Вернувшись, он, правда, недолго пребывал в блаженно-расслабленном состоянии. Примерно час — пока помогал дотащить вещи Алине Геннадьевне, а потом сидел у неё и пил чай. Выйдя из дома, Лесь вскоре обнаружил самый натуральный "хвост" в той самой бежевой бейсболке… Правда, на выходе из метро где-то в районе Бауманской слежки Лесь за собой уже не обнаружил и дальше петлял уже из принципа, чтобы не расслабляться.
В общем, всё было относительно спокойно — Лесь привык. Привык то и дело оборачиваться, нырять в переулки, дворы, по пять раз пересаживаться в метро, ночевать у друзей и спать в обнимку с пистолетом. Серьёзной опасности он не чувствовал — да и постоянного "хвоста", если честно: кроме того раза с человеком в бейсболке, ничего конкретного Лесю заметить не удалось. Другое дело, что рисковать он не хотел вовсе, поэтому бегал по всему городу. На всякий случай.
"Такое ощущение, — думал он по дороге в метро, — что у этого Центра нашлись дела поважнее…"
Такие мысли успокаивали, а о сроках "бегов" Лесь не задумывался. Наверное, всё опять закончится, когда мама вернётся… Может, и уже закончилось, но не хочется рисковать, одного раза хватило, когда Лесь не успел понять, что всё опять началось. А ещё было б хорошо, примчись в Москву папа!.. Но пустое это, пустое. Нельзя на это рассчитывать, хоть и очень хочется. Папа, конечно, найдёт их и приедет в Москву, но когда ещё… Надо самому думать и жить. Тогда и папа, когда найдёт и узнает, гордиться будет, и… и просто сама встреча будет возможна. А вот если Лесь сейчас допустит ошибку и всё-таки попадётся, будет всё гораздо хуже.
Нечего, одного раза более чем достаточно. Но солнце такое тёплое и бросает такие яркие и весёлые блики повсюду, что думать о плохом попросту невозможно. Хочется выбросить все невесёлые мысли из головы, да и ситуация располагает — незаметно ни слежки, ни просто подозрительного внимания. Даже в метро не было никаких слишком долгих попутчиков — кто ж в пятницу вечером в центр поедет?
… Но к храму Лесь шёл осторожно, оглядываясь по сторонам и стараясь держаться поближе к толпе туристов. К сожалению, здесь понять, идёт ли кто-то за ним, было невозможно — людей, идущих в сторону Красной площади, хватало самых разных. Один раз Лесю даже почудился папа, но жестоко обсмеяв себя мысленно, мальчик даже не стал оборачиваться, чтобы разглядеть получше. Вот точно не надо было про папу думать по дороге к метро!
… В храм он вошёл, вроде, никем не замеченный, даже бабушкой, сидящей за "свечным ящиком", где продавались свечки, но по привычке, мухой взлетев по лестнице, свернул ещё выше, во "второй кабинет" — комнату, где занималась, тусовалась и просто оставляла вещи группа Рюрика. Во-первых, зарядку можно положить именно туда, а во-вторых… Замерев на лестнице за поворотом, Лесь прислушался, переводя дыхание.
Нет, вроде бы, всё тихо, никто не вошёл в храм следом…
А, нет, кто-то поднимается по лестнице — шаги тяжёлые, мужские. Лесь осторожно спустился на несколько ступенек, стараясь не налететь на вёдра и швабры. Теперь от второго этажа его отделяло только полтора метра и полуоткрытая дверь. Вот мимо кто-то прошёл… Может, просто "захожанин", как таких Лена называет? Ну, зашёл, свечку поставил, ушёл и больше никогда здесь не появился… В пользу этому предположению говорило и то, что человек остановился у свечного ящика, дожидаясь, пока бабушка-свечница (или как там её называть? Не продавщицей же…) договорит по телефону. Лесь спустился ещё на пару ступенек и прислушался: ага, телефонный разговор закончился…
- Простите, а Ильин здесь не мелькал?
Лесь вздрогнул, шагнул назад, налетел ногой на ведро и чуть не рухнул, выгнувшись какой-то дикой дугой и с трудом успев опереться на стену. Перевёл дух, но сердце продолжало оглушительно стучать в висках, так что остальной разговор мальчик почти не слышал и не мог точно сказать, действительно ли человек говорил голосом точь-в-точь как у папы или послышалось.
Наверное, послышалось. Папа никогда его только по фамилии не звал, всегда — Лесь, Леська или хотя бы, как мама, Елисей — только так совсе-ем редко… Ну, Алексей в самом крайней случае, при посторонних.
Мужчина, кажется, ещё что-то спросил, но бабушка ничего ответить не смогла: как Лесь пришёл, она не видела и даже не поняла сейчас, что Ильин, он же "тёмно-русый такой мальчик", он же Алексей, и Лесь-друг-Юры — это одно и то же лицо. Подозрительный посетитель вполголоса сказал, что, мол, странно (Лесь его с трудом расслышал), то ли разминулись, то ли, скорее, Серёга что-то напутал. Ну, или что-то подобное, слышно было плохо — наверху, на клиросе, как раз "зашевелилась жизнь", потому как скоро должна была начаться вечерняя служба.
А голос был не так уж и похож на папин, более хриплый и ниже. Вовсе не похож, если хорошенько подумать, просто у Леся нервы сдали, вот и ему почудилось. А то хорош он был бы, если б с криком "Папа!" выскочил — прямо в руки своему преследователю… Нет, нет, нет. Лесь потряс головой, прогоняя наваждение. Надо больше спать и вести спокойную, насколько это возможно, жизнь. Помнится, Тоша звал на дачу недели на две, пока у его мамы отпуск? Вот, отличный будет вариант. Они же как раз в субботу поедут, прямо завтра.
Успокоенный такими мыслями, Лесь выпрямился и отошёл, от греха подальше, от вёдер.
… Мужчина в это время, вроде, купил свечки и пошёл в сам храм. Лесь глубоко вздохнул, неторопливо поднялся в кабинет, бросил там рюкзак — хотя соблазн был велик хоть пистолет с собой взять — и столь же медленно и спокойно спустился, проскользнул на входную лестницу, свернул во двор и вошёл в храм с заднего хода.
Если подумать, ничего странного в произошедшем не было. И ещё далеко не факт, что это Лена во всём виновата, мало ли, когда Лесь был так неосторожен… Ладно, надо будет просто держаться подальше от храма пару дней, никто же его здесь не застал, так что, может, и пронесёт… Но лучше всего будет написать Тоше прямо сейчас и сообщить, что согласен и поедет.
Набивая смску, Лесь заглянул в трапезную и немедленно увидел Рюрика, пьющего в гордом одиночестве чай.
- О, привет!
- Зарядку привёз? — вместо приветствия поинтересовался Рюрик.
- А с работы точно положено так рано уходить? — вспомнил подозрение Ленки мальчик в ответ. — Лена-то в курсе?
- Да всё равно там никого нет, — отмахнулся Рюрик. — Я в двенадцать туда припёрся, посидел-посидел, прога не идёт, вот я и свалил, мы с Филиппом один хороший паб нашли, отмечали сегодня сдачу первого его на этой сессии "хвоста".
Лесь вздрогнул при слове "хвост", но быстро сообразил, что речь идёт о пересдаче экзамена. Рюрик заметил это и ухмыльнулся:
- Ты чего, шпионских романов начитался?
- Типа того…
- А, — сообразил парень, — ты о своём… Зарядку-то взял?
- Да принёс, принёс, я вещи в кабинет наш закинул, — успокоил Лесь, сам поражаясь, насколько легко соскочило с языка это "наш". — Только… в общем, сам за ней сходи, если срочно. Я не хочу в храме появляться.
- А чего?
- Обострение паранойи, — не стал вдаваться в подробности Лесь. Раз вдашься, второй — а потом с обидой поймёшь, что тебе не верят. Вот и придумал такое объяснение, с которым никто и не спорит. К чужим глюкам проще относиться уважительно, чем к чужим проблемам.
Рюрик налил себе ещё чаю и захрустел овсяным печеньем:
- Не, мне не к спеху, — невнятно сообщил он. — Так спокойнее. Мама не будет каждый шаг по телефону контролировать, как итальянская мафия жертву…
Лесь налил себе чаю, присел рядом и ничего не ответил, думая о своём, о паранойи. Ну и ещё, с опаской, об отце-настоятеле — он, конечно, благословил Леся сегодня ночевать вместе с Рюриком тут и явно знал о истории мальчика даже больше, чем тот рассказал… Но Лесь всё равно перед ним как-то робел и плохо верил в весёлый истории и фразы, о которых рассказывала Лена.
… Из кухни появилась повариха, тоже села чай пить, расспрашивая Рюрика о родителях, но Лесь в разговор не встревал, довольствуясь возможностью грызть печенья в неограниченном количестве и переписываться с Тошей. Потом Рюрик засобирался на службу, Лесь от нечего делать пошёл с ним — в храме хорошо думалось. С Тошей он уже всё обговорил, его мама, как друг написал, "прыгала от радости"… С определившейся на ближайшие две недели жизнью на душе стало как-то легче смотреть вперёд.
Перемигиваются на сквозняке свечи. Народу немного, за подсвечниками никто не следит, поэтому почти со всех свечек воск капает с методичностью метронома — видел такую штуку у Рюрика Лесь, метроном ритм отбивает, когда играешь на гитаре. Один из алтарников размеренно что-то читает, бабушки присаживаются на лавки, стоящие вдоль противоположной алтарю стены.
Того странного мужчины не видно, наверное, вовсе ушёл, а встреча с ним — единственное, чего Лесь сейчас опасается. Поэтому мальчик тоже присаживается на лавку недалеко от чтеца, пытается вслушаться в полузнакомые слова церковнославянского языка, но они проплывают мимо, мимо…
