид, что поверил, а про себя решил: значит, какое-то указание на то, где спрятано золото, в письме на бересте есть.
— А знаете чьи вы нашли скелеты? Братьев Купериных! Один был богатейшим купцом, другой жандармским полковником, Поняли?
«Никакой, значит, то не Епишка», — подумал Хасан о длинном.
«Все ясно! — понял Володька. — Он знает побольше нас!»
Мажоров рассказал, что один охотник-хант, умирая, поведал ему тайну бесследного исчезновения Купериных в ту ночь, когда власть в Рыльске перешла к Советам.
Мажоров повел ребят к озеру. Несмотря на необычную для его шестидесяти лет оживленность, шутки, он не выпускал из рук ружья, не стоял и не сидел спиной к ребятам. И сейчас идти старался сзади всех или сбоку. Володька пробовал отставать, Мажоров тотчас находил предлог и сворачивал в сторону. Неясно было Володьке только одно: отчего это? Осторожность, ставшая привычкой, или Мажоров догадывается, что ребята не доверяют ему? Если последнее — развязка наступит сегодня же ночью.
На ремне Мажорова, в матерчатых чехольчиках, болтались легкий топорик и военного образца малая саперная лопата.
«Нас искал!» — невесело усмехнулся Володька, и сердце его билось все взволнованней и тревожней.
По озеру пятнами пробегала мелкая рябь, словно ветерок — легкий, освежающий — пробовал, не тверда ли вода, не горяча ли…
Ребята приостановились, залюбовались озером.
— А ну, хлопцы, — за дело! Куперины, подыхая, могли зарыть золотишко рядом. Человек — животное такое: пока не отдаст концы — все на что-нибудь надеется.
Он подал Володьке заостренную осиновую палку, Хасану — свою лопатку, а Саньку заставил отгребать землю.
До Володьки, занятого своими мыслями, только сейчас, наконец, дошло, что он говорит «Куперины». «А что — вдруг полковник бежал не с Епишкой, а со своим братцем, купцом?.. — подумал он. — Тогда, конечно, золота тут может быть столько, что…
— Живей, живей, шевелись! — прервал его размышления сипловатый басок Мажорова.
Володька старался разгадать, как может поступить Мажоров и как лучше от него избавиться? Допустим, найдут они золото. Мажоров заберет его и скроется, уедет куда-нибудь, может, даже за границу. Но попытается ли он разделаться с ними! По лицу Хасана, его увлеченности Володька видел: он все еще верит Мажорову.
— Н-нашел!! — заикаясь, обрадованно заорал Санька. — Дядя Степан!
Мажоров, забыв о предосторожности, бросил ружье и обоими руками принялся разгребать землю. В трухлявых остатках кожи и бумаги тускло блеснула золотая монета. Под ней — несколько серебряных и медных, ставших совершенно зелеными.
Больше ни золота, ни серебра не оказалось.
«Ясно! — понял Мажоров и потянулся к ружью. — Здесь сгнил лишь кошелек господина полковника». А вслух сказал:
— Ройте, ройте глубже!
— Поись бы, дядя Степан, — жалобно протянул Санька.
«Пропадешь с ними! — все мрачнее становилось на душе Володьки.
Мажоров каждому обвел лопаткой по участку земли, распорядился:
— Перекопать все на полметра. После этого будет завтрак. Поняли? А деньги возьмите себе. Можете считать их трудовыми.
И он отправился за своим рюкзаком, сказав, что по пути насобирает грибов.
— Работайте на совесть. Золото разделим поровну. Поняли? — И, перехватив взгляд Володьки, добавил после небольшой паузы: — Или сдадим государству. Потому — деньги это народные. Поняли?
Мажоров не рассчитывал, что золото может быть зарыто где-то здесь, но он решил: добром или худом, а намучает ребят так, что они сами будут проситься копать там, где надо… И, довольный собой, отправился в кедрач.
Едва Мажоров спустился с приозерного холма, Хасан схватился за ружье, ойкнул и растерянно взглянул на Володьку.
— Что? Что? — привстал Володька и вдруг рывком обернулся, одновременно падая на землю: он решил, что сзади в него целится Мажоров.
Санька осторожно переводил взгляд с Володьки на Хасана и тоже начал оглядываться: нигде никого. Что с ними?
Володька понял, что попал впросак. Он сконфуженно поднялся и, объясняя свое поведение, полез в штаны:
— Какая-то жужелица ка-ак цапнет! Вот здесь… — и он усиленно начал тереть мягкое место. — Я подумал — змея!
— Ребята, — зашептал Хасан. — Я потерял бойки!
— Оба? — враз спросили Володька и Санька.
— Ну, уж это треп! — не поверил Володька и взял у Хасана ружье. — Не разыгрывай!
Бойков не было.
— Один, это точно, держался на честном слове, — пояснил Хасан. — Деда давно собирался в Рыльск отвезти ружье к мастеру… А второй сидел крепко.
Володька взял Санькино ружье, осмотрел, как крепятся бойки.
— Чепуха! Второй не мог сам выпасть!
— Да честное слово, ребята, не разыгрываю! — чуть не всхлипнул Хасан.
— Тогда этот Мажоров — неизвестно кто. Поняли? И неизвестно зачем здесь. Это он вынул! Я заметил: смотрел в стволы, а правой рукой ковырялся.
— Не сочиняй, — скривившись, протянул Санька. — Не знали б мы его — другое дело.
— А что ты о нем знаешь?
Да, знал о нем Санька немногое. И верно: друг он или враг?
— Почему у меня не потерялись? Потому, что потерялись патроны. И он знает: патронов двадцатого калибра у нас нет и твое ружье вроде палки.
— Две гильзы-то есть.
— А что гильзы?
В душе Хасан тоже не верил Володьке, но исправный боек действительно не мог выпасть сам. А может, это Володька подшутил и теперь разыгрывает их? С чего бы он так мотанулся? И отвернулся! Прыснул со смеху и отвернулся, разыграл укус!
— Ну, ладно, хватит дурить, — шагнул Хасан к Володьке. — Где бойки?
— Какие бойки? Ты что?
— А то! Еще «не разыгрывай!» Я же видел — ты сам вынул! — напропалую врал Хасан.
С Володьки сразу слетела игривость, и он понял, что если уж Хасан потерял голову, значит, дело худо.
