— Не сомневайтесь, мистер Гордон, — пророкотал мощный бас Паркера. Доктор Хилл на ветер слов не бросает. Я ставлю об заклад тысячу долларов против вашей пиджачной пуговицы, что с Диком все будет в порядке. Вот только… — Паркер замялся. — Вот только оставить его здесь надо подольше.
— Что значит — подольше?
— Ну, месяца на два по крайней мере.
— И сколько это должно стоить?
Чей-то стул отчаянно заскрипел. Это наверняка тот, на котором сидел Паркер. Он, должно быть, повернулся к хозяйке лечебницы.
— Вопрос адресован вам, мисс Сильвия, — сказал толстяк.
Мисс Сильвия откашлялась.
— Два месяца пребывания в лечебнице, считая все врачебное обслуживание, произнесла она, — будут стоить восемьсот пятьдесят долларов. Учтите, мистер Гордон, что это льготная расценка. Я назначила плату, меньше которой назначить нельзя. Я приняла во внимание ваши возможности.
— О нет, мисс Сильвия, — прозвучал горький смешок матери, — восемьсот пятьдесят долларов — не наши возможности.
А отец добавил:
— Да, прямо сказать, таких возможностей у нас нет, мисс. Нет у нас таких возможностей. Восемьсот пятьдесят долларов!.. Да я таких денег сроду не видывал.
Незнакомый доктор снова заговорил:
— Мы врачи, мистер Гордон, но в то же время мы деловые люди: Учитывая ваши денежные обстоятельства, мы, помимо первого, продумали второй, так сказать удешевленный, способ лечения. Он проще. Если на нем остановиться, то мальчика вместо двух месяцев можно будет здесь держать еще неделю, полторы, не больше. Это вас устроит?
— Еще бы, доктор! — воскликнул отец повеселевшим голосом. — Именно об этом речь…
— Ну да, — подтвердил доктор, — всегда надо исходить из того, что кому доступно. Как говорили древние — «каждому свое».
— Глубоко сказано! — прозвучал голос хозяйки лечебницы. — Вы должны быть довольны, мистер Гордон. Вы сохраните вашему сыну один глаз и при этом сбережете много денег. Операция вам обойдется всего-навсего в двести долларов. Это самая льготная расценка. Мы идем вам навстречу.
— Я чего-то опять не понимаю! Боже мой, я совсем ничего не понимаю! — раздался растерянный голос матери. — Какая операция? Почему один глаз?..
— Хм! Гм! — гулко откашлялся Паркер. А незнакомый доктор сказал с досадой:
— Одну минуту, мисс Сильвия. Вы несколько забежали вперед. Недоумение миссис Гордон вполне основательно. Ведь мы ничего пока не объяснили, ведь родители еще ничего не знают… — Доктор помолчал и продолжал: — Речь идет о следующем, миссис Гордон. Если мы не вылечим или не удалим поврежденный глаз, то вместе с ним и левый перестанет видеть. Вы понимаете, что это значит? Либо нужно лечить, либо удалить. Можете вы оставить сына на два месяца в лечебнице, чтобы мы его вылечили? Есть у вас средства для этого?
— Нет, доктор, — тихо сказала мать.
— Значит, остается одно — удалить глаз. Операция будет стоить двести долларов. На это у вас средства найдутся?
— Двести долларов — очень большая сумма, — произнес отец. — Мы не можем их просто так вынуть из кармана. Но это все же не восемьсот пятьдесят… Двести долларов соберем. Не сомневайтесь, доктор, соберем обязательно. Только помогите Дику, сделайте что нужно. Ведь страшно подумать, чем все это может кончиться для мальчика…
Отец говорил сдавленным голосом. У него что-то клокотало в горле. А мать заговорила громко:
— Боже мой, боже мой!.. Я только теперь начинаю понимать, в чем дело. Ведь это так просто, так понятно, а я не понимала! Всё как в сапожной мастерской: если денег мало, набивают только набойки; если денег побольше, можно и подметки заменить. Что тут объяснять? Ничего объяснять не надо! Моему мальчику можно спасти глаз, но, потому что мы не в состоянии заплатить, его сделают калекой… Его на всю жизнь сделают калекой. Боже мой, боже мой, как это просто!
Дик услышал не то плач, не то смех матери. Звякнуло стекло о стекло: кто-то наливал воду в стакан. Потом все задвигали стульями и все разом заговорили. А мать продолжала не то плакать, не то смеяться.
«Сейчас выйдут», — подумал Дик и опрометью бросился по коридору. Он не помнил, как добрался до своей комнаты. Вбежал, повалился на постель и залился слезами.
— Дик, Дик, что ты, что с тобой? — испугался Том.
Немало времени прошло, прежде чем Том сумел успокоить мальчика. Кое-как рассказав об услышанном разговоре, Дик снова заплакал:
— Не хочу операции! Хочу, чтобы оба глаза были… чтобы меня лечили… Но лечить не будут. Для лечения восемьсот пятьдесят долларов нужно… А па говорит — таких денег он сроду не видывал… Дик замолчал, зарылся головой в подушку. Моряк, тоже расстроенный, мрачно вытянулся на койке.
Глава тринадцатая
Письмо в редакцию
Незаметно для себя Дик заснул, а Том не спал. Сначала он лежал и думал, прислушиваясь к тому, как Дик всхлипывает во сне, потом присел за тумбочку перед койкой, достал бумагу, карандаш и стал писать.
Писал Том часа два. Работа давалась нелегко. Он много раз перечеркивал написанное, один исписанный лист скомкал и вовсе выбросил, пока наконец не поставил последнюю точку, а за ней подпись. Расписавшись, Том облегченно вздохнул и стал перечитывать длинное письмо. Оно было адресовано в редакцию нью-йоркской газеты «Голос рабочего».
Том писал:
«Товарищ редактор!
Я моряк Томас Ауд. В настоящее время я нахожусь на излечении в лечебнице „Сильвия“, но пишу не о себе. Я хочу рассказать вам о десятилетнем парнишке, который лежит в палате рядом со мной и которому нужно обязательно помочь. Мне кажется, что „Голос рабочего“ сможет это сделать…»
Дальше Том обстоятельно рассказывал о Дике Гордоне, о несчастном случае с ним и о том, что врачи собираются сделать мальчика калекой, потому что удалить глаз стоит дешевле, чем лечить. Заканчивалось письмо так:
«Бедный Дик! Что ждет его, если родители не соберут восьмисот пятидесяти долларов на его лечение? А родители наверняка не соберут, они уже и так отдали последнее — двести долларов.
Вот поэтому-то, товарищ редактор, я пишу в вашу газету. Нельзя позволить, чтобы Дика сделали калекой. Надеюсь, редакция напечатает мое письмо, люди прочтут о Дике, и среди тех, кто прочтет, найдется немало таких, которые с радостью отдадут свой трудовой цент, чтобы спасти мальчику зрение. Цент к центу — так наберутся недостающие шестьсот пятьдесят — семьсот долларов на лечение Дика. В ожидании вашего содействия Томас Ауд, моряк»
Письмо понравилось Тому. Он щелкнул по бумаге пальцем, сказал сам себе: «Здорово!» — и стал искать в тумбочке конверт. Конверт нашелся, а марки не было. Том задумался: как быть? Посылать письмо без марки неудобно, а ждать нельзя, время не терпит.
Только моряк собрался пойти в соседнюю палату попросить у кого-нибудь марку, как услышал дробь мелких камешков по стеклу. Кто-то швырнул в окно горсть гравия, которым была посыпана дорожка палисадника перед домом.
Том выглянул. На дорожке, задрав голову вверх, стоял парнишка. Из-под кепки с помятым козырьком торчали рыжие вихры, в глазах были бойкость и нахальство.
Том осторожно приоткрыл окно.
— Тебе чего? — спросил он.
— Мистер… — шепотом заговорил рыжеволосый парнишка и покосился в сторону входной двери, где за стеклом мелькала фигура гардеробщика. — Вы не скажете, мистер, в каком окне искать мне одного мальчика? У него глаз раненый. Дик Гордон зовут.
— Дик здесь, — сказал Том. — Он спит.
— Вот попал! — обрадовался рыжеволосый. — Я с вашего окна начал — думал, может, ответят. А он как раз здесь. Вы не разбудите его, мистер?
— Смотря зачем… Ты кто?
— Я Майк, Майк Грин, товарищ Дика. Правда, что ему глаз хотят вырезать?
— С чего ты взял?
— Миссис Гордон сказала. Она так плачет, так плачет… Весь дом сбежался, когда она из больницы пришла. Она говорит, хорошо еще, если удастся собрать деньги, чтобы удалили глаз, а то Дик вовсе слепой будет.
Моряк сурово посмотрел на мальчика:
— И ты прибежал к нему с такой новостью?
— Что вы! — обиделся Майк. — Я как услышал про Дика — сразу сюда. Думал, может, ему скучно, может, развеселю его. Я ему слова про глаз не скажу. Он ничего не знает, да?
— В том-то и дело, что знает, — сказал Том приветливее. — Он парень такой, что сразу узнал. Ему никто ничего не сказал, а он узнал.
— Ну-у! — оживился Майк. — Как он ухитрился?
— Это уж у него спроси. А пока скажи вот что: ты вправду хочешь помочь приятелю, сделаешь для него что нужно?
Майк разгорячился:
— Провалиться мне на месте, всё сделаю! Что нужно, то сделаю. Вы только скажите…
— Ладно, — окончательно смягчился моряк. — Ты, видно, товарищ неплохой, да и парень не промах. Похоже, на тебя положиться можно. А если, вдобавок, Нью-Йорк знаешь, тогда совсем хорошо. Как, этот городок знаком тебе?
