— Не двигайся. Не двигайся.
Еще несколько шагов, еще только несколько шагов и мы миновали бы ее. Ее плечо было на волосок от моей груди.
— Не двиг…
И тут она двинулась. Одним стремительным движением пустóта повернула голову, а следом за ней и все тело ко мне.
Я застыл на месте.
— Не двигайтесь, — сказал я громко, обращаясь на этот раз к остальным.
Эддисон спрятал морду между лапами, а Эмма замерла, сжав своей рукой мою, как тисками. Я приготовился встретить языки монстра, его зубы, и наш конец.
— Назад, назад, назад!
Английский, английский, английский!
Прошло несколько секунд, в течение которых — о чудо! — нас не убили. За исключением вздымающейся и опадающей груди, существо, похоже, снова обратилось в камень.
Я осторожно, миллиметр за миллиметром, опять начал двигаться вдоль стены. Пустóта следила за мной, ее голова, словно направленная на меня стрелка компаса, поворачивалась синхронно со мной. Но она не преследовала меня, и ее челюсти были закрыты. Какие бы чары я не наложил, они все еще действовали, в противном случае мы были бы уже мертвы.
Пустóта только смотрела на меня. Ожидала инструкций, которые я не знал, как дать.
— Ложная тревога, — произнес я, и Эмма издала громкий вздох облегчения.
Мы выскользнули из проема, отклеили свои спины от стены и поспешили прочь так быстро, насколько могла хромающая Эмма. Когда пустóта осталась чуть позади, я оглянулся. Чудовище развернулось вокруг своей оси и смотрело прямо на меня.
— Сидеть, — пробормотал я на английском. — Молодец.
* * *
Мы прошли через завесу тумана и оказались перед эскалатором. Электропитание было отключено, и его ступени застыли. Вокруг входа на него сиял ореол тусклого дневного света. Манящий привет от мира наверху. Мира живых, мира настоящего. Мира, где у меня были родители. Они оба находились здесь, в Лондоне, дышали именно этим воздухом. Я мог просто дойти до них.
О, привет!
Немыслимо! Еще более немыслимым было то, что пять минут назад я рассказал отцу все. Ну, по крайней мере, сокращенную версию: «Я такой же, как дедушка Портман, я — странный». Они не поймут, но, хотя бы, теперь они знают. Это заставит мое отсутствие выглядеть менее похожим на предательство. У меня до сих пор в ушах стоял голос отца, умоляющего меня вернуться домой, и пока мы ковыляли к свету, я боролся с внезапным постыдным желанием стряхнуть руку Эммы и броситься прочь из этой удушающей тьмы, чтобы найти моих родителей и попросить у них прощения, а затем забраться в роскошную кровать в их номере и уснуть.
И это было совсем уже немыслимо! Я бы никогда не смог так поступить. Я любил Эмму, я признался ей в этом, и я ни за что бы ее не оставил. И это не потому, что я был такой отважный и благородный. Нет. Я просто боялся, что если я уйду и оставлю ее, это разорвет меня надвое.
А остальные. Еще есть остальные. Наши бедные обреченные друзья. Мы должны были отправиться за ними, но как? Последним поездом, что приходил на станцию, был поезд, который унес их, а после взрыва и раздававшихся выстрелов, я был уверен, что составов больше не будет. У нас было два варианта, один не лучше другого: отправиться за ними пешком по туннелям и надеяться, что мы не натолкнемся там еще на пустóт, или взобраться по эскалатору и встретиться со всем, что бы ни ждало нас наверху (вероятнее всего, твари из команды зачистки), а там перестроиться и пересмотреть нашу стратегию.
Сам я точно знал, что выберу. С меня было достаточно темноты, и более чем достаточно пустóт.
— Пошли, — произнес я, потянув Эмму к застывшему эскалатору. — Найдем какое-нибудь безопасное место и решим, что делать дальше, пока ты восстанавливаешь свои силы.
— Ни за что! — воскликнула Эмма. — Мы не можем просто бросить остальных. Неважно, как я себя чувствую.
— Мы и не бросаем их. Но надо быть реалистами. Мы ранены и беззащитны, а остальные должно быть уже в нескольких милях отсюда, давно покинули метро, и на полпути неизвестно куда. Как мы вообще найдем их?
— Таким же образом, как я нашел вас, — подал голос Эддисон. — С помощью моего нюха. Странные люди, знаете ли, обладают своим особым ароматом, таким, что только псы моего происхождения способны его учуять. И так случилось, что вы являетесь очень благоухающей компанией странных. Страх усилил запах, я полагаю, ну, и нечастые ванны.
— Тогда идем за ними! — воскликнула Эмма.
Она потащила меня к путям с неожиданной силой. Я засопротивлялся, и мы потянули друг друга за руки в разные стороны, словно при перетягивании каната.
— Нет. Поезда точно уже больше не пойдут, а если мы отправимся туда пешком…
— Мне все равно, что это опасно! Я не брошу их.
— Это не просто опасно, это бессмысленно. Их там нет, Эмма.
Она выдернула свою руку, и, хромая, направилась к путям. Споткнувшись, она чуть не упала.
— Скажи что-нибудь, — прошептал я Эддисону.
Он закружил вокруг нее, не давай ей идти дальше:
— Боюсь, юноша прав. Если мы пойдем за ними пешком, след наших друзей улетучиться задолго до того, как мы сможем их найти. Даже мои выдающиеся способности не безграничны.
Эмма посмотрела на туннель, потом на меня. На ее лице застыло мученическое выражение.
Я протянул ей руку.
— Пожалуйста, пойдем. Это вовсе не означает, что мы сдаемся.
— Хорошо, — тяжело вздохнула она. — Хорошо.
Но как только мы направились к эскалатору, кто-то окликнул нас сзади из темноты.
— Сюда!
Голос был слабым, но знакомым, с русским акцентом. Складывающийся человек. Вглядевшись в темноту, я едва различил возле края платформы его бесформенный силуэт с одной поднятой рукой. Во время общей свалки в него попала пуля, и я полагал, что твари затолкали его в поезд вместе с остальными. Но он лежал здесь и махал нам рукой.
— Сергей! — крикнула Эмма.
— Вы его знаете? — спросил Эддисон с подозрением.
— Он был одним из беженцев мисс Королек, — ответил я и насторожился, услышав нарастающее завывание сирены, эхом доносящееся с поверхности. Приближались проблемы, возможно, проблемы замаскированные под помощь, и я волновался, что с каждой секундой наш шанс на безопасный выход становится все меньше. Но, с другой стороны, мы не могли просто бросить его.
Эддисон поспешил к складывающемуся человеку, огибая самые большие завалы стекла. Эмма позволила снова взять себя под руку, и мы с ней поплелись следом. Сергей лежал на боку, усыпанный осколками стекла и весь в пятнах крови. Пуля явно попала куда-то в жизненно важный орган. Его очки в тонкой оправе треснули, и он постоянно поправлял их, пытаясь получше разглядеть нас.
— Чудо, чудо, — произнес он скрипуче, блеклым как спитой чай голосом. — Я слышал, ты говорить на языке монстра. Это есть чудо.
— Нет никакого чуда, — возразил я, опускаясь на колени рядом с ним. — У меня не выходит. Я уже потерял эту способность.
— Если дар внутри тебя, он быть навсегда.
Эхо донесло до нас шаги и голоса сверху. Я осторожно отодвинул осколки, чтобы можно было просунуть под складывающегося человека руки.
— Мы возьмем вас с собой, — заявил я.
— Оставь меня, — прохрипел он. — Меня скоро не станет.
Не слушая его, я скользнул под него руками и поднял. Он был длинным как лестница, но легким как перышко, и я держал его на руках как большого ребенка. Его тощие ноги болтались возле моего локтя, а голова покачивалась у меня на плече.
Две фигуры, грохоча ботинками, сбежали по последним ступеням эскалатора и остановились в окаймлении бледного дневного света, вглядываясь в темноту. Эмма указала на пол, и мы тихо опустились на колени, надеясь, что они не заметят нас, что это просто гражданские, решившие сесть на поезд. Но затем я услышал треск рации, и они оба зажгли фонари, лучи которых блеснули на светоотражающих жилетах.
Это могли быть медики или спасатели, или твари, замаскированные под таковых. Я не был уверен, пока они одновременно, как по команде, не сняли широкие солнцезащитные очки.
Ну конечно.
Наши варианты только что сократились наполовину. Теперь был только один путь — в туннель. Нам ни за что не удастся сбежать от тварей в нашем нынешнем состоянии, но скрыться все еще представлялось возможным, пока они не видели нас, — а они еще не видели, — среди хаоса и разрушений, царивших на станции. Лучи фонарей, перекрещиваясь, шарили по полу. Эмма и я медленно попятились к краю платформы. Если бы только нам удалось проскользнуть в туннель незамеченными… Но Эддисон, будь он неладен, не двигался.
— Идем! — прошипел я.
— Это работники медицинской службы, а этому человеку нужна помощь, — произнес он чересчур громко, и тут же лучи подпрыгнули с пола и метнулись к нам.
— Стоять! Не двигаться! — проревел один из мужчин, хватая из кобуры пистолет, в то время как второй нашаривал рукой рацию.
