— А на Кубе пекут плоды хлебного дерева… — мечтательно сказала Ветка.
— Вы чего это не дрыхнете? — раздался из палатки шепот Витьки. Он осторожно вылез наружу. Этот человек вечно появлялся рядом, как только я оставался с Веткой вдвоем. — Чего шушукаетесь, пепчики?
— Есть дело, — таинственно ответила Ветка. — Хорошо, что остальные спят. Чем меньше народу, тем лучше.
— Что за дело?
— Тише! — Ветка приложила палец к губам. — Дело в том, что я знаю продолжение папиных записей о дальнейших приключениях Гомеса.
— Ну? — удивился Витька. — Ведь Петр Васильевич спрятал свои заметки…
— А я достала. Пока вы у костра сидели, я все посмотрела.
— Ну так рассказывай, что дальше!
— А дальше… — Ветка приняла еще более таинственный вид. — Дальше были удивительные приключения. Знаете, ребята, кто остановил шлюп Олеария? Шлюп остановил царский воевода. Он осадил на неприступном утесе казаков во главе с их бесстрашным атаманом. Может, даже самого Федора Шелудяка! У казаков был один выход — через Волгу в степи, на левый берег. Но здесь их сторожили пушки воеводы. У него на барке было полным-полно пушек. В общем, казакам приходил конец. Вокруг — царские войска, а сзади — Волга с пушками воеводы.
— И вот тогда, поздней ночью, — продолжала торопливо шептать Ветка. — Энрике Гомес сказал доктору Олеарию:
«Мы должны спасти казаков, мой доктор! Они сражаются за свою свободу!»
А доктор ему:
«Вашу руку, отважный Энрике!»
Потом они потихоньку разбудили своих людей, навели на воеводскую барку пушки и — трах! Бах! Бах! — открыли огонь. Стрельцы проснулись. Паника, конечно. Завязался бой. Энрике дрался как лев. Он палил сразу из двух пушек. Барку потопили. Путь осажденным казакам был открыт! — Ветка буквально захлебывалась словами. — И в этот момент Ляпун — помните, тот, который был приставлен к доктору царем, — нанес ему предательский удар в спину.
— Кому? Царю?
— Да какому царю! Доктору Олеарию! Тот упал на руки Энрике. Гомес — раз его из пистолета!
— Олеария!!!
— Да нет, Ляпуна. «Я умираю, мой верный Энрике!» — прошептал доктор.
Ветка сделала паузу и глубоко вздохнула.
— А дальше что дальше!
— А дальше на Гомеса навалилось сразу шестеро стрельцов. Их же было много. Он одного шпагой, другого сапогом, потом р-раз — и за борт!
— О-о-х! — вырвалось у нас.
— Чего вы «ох». Он же кубинец, а значит, плавает как рыба. Постреляли по нему со шлюпа, да не попали. Переплыл он Волгу — и прямо к казакам. Те сели на свои ладьи, добрались по Волге до потайной пещеры и через нее вышли царским войскам в тыл. И дали им как следует.
— Вот это да! — восхитился Витька. — Не зря Петр Васильевич не хотел читать дальше, знал, что самое интересное впереди.
— Но главное не это, — перебила его Ветка. — Самое главное, что это была та самая пещера, в которой мы были в последний раз.
— С чего ты взяла?
— А ты посмотри вверх по Волге.
— Ну?
— Что видишь?
— Вижу, острова.
— А сколько их?
— Три!
— Это и есть те самые острова, у которых Энрике потопил барку. Потом ты же сам говорил нам, что пещера тянется в глубину без конца и края.
— Точно.
— У меня есть идея, ребята! — Ветка зашептала еще тише. — Отправимся прямо сейчас и быстренько первыми обследуем пещеру. И к утру будем знать о ней все. Наши встанут, а мы им предъявим отчет и утрем Профессору нос. Приоритет будет наш. А в науке это очень важно, как говорит сам Гаррик.
— А Петр Васильевич?
— Что Петр Васильевич? Ну, поворчит немножко. Это ведь не очень страшно, он у меня добрый.
— Ночью… — усомнился я.
— В пещере что ночью, что днем одинаково темно. — Витька уже зажегся Веткиной идеей.
Не мог же я отговаривать их. Подумают, что струсил, и еще, чего доброго, уйдут одни.
— Вот только летучие мыши… — сказал я в надежде, что этот довод будет решающим для Ветки.
— Чепуха! — отрезал Витька. — На ночь они как раз улетают из пещер.
Сборы наши были недолгими. Мы взяли фонарики, большой моток шпагата, веревку и каску.
— А запас еды — шепотом спросила Ветка.
— Это зачем?
— Как зачем? Неприкосновенный запас.
— Да мы же к утру вернемся.
— Правило есть правило, — упрямо возразила Ветка. — Пещеры мстят неосмотрительным. Разве не помнишь, папа говорил?
— Если б ты всегда так слушалась своего папу, — пробурчал Витька и осторожно полез в палатку. — Что брать — спросил он, высовываясь.
— Да бери ты целиком один из рюкзаков. Перебудим мы всех с этими сборами, — не выдержал я.
Витька вытащил рюкзак, надел его, и мы гуськом пошли по тропинке. Впереди шел Витька с зажженным фонариком, потом Ветка и сзади я.
Через час мы были уже у входа в пещеру. Где-то в черной чаще леса зловеще ухал филин. Верховой ветер гудел в вершинах столетних сосен. Ветка посмотрела на часы.
— Двенадцать сорок пять, — торжественно объявила она. — Группа отчаянных начала свой исторический маршрут в глубь веков!..
Мы вошли под каменный свод. Почти сразу же исчезли все звуки; и уханье филина, и гудение сосен, и плеск родника, текущего по дну оврага. Только хруст щебенки под ногами да звон капель, срывающихся со стен. Мы переговаривались шепотом.
Вот наконец и тупик. Луч Витькиного фонарика скользнул вверх по отвесной стенке. Где-то там, наверху, была щель, через которую мы должны были попасть в неисследованную часть пещеры.
Витька снял рюкзак и взгромоздился мне на плечи. После нескольких попыток ему удалось уцепиться за край щели. Он подтянулся на руках и исчез.
— Ну, как ты там? — спросили мы его.
— Полный порядок! — Он сбросил нам веревку.
Царапая колени и локти, мы с Веткой полезли вверх, а потом вперед, в глубь щели.
Время от времени я стукался лбом о подметки Витькиных башмаков.
— Ой, мальчики! — вдруг вскрикнула Ветка. — Мы же рюкзак забыли! Неприкосновенный запас. Что делать?
— Только не возвращаться! — решительно откликнулся Витька.
— Почему?
— Во-первых, дурная примета, а во-вторых, тащить через эту щель тяжелый рюкзак удовольствие маленькое.
— А неприкосновенный запас? — настаивала Ветка. — Папа говорил…
Мы стояли на четвереньках на колкой щебенке прижавшись спинами к холодному потолку щели. Стояли и препирались. Наконец я не выдержал:
— Да пусть рюкзак останется там! Пусть это будет наш базовый склад. Зачем таскать неприкосновенный запас обязательно при себе?
Ветка нехотя согласилась со мной, и мы поползли дальше. А вот и провал. Витька спустился вниз. Он помог слезть Ветке и мне. Мы оказались в высоком сводчатом зале, от которого во все стороны расходились коридоры.
— По какому пойдем? — спросил Витька.
— Давай по часовой стрелке, как учил Петр Васильевич, — предложил я.
— Ладно! Ветка, закрепляй конец шпагата. Готово? Ну, пошли.
Коридор то расширялся, превращаясь в небольшие залы, то сужался так, что мы едва протискивались сквозь него. Через каждые двадцать-тридцать шагов то вправо, то влево уходили ответвления. Скоро мы потеряли им счет.
— Что-то мы очень долго идем, неужели еще не прошли километра? — спросил Витька.
— Почему именно километра?
— Потому что в мотке шпагата ровно километр. Много там его еще осталось?
— Больше половины, — удивленно воскликнула Ветка.
— Не может быть! Который час?
— Двадцать минут третьего.
— Значит, уже больше часа как мы в пещере. Тут что-то не так.
Витька взял бобину с намотанной бечевкой. Отвел руку назад. Раз, потом второй, третий…
— В чем дело?
— Шпагат запутался! Не соскальзывает с бобины.
— Но ведь он же закреплен вначале, сразу за щелью!
— Значит, плохо закреплен. — Витька еще раз с силой потянул уходящую в темноту бечевку. Она послушно подалась.
— Я привязала камешек, — испуганно сказала Ветка. — И сверху придавила другим, побольше.
— Вот мы и волочим за собой твой камешек. А другой, который побольше, — тот соскользнул себе и все.
— Ой, мальчики, что же делать!
Хорошо, что Ветка так испугалась. Иначе испугались бы мы сами.
— Спокойно! — сказал Витька, подражая голосу Петра Васильевича. — Погасить один фонарь и идти назад по шпагату, сколько его хватит.
Хватило шпагата ненадолго. Уже минут через десять мы увидели тот самый камешек, на который понадеялась Ветка.
— Куда дальше?
Впереди, тускло освещенный лучом фонарика, уходил вдаль нависающий над головой свод пещеры. Шагах в двадцати от нас он раздваивался и исчезал в темноте. Мы отметили развилку и пошли наугад, влево. Коридор все сужался и сужался, превращаясь в щель. Пришлось идти боком, плотно прижимаясь спиной к холодному камню.
