– Сейчас все скажу, – значительно сказал Демьяныч. – И не думай, что это только по пьянке, я не пьяный.
– Да ладно, говори, – вяло сказал Василий, раздумывая, не лечь ли ему спать.
– Да ты слухай внимательно, – с досадой сказал Демьяныч, – я тебе говорю, а ты как дохлая рыба глядишь.
– Говори, я слушаю.
– Знаешь, что в этих тетрадях? – торжественно начал Демьяныч. – Я тут двадцать три года все записывал – когда рыба начинала идти, когда кончала, какие течения; ветры, погода, – в общем, все, что лова касается. Этим записям цены нет, сколько уже человек выпрашивали их у меня. Я же на всем побережье ловил – и горбушу, и кету, и навагу, и селедку...
– Интересно, – безразлично проронил Василий.
– Погоди, дай до конца сказать. Кому попадут в руки эти тетради – гарантию даю, и в самый плохой год без рыбы не останется. Ты не смотри, что в этот раз так вышло. Не идти бы мне на пенсию – я давно бы уже из Кандыбы на другое место перебрался, без рыбы не остались бы...
– Другие тоже впустую сидят.
– Другие сидят, а я не сидел бы, верно тебе говорю. Да стар я уже стал, силы не те...
Демьяныч помолчал, глядя на него, и словно ждал от Василия какого-то ответа.
– А мне-то зачем ты все это говоришь? – безразлично спросил Василий.
– А затем и говорю, что идти мне на пенсию, а вместо себя надо кого-то в бригадиры ставить. Вот я и думаю тебя.
– Меня? – опешил Василий.
– Ну да, тебя. Парень ты с головой, рыбацкое дело знаешь, характером тоже бог не обидел, – справишься...
– Это ты загнул, Демьяныч, – Василий покачал головой, еще не зная, как отнестись к неожиданному предложению.
– Чего это я загнул? – Демьяныч даже обиделся. – Мне надо все хозяйство в надежные руки передать, тут не до шуток. А чем тебе это плохо? Сам себе хозяин будешь, никто тебе не указ, наоборот – сам приказывать будешь. Ну что, согласен?
– Да все равно правление не утвердит, – уходил от прямого ответа Василий. – Я же для них «бич», голь перекатная.
– Ну, это не твоя забота, – решительно отмел его возражение Демьяныч. – Утвердят, раз я рекомендую, со мной там пока еще считаются... Говори прямо – согласен?
– Погоди, Демьяныч, не горит ведь, – сказал Василий, решив про себя, что не пойдет на это, не стоит привязываться к такому месту. – Подумать надо.
– Ну, думай, – согласился Демьяныч. – Время пока терпит. А только дурак дураком будешь, если откажешься. Я десять лет на Азове простым рыбаком вкалывал, пока в бригадиры вышел. А тебе такая возможность выпала...
– А почему ты именно меня выбрал?
– А кого? – поднял на него светлые глаза Демьяныч. – Народ шебутной пошел, на месте не сидит, вечно несется куда-то.
– А у меня ведь тоже ни кола ни двора.
– Живи зиму здесь, если хочешь, только рад буду. Такой домина – а сам знаешь, вдвоем со старухой живем. А там колхоз даст тебе что-нибудь в самом Старорусском, к лету вроде дом намечают сдавать.
– Ладно, успеем еще поговорить, – оборвал разговор Василий и встал. – Давай-ка я спать лягу.
– Ложись, ложись, – засуетился Демьяныч, тоже вставая. – Сейчас скажу Матрене, постелит.
Утро для всех было – словно нож острый. Демьяныч за бок держался, морщился – вчерашняя выпивка явно не в прок пошла. И капитана, Вальки Кузнецова, тоже не было. Подождали немного и решили отправиться без него.
До ковша идти было неблизко. Демьяныч сразу отстал, весь посерел лицом, и Василий, подождав его, сказал:
– Оставайся-ка здесь, Демьяныч, отлежись, потом поездом приедешь. Делать там все равно нечего.
Демьяныч с трудом выдохнул, тяжело привалился к штакетнику. И, подумав, согласился:
– Ладно, Васыль, что-то и в самом деле плохо мне.
– Печень, что ли?
– Она, проклятая. Только ты уж проследи там...
– Да ладно, иди, ложись.
И Демьяныч медленно побрел обратно.
Капитан храпел в дорке, крючком согнувшись вокруг мотора. Витька Косых, – маленький, быстрый, резкий в движениях, – открыл дверь рубки и дурным голосом заорал:
– Кэп, мать твою, подъем, в Японию уносит!
Капитан и ухом не повел, выдал такую руладу, что Витька с завистью сплюнул:
– Вот гад, хитрый, лишних два часа урвал. Скойлался, как цуцик, и хоть трава ему не расти... Кэп, дорка от твоего храпа уже течь дала!
Наконец и капитан очухался... Только к обеду вышли в море.
Бодро поплыли по ярким синим волнам, под горячим, необычным для Сахалина солнцем. Василий лежал на носу кунгаса, надвинув на лоб капюшон робы, думал о предложении Демьяныча. Идти в бригадиры было и заманчиво, и страшновато. Весь опыт прошлой его жизни, прожитой налегке, без всякой ответственности за кого-то и за что-то, подсказывал ему – не соглашайся, не связывай себя, не вешай ярма на шею, – как бы ко дну не утянуло. Придется отвечать за людей, за бригадное имущество, за ошибки и неудачи. Не прав Демьяныч – какое уж тут сам себе хозяин, когда хозяев над ним будет куча и спросят они за любую провинность по всей строгости. А зачем тебе это? На жизнь себе всегда заработаешь, как вольная птица – езжай куда хочешь... И тут же о другом думалось – а куда ехать? Будет везде все то же, что было в семнадцать лет этой вольной жизни. От такой воли иногда уже волком выть хочется... Да и надоело окрики и приказания слушать, неплохо бы и самому покомандовать, посмотреть, на что ты годен, Василий Макаренков... Можно и попробовать, не получится – недолго и уйти, а не то и самого уйдут...
Но так ничего и не надумал он, привычно отложил решение на потом, – авось как-нибудь само собой все утрясется, время есть...
К концу пути дорка стала выписывать такие кренделя, что Василий подумал – надо бы взять у капитана руль. И, по буксирному тросу подтянув кунгас к дорке, он перепрыгнул на корму и сказал Вальке:
– Дай-ка я постою.
Но Валька мотнул головой, заорал ему в ухо:
– Давай, Макар, гуляй отсюда, я сам!
Василий пытался настаивать, но Валька зло ощерился:
– Я капитан или ты?
И Василий, махнув рукой, перебрался на нос дорки, на всякий случай приготовил весло, чтобы отталкиваться от камней. Хорошо еще, что был прилив. Дорка по широкой дуге на полном ходу влетела в бухту и, замедлив ход, направилась к устью реки. И, казалось, все уже сошло с рук веселому капитану, – оставалось сделать последний нетрудный поворот, выключить мотор и ткнуться носом в берег. Валька крикнул механику, чтобы он сбавил обороты. Жорка Смагин, одуревший от бензинового чада, вместо того чтобы сбросить газ – прибавил обороты до полного. Дорка рванулась вперед, и Валька вылетел за борт, не успев вовремя выпустить румпель. Дорка круто развернулась влево, Смагин тут же выключил зажигание, но было уже поздно – корма дорки с грохотом налетела на камень. Василий, тоже едва не свалившийся в воду, уперся длинным веслом в дно реки и с трудом подтолкнул дорку к берегу.
Двое безмятежно спавших на дне дорки даже не проснулись. Василий закрепил дорку и пошел к корме посмотреть на винт. Смотреть оказалось не на что – все три лопасти срезало с вала так аккуратно, словно их там никогда и не было.
Из реки, отфыркиваясь, вылез мигом протрезвевший Валька. Василий, глядя на него, пожалел, что сам не сбросил его с кормы еще в море, – авось протрезвел бы часом раньше и ничего не случилось бы. Плавал Валька как рыба, так что опасаться было нечего.
– С приехалом, капитан, – мрачно бросил Василий. – Морду бы тебе набить за такое вождение.
– Да брось, – миролюбиво сказал Валька. – Обошлось, и ладно.
– Обошлось? А ты на винт посмотри, – посоветовал Василий.
Валька посмотрел – и даже икнул от неожиданности. И полез в дорку – бить Жорку Смагина. Тот уже вылез из рубки, обалдело щурился на солнце. Василий, не трогаясь с места, спокойно пообещал, глядя на Вальку:
– Будете счеты сводить – обоих за борт выброшу.
И Валька присмирел, сел на борт, зябко поводя плечами.
Из всей бригады на месте оказался только Степан Хомяков – тихий многодетный мужичок.
– А где остальные? – спросил Василий.
– «Лбы» здесь, с бабами, остальные еще вчера в Кандыбу умотали.
Василий, не раздеваясь, лег на раскладушку и задремал. Сквозь сон слышал, как Валька бодро докладывает по рации в Старорусское:
– «Ролик», я «двенадцатый». Докладываю обстановочку. Были в море, рыбы нет. Прием.
– Вас понял, «двенадцатый». Примите прогноз погоды.
Прогноз был обычный, спокойный.
– «Ролик», как у «шестого» и «десятого»?
У «шестого» и «десятого» рыбы тоже не было.
– У меня все, «ролик», – сказал Валька и выключил рацию.
Василий посмотрел на него. Валька, в выходном костюме и сапогах, готов был отчалить. И остальные, кроме Степана и Володи Карасева, тоже.
– Ты что, о винте ничего не сказал? – спросил Василий.
– Это не твоя забота, Макар, – небрежно ответил Валька, даже не взглянув на него. – Винт в Кандыбе достанем.
– Где, в пивной?
– Не ерепенься, сказал, достанем, – значит, достанем. И вообще – тебе-то что за дело? Будете выходить на связь, докладывайте, как обычно: были в море, рыбы нет.
