Андрей с Ильёй были на вокзале, у нас в городе. Нам добираться до них «своими ногами» было уже некогда, поэтому мы погрузились в машину, и Шумахер, оправдывая прозвище, в два счёта домчал нас до Вокзальной.
– Ну деса-ант, – добродушно усмехнулся Андрей, когда мы один за другим торопливо вывалились из машины. Илья же не сказал ничего. Он выглядел каким-то подавленным и очень-очень задумчивым, поэтому мы не стали приставать к человеку.
– Вы, как я понимаю, и есть тот самый Михаил, с которым я переписывался? – протянул руку мне Андрей.
Я пожал и хмыкнул в ответ:
– Хочется сказать, что это они от моего лица писали, но… Скажем так, это происходило коллективно.
– Значит, квиты, – удовлетворённо кивнул Андрей и сжато обрисовал нам ситуацию, словно проводил инструктаж перед боем: времени у них до трёх часов, потом ему придётся возвращаться в Москву, Илью же надо будет посадить на автобус до Н-ского монастыря. Адреса Бондаревых здесь, в городе, находятся не очень далеко друг от друга и как раз в этом районе, так что, наверное, можно не набиваться всем в машину, а спокойно дойти пешком, благо погода чудесная.
После этого мы устроились в тени автобусной остановки, Андрей достал планшет и открыл на нём карту города. Определившись с нашим местоположением, он показал нам оба дома – один совсем недалеко от вокзала, второй в получасе ходьбы.
– С чего начнём, молодые люди? Выбирайте, – обращался он к нам подчёркнуто вежливо, и я понял, почему Лизка писала, что сразу начинает дико стесняться. Меня тоже слегка сбивало с толку такое обращение и мягкий голос с бархатным «р-р», которое, подумалось вдруг мне, в ином случае вполне могло становиться раскатистым командирским рыком.
– Мы нож нашли где-то тут, – ткнула пальцем в экран Лизка, и тут же, как это всегда бывает с чужими планшетами, карта свернулась, всплыло какое-то окошко, Лиза ойкнула и отдёрнула руку. Пока Андрей возвращал «статус-кво», как он выразился, Илья вдруг обратился ко мне тихо:
– Михаил… а нож у вас с собой?
Я кивнул и достал из рюкзака завёрнутый в пакет НРС. Илья бережно, словно ребёнка, принял у меня свёрток и заглянул внутрь. Постоял так некоторое время, не обращая внимания на то, как Андрей с Лизой выясняют, где же мы всё-таки нашли нож, потом вернул свёрток мне. Глаза у него, и без того тёмные, казалось, потемнели ещё больше, как темнеет небо перед грозой – вроде, всё те же обычные дождевые тучи, а почему-то чувство совершенно не то, тревожное.
– Ба́ли… – пробормотал он, – то есть, да, это тот самый .
Мне отчего-то показалось, что этот отец Илья напоминает мне кого-то, но кого – я не смог сообразить, только отчётливо понял, что не внешностью, а именно голосом. Впрочем, долго об этом думать мне не пришлось, потому что Андрей наконец-то разобрался с картой и домом и удовлетворённо оповестил:
– Ну что же, если вы нашли… свою находку прямо напротив одного из адресов, то это не иначе, как знак с небес. Верно, Лев? – и он так хитро посмотрел на Лизку, что я понял: он уже давно понял, что никакой она не Лев. Но, слава Богу, не стал задавать глупых вопросов. Если девчонка называется мужским именем, прячет девичью фигуру и говорит о себе «я пошёл» – это ведь не спишешь на случайную оговорку…
Лизка либо не замечала этого, либо, как и я, ответно не подавала виду:
– Ну, или просто это тот самый дом!
– Я как раз об этом и говорю.
– Ну так мы идём? – встрял деятельный Шумахер. – Тогда давайте я машину отгоню в сторону, чтобы не мешаться никому…
Вскоре наша разношёрстная компания повторила маршрут моего прибытия домой в тот, самый первый мой вечер. Вокзал-улица-переулок… А вот и кусты, где мы с Лизкой нашли нож. Наверное, тем вечером я его ногой туда отфутболил.
Андрей огляделся и, отыскав взглядом табличку на доме, сообщил, что нам сюда. Вход в подъезд располагался во дворе – заросший кустами, с тремя щербатыми ступенями и ржавыми перилами, которые свернула набок, почти с корнем выдернув, неведомая сила – не иначе как перелётная стая мамонтов. Дверь была гостеприимно подпёрта осколком кирпича, чтобы не закрывалась, поэтому мы беспрепятственно проникли внутрь.
После солнечной улицы в подъезде нас окружила кромешная темнота, только снаружи заглядывала узкая полоска света. Лампочка в тамбуре не горела – вероятно, в своём полёте мамонты заворачивали и сюда. Наощупь найдя следующую дверь, мы оказались в самом обычном подъезде – здесь не было ни следов перелётных мамонтов, ни каких-либо людей. Поднявшись по узкой лестнице на второй этаж, мы огляделись и с помощью несложных умозаключений нашли, что нужная нам квартира пусть и без номера, но совершенно точно перед нами.
Тут бы мы с Лизкой, внезапно оробев, мялись ещё Бог знает сколько времени, но, по счастью, с нами были Андрей и Шумахер. Первый вежливо позвонил – где-то в квартире послышалась дребезжащая трель, – а второй постучал, не столь вежливо, зато громко. Спустя некоторое время нам открыли.
На пороге стоял мужчина лет пятидесяти с лишним на вид – тёмно-русые, зачёсанные назад волосы уже тронула седина, брюки засалены на коленях, взгляд из-под кустистых бровей не отличается дружелюбием.
– Вам кого? – оглядел он всю нашу компанию неожиданно цепко и внимательно, чем очень напомнил мне Андрея.
– Артём Иванович? – Андрей был тут как тут. Спокойный, вежливый, уверенный.
– Я, – неохотно отозвался мужчина. – Кто вы?
Мгновение одиннадцатое
Андрей обернулся к Илье, и тот шагнул вперёд, долго ещё отводя взгляд от стоящего на пороге Бондарева. Потом всё-таки взглянул на него и тихо проговорил:
– Салам, шурави.
Мы ничего не поняли, а вот мужчина сначала подался вперёд, пытливо вглядываясь в лицо Ильи, а потом – отшатнулся, словно увидел призрака.
– Не понимаю, – пробормотал он и повторил растерянно, как ребёнок: – Не понимаю…
– Это я, шурави, – Илья шагнул к нему. Теперь он говорил с таким диким акцентом, что сразу стало ясно всё: и тёмные глаза, и смуглая кожа, и непривычные черты лица – он не был русским ни на единую каплю крови. Просто долгие годы сгладили речь, скрыли южный акцент. – Ты помнишь? Герат, восемьдесят третий.
– Калла́? – неуверенно спросил Бондарев.
– Алишер Гази Калла.
Лизка больно пихнула меня острым локотком в бок.
– А-гэ-ка, – по слогам шепнула она мне. Алишер Гази Калла.
Я вспомнил свой сон и невольно задумался, а как же переводится «Калла» с дари…
Пока я занимался мысленными лингвистическими изысканиями, обстановка на лестничной клетке разительно поменялась. Если до этого Бондарев был недоверчив и растерян, каким и должен быть человек в подобное ситуацией, то теперь он со странной злобой выдохнул:
– Пошёл прочь! Ты не переступишь порога моего дома!
– Артём Иванович… – попытался вмешаться Андрей, но на него не обратили внимания.
– Шурави, я тебе жизнью обязан, я…
– Из-за тебя мои парни погибли! Ты – их убийца наравне с душманами! Пошёл прочь, пока я не спустил тебя с лестницы, ну!
Илья попятился, а Шумахер, на которого никто не орал, так вовсе уже отступил на три ступеньки. Бондарев захлопнул дверь перед носом Андрея и больше не открывал ни на звонок, ни на стук. Потоптавшись на лестничной клетке минут десять, мы были вынуждены уйти ни с чем.
На улице Андрей тяжело вздохнул:
– М-да, не ожидали… Отец Илья, что же так, а?
Тот пожал плечами, виновато косясь на нас с Лизкой.
– Когда нас вытаскивали, Бондарев двух парней прикрывать отход оставил… – из его речи постепенно исчезал акцент. – Наверное, для него это слишком большая потеря.
– Н-наверное, – растягивая сквозь зубы букву «н», произнёс Андрей. – Засада, ёшкин кот… Ваши идеи, молодые люди?
– Ещё раз туда прийти? – предложил Шумахер. – Завтра. И не уходить, пока не разберёмся.
Мы с Лизой поддержали друга – иных вариантов в голову не приходило. Проблема заключалась в том, что на следующий день никак не мог пойти с нами Андрей – рабочая неделя, а значит, нам придётся с Бондаревым выяснять отношения самостоятельно.
Впрочем, это было справедливо и как-то… правильно? Мы начали эту историю – нам с ней и разбираться, а то слишком соблазнительным было свалить все трудности на уверенного, взрослого, умного Андрея, а самим перейти в разряд зрителей. Так нельзя.
Андрею наша уверенность не понравилась, но спорить он не стал, тоже, наверное, понимая это, только взял с нас слово, что мы обязательно ему отзвонимся сразу после визита к Бондареву, и вдруг сообщил:
– А я пока с Советом ветеранов свяжусь, может, там что о нём знают.
Мы даже не представляли, что это за организация такая и что там могут Андрею сообщить, но решили, что ему виднее. Проводили его на вокзал, дождались электричку, больше не разговаривая о Бондареве и ноже, пообещали как можно скорее посадить Илью на автобус и распрощались. Настроение у нас было странное, очень похожее на небо – там, над нашими головами, дымка сгустилась в высокие облака, затянувшие небо перламутровой плёнкой, как будто мы оказались внутри огромной устричной раковине. Солнце светило жемчужно-белым – нежаркое, далёкое. Вроде и не дождь, но и солнечным день не назовёшь.
