Найденная в Полесье грамота, несомненно, составила бы честь любому музею. Однако она была утрачена буквально на следующий день при весьма драматических обстоятельствах.
Проходя мимо лесничевки в безлюдной зоне, друзья увидели два мотоцикла с колясками. Они стояли на дороге возле дома, окруженного подступившим со всех сторон лесом.
— Зачем леснику понадобилось возвращаться в эти гиблые места? — вслух подумал Гонзасек.
— Наконец-то мы видим таких же искателей приключений, как и мы сами! — воскликнул Чосек. — Клянусь честью, они не поскупятся поделиться с нами хлебом!
— Ты слишком доверяешься первому чувству, — ворчливо заметил пан Дыля. — Чьи это мотоциклы, мы не знаем, и потому следует проявить осторожность. А потом — в твоем рюкзаке реликвия, которая стоит, пожалуй, ничуть не меньше, нежели наши жизни. — Он имел в виду кусок бересты, быстро менявшей свой цвет и требовавшей срочных забот специалиста по консервации древностей.
В это время послышались крики. Истошно, со стонами кричал человек.
— Прячьтесь поблизости от мотоциклов, — распорядился пан Дыля, — а я посмотрю, что там. Махну рукой, заводите, махну дважды, выводите мотоциклы из строя!
Он выхватил из кармана почти пустой газовый баллончик, подобранный в Гомеле за железнодорожным вокзалом, после того как там окончили «разборку» какие-то темные типы, и стал подбираться к дому лесника с угла, откуда заметить его было труднее всего.
Пан Дыля понимал, что через окно ничего не разглядеть и потому, обойдя дом, проник в раскрытую дверь.
В следующую минуту он увидел сцену, от которой затрепетало бы любое честное сердце: на полу лежали связанные пожилые люди — мужчина и женщина. Трое бандитов пытали их, причем обе жертвы и один из бандитов все время говорили по-английски.
Пан Дыля не знал английского, но за свою жизнь, когда изо дня в день прославлялось иноземное и хулилось отечественное, поневоле освоил наиболее употребительные слова и выражения, так что без труда понял, что жертвы — муж и жена — из Австралии, бандиты требуют от них выкуп в миллион долларов, австралиец просит подождать неделю, пока его брат возвратится откуда-то домой, и согласен выкупиться за пятьдесят тысяч долларов. Бандиты и слышать об этом не хотят и потому продолжают пытки.
Оценив ситуацию, пан Дыля подал сигнал товарищам, — они тотчас же занялись мотоциклами и через минуту были уже возле пана Дыли.
— Там трое бандитов требуют выкуп с иностранца и его жены. Заманили дураков, зная, что в этих местах и искать никто не станет.
— Стоит ли вмешиваться? — усомнился Чосек. — Сейчас этих иностранцев у нас пруд пруди, и каждый ищет поживы. Многое ли переменится, если одни грабители что-то отломят у других?
— Неблагородно, — осудил пан Дыля. — Прежде всего это люди, а затем все остальное!
— Дундук Дундукович тоже так считал, — не согласился Чосек…
Услышав шаги, друзья притаились за ящиком. На крыльцо вышли все трое бандитов. Они радовались своей удаче.
— Хорошенькое местечко выбрали, — сказал один. — Здесь нас не найдет ни одна собака.
— Перекурим, — сказал другой, — а потом и клиентам поднесем огонька. Еще чуть-чуть, и живоглоты согласятся на нужную сумму… Этот тип боится, что его брат не заплатит ни копейки. Вот нравы!
— Меня беспокоит, куда переводить деньги, — сказал третий. — Надо давать на какой-либо московский адрес. Там до фига этих липовых переводов. Никто ничего не заподозрит. В крайнем случае дадим на лапу…
Они сошли с крыльца и закурили, а пан Дыля и его друзья, улучив момент, пробрались в хату.
Пан Дыля достал нож и перерезал путы на руках и ногах заложников, жестом объяснив, чтобы они не поднимали шума.
Потихоньку отворили окно, и сколь ни трудно было двигаться пожилым людям после пут, они все же выбрались во двор и побежали к лесу. Дорогу показывали Чосек и Гонзасек.
Пан Дыля задержался в хате, чтобы дать беглецам возможность уйти как можно дальше.
И вот — шаги. Вошел бандит. Тот, что говорил по-английски. Он сразу заметил, что заложники скрылись через окно. Но это так поразило его, что он замер с разинутым ртом. Не дожидаясь, пока рот захлопнется, пан Дыля сунул газовый баллончик к самому носу бандита и открыл вентиль. Газа было мало, он едва фукнул, и все же бандит, хватаясь за косяки, с тупым мычаньем осел на пол.
В следующий миг пан Дыля оказался уже во дворе. Он пробежал шагов двадцать, когда из раскрытого окна грохнула отборная ругань и вслед за тем пистолетный выстрел, — очевидно, наугад, для острастки бежавших.
Пан Дыля торопился догнать своих товарищей, но они едва поспевали за австралийской четой, как выяснилось, отличными спортсменами. Боясь лесной чащи, они даже не пытались сократить путь, выбираясь к переправе, — это было ясно.
Пан Дыля хорошо понимал, что бежать по открытой дороге нельзя: один из бандитов вполне мог оказаться механиком, способным быстро запустить поврежденный мотоцикл.
Его предчувствия оправдались: приостановившись на миг, он услыхал со стороны лесничевки характерный треск мотоцикла.
В отчаянном рывке пан Дыля догнал австралийцев и своих друзей, но это было уже на крутом спуске к реке, судя по всему, глубокой, хотя и не особенно широкой, — каких-то сорок — пятьдесят метров отделяли берег от берега. Чуть справа высился мост, но он был разобран на самой середине.
Австралийцы знали, куда бегут: на берегу лежала большая резиновая лодка, в которой, видимо, перевозились и мотоциклы. Суетясь, мужчина и женщина спихнули лодку в воду, забрались в нее, поначалу не пригласив даже своих освободителей, и только отплыли, как к разобранному мосту подскочил мотоцикл с преследователями. Они тотчас открыли стрельбу из пистолетов.
Австралиец согнулся и прикрыл глаза, шепча, видимо, молитвы. Его жена потеряла сознание, и Чосек обмахивал ее платком, стараясь привести в чувство, в то время как пан Дыля и Гонзасек изо всех сил работали веслами.
Лодка была уже на середине реки, когда ее в двух местах пробили пули. Зловеще шипя, борта лодки стали опадать, и тут австралийка пришла в себя и стала вопить с диким отчаяньем.
Пан Дыля не сомневался, что бандиты поймают беглецов, кинувшись в воду вплавь, но вместо этого они вдруг попрятались за кусты, а затем и вовсе скрылись за противоположным откосом дороги.
Уже оказавшись в воде, где барахтались и австралийцы, и его товарищи, пан Дыля понял причину бегства бандитов: на противоположном берегу как раз остановилась патрульная полицейская машина…
Когда все было уже позади, и объяснения с полицией, и сожаления об утонувшем рюкзаке с римскими письменами, Чосек задумчиво сказал:
— У самой реки, в траве, я видел ужа, у которого было две головы. Я не впервые встречаю таких уродов, и дело не только в радиации. Природа имеет право оступаться. И если она оступается в случае с животными, разве она не может оступаться в случае с хищным человеком? Двуглавый уж быстро погибает из-за драки голов, не подозревающих, что у них общий желудок. Увы, нынешнее безумное общество напоминает мне двуглавого ужа. Кто бы ни возобладал при грызне, в убытке будет общее тело…
Чосек при случае посмеивался над паном Гымзой.
— Знаете, где живет теперь пан Пищиц? — спрашивал он у корчмаря.
— Пищиц? Какой Пищиц?
— Тот, который жил напротив тюрьмы.
— А, я знаю! Так что?
— Так вот он теперь живет напротив своего дома!..
— Вы знали пана Гущу? — спрашивал Чосек пана Гымзу в другой раз.
— Да, а что?
— У него случилась беда.
— Беда? Какая беда?
— Он взял и умер.
— Не может быть! — пан Гымза потрясенно ощупывал свой кошелек.
— Почему же не может?
— Паршивец еще не отдал мне долга!..
Когда в огороде откопали кости мамонта, пан Гымза прослезился:
— Кости моего благородного предка! Мне бабушка говорила, что он был трехметрового роста и съедал за обедом целого теленка!
Чосек сбегал за книжкой с картинкой мамонта и показал ее подслеповатому пану Гымзе.
— Боже мой, — воскликнул хозяин корчмы. — Это он, я узнаю его! Бабушка говорила, что он ходил в шубе и курил цигарку!..
Что говорили люди про пана Дылю
— Это самый галантный мужчина в моей жизни, — моргая глазами, повторяла пани Антуаневич. — Сколько скромности, сколько обаяния!
Вспоминая о пане Дыле, она всякий раз вздыхала и платочком утирала глаза.
— Возможно, это канатоходец, каких показывают в цирке, или обыкновенная редька, — подумав, объявил однажды семилетний Ян Гымза, внук миллионера.
— Это единственная благородная душа среди сонмища тусклых бездельников и унылых личностей, не способных даже и подумать о том, что жизнь должна продолжаться и после их смерти, — с жаром воскликнул Павел Штучкин, в прошлом, конечно, ученый секретарь Королевской академии наук и искусств.
