— Ты это от зависти говоришь! Потому что котам и кошкам медалей не дают!
— Коты и кошки сами медалей не хотят.
— Почему? — удивился Шарик.
— Потому что с медалью мышь никогда не поймаешь. Гремит она сильно. Это всё равно что с колокольчиком на шее за мышью гоняться.
Позвали они почтальона Печкина и письмо ему прочитали. Печкин сразу сказал:
— Мне очень нравится «Приказ-расписание». Я сам себе такой же напишу и на почте повешу. И хорошо, что папа с мамой приедут. Только я лизучей собаки Щицу боюсь.
— А чего её бояться! — удивился Шарик. — Это очень полезная собака. Утром ты ещё не проснулся, а она тебя уже облизывает. Умываться даже не нужно!
— Не знаю, не знаю, — говорит Печкин. — К кусачим собакам я уже привык. Я знаю, как с ними разговаривать. Тем более что скоро лучшим почтальонам газовые баллончики будут давать против кусания. Ты на собаку прыснул — и она спит пять минут, как дохленькая. Когда мне такой баллончик дадут, я его хочу на вашем Шарике испытать.
— Это очень негуманный метод, — огорчился Шарик. — Я читал, что в Свердловской области лучше придумали. Там почтальонам такие специальные липучие сосиски дают. Собака сосиску хвать зубами, а разжать их уже не может.
— Нет, — говорит Печкин. — Это не для меня. Я за день три деревни обхожу, сто дворов. Это же сто сосисок с собой носить надо. Это же целая тележка получается. Баллончик всё-таки лучше.
Он на Шарика так многозначительно посмотрел и добавил:
— И значительно воспитательнее!
В общем, после этого письма у Матроскина и у Шарика жизнь немного улучшилась.
А к Печкину пришло отдельное письмо:
Уважаемый Игорь Иванович!
Пишет Вам папа дяди Фёдора. Вот о чём я Вас попрошу: если у Матроскина и Шарика конфликт выйдет за разумные пределы, Вы мне об этом сообщите. Вы мне длинного письма не пишите. Вы мне просто пустой конверт пришлите и вложите в него одно колечко Ваших седых волос, как будто Вы поседели от горя.
И мне всё станет ясно. А самое лучшее, попробуйте их помирить. Надо, чтобы они наладили контакт.
Ваш папа Дима — папа дяди Фёдора.
Папа совсем забыл, что почтальон Печкин давно уже не имел не только колечек, но и вообще волос на голове.
Глава третья
Дядя Фёдор наводит мосты
Дядя Фёдор долго голову ломал: как же так получается — мама любила, любила папу, а теперь вдруг раз и нет? Разлюбила, видите ли! Он решил с мамой поговорить. Он начал так, издалека:
— Мама, последнее время ты какая-то не такая стала. Ты, мама, совсем другая сейчас.
Мама Римма в зеркало на себя посмотрела и вяло так спрашивает:
— Ты находишь, дядя Фёдор? Это что, очень заметно?
— Очень заметно. Ты дома почти не бываешь. Почему это так, мама?
— Понимаешь ли, дядя Фёдор, мне кажется, один человек, очень для меня важный, ко мне сейчас не так хорошо относится, как раньше.
— Это папа?
— Не будем уточнять, — говорит мама. — Только ты скажи мне, дядя Фёдор, когда ты последний раз в нашем доме букет роз видел?
Дядя Фёдор задумался и отвечает:
— Я их тогда, мама, видел, когда к нам в гости такой толстый-претолстый дядя приходил из твоего магазина.
Мама продолжила:
— Хорошо. А когда ты в последний раз видел бутылку шампанского?
— Тогда, — отвечает дядя Фёдор, — когда этот толстый дядя второй раз к нам пришёл.
— Вот видишь! — говорит мама. — А мои любимые шоколадные конфеты «Мишка на Севере» когда ты в последний раз наблюдал?
— Два дня назад, — говорит дядя Фёдор.
Мама даже поразилась:
— Это где ты их видел?
— На кухне, на большом столе.
— И что они там делали? — допытывалась мама.
— Они там стояли. Их папа с домоуправляющей тётей Дашей ели вместе с чаем.
— Вот видишь, — говорит мама, — для управляющей тёти Даши у него всё есть! И время, и шоколадные конфеты.
А потом таким как будто спокойным голосом спрашивает:
— А не заметил ли ты, дядя Фёдор, сколько лет этой домоуправляющей даме?
— Заметил, — отвечает дядя Фёдор. — Ей нисколько лет. У неё уже годы кончились.
— Как так? — удивилась мама.
— Очень просто, — говорит дядя Фёдор. — Она сама сказала: «С тех пор как я на пенсию пошла, я свои годы считать перестала! У меня нет возраста».
«Эти великовозрастные дамочки так и глядят, как бы чужого мужа отбить», — подумала мама.
Но, судя по всему, у неё от сердца отлегло. Она даже какую-то песню мурлыкать стала.
А дядя Фёдор к папе пошёл. И спрашивает:
— Пап, скажи мне, пожалуйста, когда ты последний раз видел в нашем доме букет с розами?
— Да никогда, — говорит папа.
— А почему? — спрашивает дядя Фёдор.
— Потому что с тех пор, как я женился, у меня все взгляды переменились. Я считаю, что самый ценный подарок для женщины — это мешок картошки. Знаешь, сколько мешков я для твоей мамы перетаскал?
Дядя Фёдор говорит папе:
— Вот что, папа, хоть сейчас и зима, ты всё-таки про букет роз подумай немного. Это так хорошо — иметь розы на Новый год.
Папа расстроился:
— Эй, дядя Фёдор, дядя Фёдор! Что ты такое говоришь. Да если бы твой кот Матроскин сейчас тебя услышал, он бы тебя уважать перестал. Ведь зимой за один букет роз можно три мешка картошки купить!
И оба они про кота Матроскина и про Шарика вспомнили.
Глава четвёртая
Телеграмма из Москвы
В избушке дяди Фёдора было тепло и уютно. В печке трещали дрова (доставка Шарика) и варился обед (ответственный Матроскин). Они готовились к совместному поеданию.
Почтальон Печкин был тут же рядом. Грелся после разноски писем по заснеженной деревне.
Кот Матроскин крупными шагами ходил по избе, как политический ссыльный, и говорил вслух:
— Безобразие, на дворе капитализм построили, а у нас одна пара валенок на всех, как при развитом социализме!
— А почему так получается? — спрашивает почтальон Печкин. — У вас что, средств не хватает? У вас денег нет?
— Деньги у нас есть, — отвечает Матроскин. — У нас ума не хватает. Говорил я этому Шарику: «Купи себе валенки». Так нет, он кеды купил. Тоже мне охотник-спортсмен для сельской местности. Лучше бы он парашютным спортом занимался. Или альпинизмом.
— Там что, платят больше? — поинтересовался Печкин.
— Там смертных случаев больше, — объяснил Матроскин.
— Что касается одежды, — заметил почтальон Печкин, — то наша простоквашинская национальная одежда простая. Это телогрейка на вате с поясом да валенки с калошами из противогаза. У нас зимой даже студенты в кедах не ходят.
— А что так? Стесняются? — спросил Шарик.
— Нет, — ответил Печкин. — Замерзают.
Потом Печкин говорит:
— А что это вы, уважаемые граждане, со мной разговариваете, а друг к другу не обращаетесь?
— Да как же с ним разговаривать, — говорит Матроскин, — когда это не пёс, а пенёк с хвостом. Он «Приказ-расписание» дяди Фёдора нарушает.
— Не может быть! — говорит Печкин. — Как же он его нарушает?
— А так. Там написано: «В 14.30 мытьё посуды, но не облизывание». Так этот лохматый тип сегодня всю посуду языком облизал и полотенцем незаметно вытер.
— И что дальше было?
— Я ему замечание сделал, что дяде Фёдору скажу, так он меня продажной шкурой назвал.
— Вы не должны жить как кошка с собакой, — говорит Печкин. — Вы должны друг с другом дружить и разговаривать.
— Не могу с ним разговаривать, — ворчит Шарик. — У меня язык не поворачивается.
— А давайте мы ему письмо дружеское напишем, — предлагает Печкин.
— Вам делать нечего, вы и пишите, — согласился Шарик.
Печкин достал из почтовой сумки ручку, бумагу и начал писать Матроскину письмо:
— «Дорогой мой Матроскин…» Так правильно?
— Правильно, — говорит пёс.
— «Я тебя обругал сдуру. Больше не буду…»
— Как это не буду? — возмутился пёс. — Как у меня нервы взвинтятся, я ему и не такое скажу.
— Ладно, — понял Печкин. — Запишем так: «Я тебя обругал сдуру и ещё буду». Так правильно?
— Так правильно, — соглашается Шарик.
— Теперь о чём писать?
— Не знаю, — говорит Шарик. — О чём хотите, о том пишите.
— Когда не знают, о чём писать, о погоде пишут, — говорит Печкин.
— Вот и пишите о погоде.
Печкин стал продолжать:
— «Погода у нас хорошая, мороз и солнце, день чудесный…»
— Какая хорошая, какой чудесный! — кричит кот. — Метель третьи сутки носа высунуть не даёт.
— А вы не мешайте, гражданин кот, — остановил его Печкин. — Когда будете ответ писать, про свою погоду напишете.
