молодой комсомолец Вася, подносчик снарядов с 4-й батареи. Ему чудится, что он стоит на коленях около большого ящика, похожего на портсигар, и старательно очищает ветошью снаряды от масла. Вокруг широко раскинулось снежное поле, от белизны его саднит в глазах, мороз цепко держит пальцы.
Батарея готовится к бою. Прикрытые белыми, накрахмаленными морозом полотнищами, невидимые для глаз врага, орудия сливаются с волнистыми холмиками сугробов.
Вторые сутки стоит в открытом поле 4-я батарея. Её задача — прикрывать фланг нашей обороны.
В накинутом на плечи поверх шинели маскировочном халате неподалёку от Васи стоит командир батареи, смотрит в бинокль на виднеющийся вдали заснеженный овраг, по которому фашисты скрытно и неожиданно могут перебросить танки. Но едва танки начнут выползать на открытую местность, батарея встретит их огнём.
Комбат указывает на край оврага и, улыбаясь, говорит Васе:
— Вот тут-то мы их и встретим!
…Вася сбрасывает одеяло и тревожно вглядывается в угол палаты. В его воспалённом мозгу проносятся картины недавнего боя. Он видит спокойное, строгое лицо комбата, неожиданную открытую улыбку на его губах и серьёзные серые глаза под тёмными бровями. Он видит, как комбат обходит орудия, привычной шуткой подбадривая людей и проверяя готовность к бою.
«С таким командиром в самое пекло полезешь — и душа не дрогнет», — говорят о нём бойцы.
Не в первый раз встречается 4-я батарея с фашистскими танками.
— Ну как, ребята, устроим фашистам фейерверк? — громко шутит комбат.
— Устроим, товарищ комбат! — бодро откликаются бойцы.
Шутка перебрасывается от орудия к орудию, смягчает суровые лица. И вдруг все настораживаются.
Издали, сначала приглушённо, потом уже явственно, слышится железный скрежет. Окутанный снежной пылью, из оврага медленно выползает первый танк. Закрашенная белой краской броня его с фашистским крестом почти сливается со снегом. За железной спиной первого танка движутся другие.
Расчёты неподвижно застыли у орудий.
— По фашистским танкам, батарея, беглый огонь! — громко командует комбат.
Бронебойные снаряды, с визгом ударяясь о броню, выбивают искры. Подбитый танк вспыхивает ярким пламенем.
И почти в то же время тяжёлый удар фашистского снаряда обрушивается на одно из орудий батареи. Вася видит неподалёку бесформенную груду железа, торчащие из снега колёса, залитые кровью шинели и маскировочные халаты.
Из оврага, разворачиваясь в сторону батареи и прикрываясь от снарядов толстой лобовой бронёй, один за другим ползут танки.
— Огонь! — слышится голос комбата.
Бушующее пламя растекается по полю жёлтыми и синими языками…
— Горят, гады! — торжествующе кричит Вася.
Старшая сестра ласково укладывает его на подушку, смачивает мокрым полотенцем лоб:
— Успокойся, голубчик, успокойся, Кондаков.
Но Вася не слышит её голоса. Он лихорадочно подаёт снаряды. Сколько времени идёт бой? Из оврага ползут новые и новые танки. Жерла их орудий выбрасывают языки пламени, глухие удары потрясают батарею. Со свистом летят острые брызги осколков. Люди падают.
— Огонь!
Лобовая броня не спасает железных чудовищ. Уже огромные костры пылают на взрытом поле. Дым застилает край оврага и покорёженные груды железа.
Но на 4-й батарее остаётся только одно орудие.
Неподалёку от него с грохотом обрушивается чёрный столб земли. На Васю тяжело валится тело убитого бойца. Рядом падает другой…
— Наводчик и заряжающий выбыли! — кричит Вася и загоняет снаряд в затвор.
Комбат поспешно наводит орудие на танк.
Вася окидывает взглядом разбитые орудия батареи.
— Нас осталось только двое! — снова кричит он.
— Достаточно! — резко бросает комбат. — Снаряды!.. Огонь!..
Орудие содрогается от выстрелов.
— Есть, готов! — с азартом кричит Вася.
На поле боя остаётся только один уцелевший танк. Он упорно ползёт к батарее. Из его орудия вырывается короткий огонь.
Комбат выхватывает из рук падающего Васи снаряд…
* * *
Ночь идёт… Старшая сестра ни на минуту не оставляет тяжело раненного. Иногда Вася затихает, жадно пьёт из кружки поданную ему воду, внимательно вглядывается в склонившееся над ним лицо Нины Игнатьевны. Потом в его затуманенном мозгу снова возникают какие-то воспоминания… Вот он лежит на снегу, прикрытый шинелью комбата. Но где же сам комбат?
— Остановил или не остановил он танк? — строго спрашивает Вася, обводя глазами притихшую палату.
Глава 16
РАДОСТНЫЕ ВСТРЕЧИ
Близилась весна. Дни шли за днями. Трудовые будни, заполненные тревожным ожиданием писем от родных, сообщениями с фронта, не давали людям возможности опомниться, подумать о себе. А весеннее солнце уже золотило палисадники, обрызгивало веснушками молодые лица и вызывало невольные улыбки у взрослых.
Маленький городок оживал. Каждый день дальние поезда привозили новые семьи. Люди, не дожидаясь конца войны, жадно тянулись к своим углам, с вокзала шли матери с детьми. Стучали молотки, отбивая доски у забитых, пустых домов, на заборах висели запылённые в поездах одеяла и зимняя одежда.
Ребята жили в радостном ожидании своих близких. Занятия их шли своим чередом, но каждый раз кто-нибудь приносил волнующую новость.
Вернулись родители Нюры Синицыной, приехала с детьми мать Саши Булгакова.
Особенно обрадовал всех приезд Сашиной семьи. В этот день даже обычные занятия были нарушены. Взволнованный Саша Булгаков заранее сообщил ребятам об этом событии, и в назначенный срок, за два часа до прибытия поезда, все как один товарищи уже прохаживались по перрону, окружая тесной кучкой сияющего, счастливого Сашу.
— Идёт! — кричал вдруг кто-нибудь, завидев на дальних путях серый дымок. — Сашка, идёт!
— Где, где? — бросался на голос Саша.
— Не идёт, так придёт! — хлопая его по плечу, успокаивал Мазин. — Приедут уж теперь, не бойся!
К приходу поезда на перроне собралось много народу, но ребята проталкивались к каждому вагону, и когда в широкой двери мелькнула гладко причёсанная голова женщины, тревожными глазами разыскивающей среди встречающих своего сына, громкие, торжествующие крики оглушили присутствующих:
— Сашка! Сюда!
— Здесь! Приехали! Вот они!
— Мама!..
Саша заторопился, неловкий, растерявшийся в толпе. Товарищи протолкнули его вперёд. Лида и Нюра бросились за ним, удерживая кучку людей, давивших с боков:
— Пустите, пустите… Он к своей маме… Это его мама!
Семья казалась огромной, и люди с сочувственными улыбками смотрели на молодую ещё женщину с мокрым от слёз лицом и на мал мала меньше, которые висли у Саши на шее и заполняли весёлым щебетаньем перрон.
— Ребята! Принимайте вещи!
Товарищи шумно выгружали из вагона узелки и корзинки, по очереди подходили к Сашиной матери.
— Батюшки! Выросли-то как! — говорила она, обнимая каждого из них и поглаживая косички