Так разговаривали дядя с племянником в то безоблачное утро. Они пили чай, ели вкусные мясные пирожки и не торопились никуда идти. Правда, Талиб уже дня два-три собирался сходить на вокзал, узнать подробнее, как можно уехать в Ташкент, когда ходят поезда и сколько стоят билеты, а дядя Юсуп все еще не посетил Зарифходжу, обещавшего взять его в приказчики.
— Весна наступает, пахнет весной, — сказал дядя Юсуп. — Скоро прилетят ласточки и аисты вернутся на свои минареты. Здесь будет хорошо. Летом здесь жарко, а весной хорошо.
Талиб ничего не сказал. Он был сердит, озабочен, не хотел больше спорить и потому обрадовался приходу водоноса.
Хозяин нерешительно вошел в свой дом, остановился у двери и пристально посмотрел на дядю Юсупа.
— Ты хочешь что-то сообщить нам? — беззаботно спросил дядя Юсуп.
— Да, — сказал Анвар-водонос и замолчал.
— Говори же, — сказал дядя Юсуп. — Я слушаю.
— Вы должны уйти. — Водонос был краток. Вообще застенчивый и от застенчивости обычно многословный со своими квартирантами, он был сейчас слишком уж краток.
— В чем дело? Что ты говоришь, куда мы должны уйти? — недоумевал дядя Юсуп.
— Куда хотите, — так же кратко сказал водонос.
— Уйти из твоего дома? — переспросил дядя.
— Да, уйти из моего дома. Я был в мечети, и мне сказали, что я должен выгнать вас, если хочу сохранить свою жизнь.
— Но почему? Почему? — Дядя Юсуп ничего не понимал.
Водонос Анвар всегда с уважением и даже подобострастием относился к своим квартирантам, считал честью жить с ними под одной крышей. Кроме того — и это имело большое значение для его семьи, — деньги, которые жильцы платили за комнату и еду, помогали ему сводить концы с концами.
— Мне сказали, что вы враги ислама и нашего добродетельного эмира, вы русские шпионы. — Глаза несчастного водоноса смотрели на дядю с племянником тупо и зло.
— Какие же мы русские шпионы? — взмолился дядя Юсуп. — Мы такие же мусульмане, как ты. Мой Талиб такой же мальчик, как твой Ибрагим.
— Может быть, вы не русские шпионы, а турецкие. Я не знаю. Мне сказали, что вы шпионы. Уходите!
Талиб молча наблюдал за взрослыми. Он почему-то не удивлялся этому разговору. Нелепость всего происходящего была очевидна, но Талиб не любил Бухару, и многое в Бухаре казалось ему нелепым. Перемена, происшедшая со смирным водоносом, была неожиданной, но отнюдь не удивительной.
— Мы так долго жили вместе, я относился к тебе, как к брату… — попытался образумить водоноса дядя Юсуп.
— Вы, образованные грамотеи, нам, простым людям, не братья. Вы читаете книжки и газеты, откуда я знаю, что вы думаете? Ваши мысли мне непонятны. От грамотных все беды, — с возрастающей злобой говорил водонос. — Мне наш мулла объяснил. Мулла не будет врать, он святой человек.
Спорить с водоносом было бесполезно.
— Хорошо, — сказал дядя Юсуп. — Мы уйдем. Соберем вещи, найдем ишака или тележку и переедем. Собирай вещи, Талибджан.
Сначала лихорадочно, как попало, потом, немного успокоившись, по порядку они стали скатывать одеяла, увязывать книжки и тетрадки, складывать в мешок мелкие вещи.
Водонос смотрел на сборы молча. Однако чем спокойнее становились те, кого он прогонял, тем сильнее ощущал Анвар-водонос какое-то смутное беспокойство.
— Если вы не шпионы, — вдруг сказал он, — то почему у вас на рубашке есть пуговицы? Мусульмане не должны носить пуговицы на рубашке. Почему у вас у обоих рубашки с пуговицами? А?
— Ты темный человек, — не оборачиваясь, бросил ему дядя Юсуп. — В коране не сказано, какие должны быть рубашки.
— А почему у вас пиджак из черной материи?
— И про пиджак ничего не сказано в коране, — ответил дядя Юсуп.
— Я неграмотный, — не очень уверенно возразил водонос. — Но если мулла сказал, он знает, что говорит.
Потом, немного помолчав, он добавил:
— Можно не очень торопиться. Только к вечерней молитве вас здесь быть не должно. — Водонос, видимо, потерял часть своей убежденности. Из комнаты он вышел, вежливо прикрыв за собой скрипучую дверь.
Дядя Юсуп был полон энергии. Водонос сильно разозлил его.
— Мы пойдем сейчас к Зарифходже, я стану у него приказчиком, и мы еще покажем этому водоносу, кто из нас настоящий мусульманин, — сказал он.
— Я не пойду к Зарифходже, — удивляясь собственной твердости, заявил Талиб. — Я пойду на станцию и узнаю, как уехать в Ташкент. Говорят, здесь можно купить билет сразу и до Кагана и до Ташкента. Не сердитесь на меня, но, если вы не поедете, я уеду один.
— Как хочешь, — обиделся дядя Юсуп. — Ты слишком много болтаешь. Уезжай. Без тебя мне лучше будет.
* * *
Улицы Бухары в этот день утратили свой обычный вид. Они не то чтобы опустели, нет, народу было немногим меньше, чем прежде, только люди были какие-то другие. Одни старались скорее пройти и скрыться во дворе своего дома, плотно притворив за собой калитку, другие, напротив, слонялись без дела и слушали проповедников, которых в этот день было хоть пруд пруди.
На углах улиц, где прежде собирались маленькие базарчики, теперь было пустынно: лепешечники, торговцы сушеной дыней, сыром и прочей провизией куда-то исчезли, большинство лавок закрылось. Совершенно не было видно детей и подростков. Их, видимо, не выпускали на улицу. Талиб остановился послушать муллу, проповедующего на ступенях большой мечети.
— Мусульмане! — воскликнул мулла. — Настал великий час очищения от скверны. Мы предостерегали вас от тех, кто нарушает наши обычаи, кто под видом распространения грамотности служит нашим врагам, мы говорили вам о русских шпионах. Мы говорили? «Остерегайтесь!» Теперь мы говорим: «Очищайтесь!» Только кровь отступников может смыть ваши грехи!
Сначала Талиб думал, что это обычная проповедь, каких он слышал много в последнее время. Такую же проповедь читал и тот дервиш, когда они с Ибрагимом возвращались из школы. Но в словах, которые он услышал, было и кое-что новое. Здесь впервые звучали слова не только об отступниках от веры, но и о крови отступников.
Впрочем, мулла не ограничился намеком.
— Вступайте в отряд «Непобедимые львы», только в этом отряде вы сможете заслужить прощение грехов и вечное блаженство! Вооружайтесь! Не дадим в обиду святую веру и родину, смерть русским и турецким шпионам!
Находились люди, которым слова муллы приходились по душе, они одобрительно кивали ему, вместе с ним кричали: «Смерть! Смерть! Смерть!»
— Все, кто хочет найти поддержку, получить оружие и еще кое-что, идите на склады караван-беги Абдуррауфа.
«Ого! — сказал себе Талиб. — Значит, дело куда серьезнее, чем думали мы с дядей».
Он не стал больше слушать и направился к вокзальчику, откуда несколько раз в день уходил поезд в Каган.
На вокзале тоже парила тревога. Здесь было мало узбеков и таджиков, большинство составляли русские — служащие различных контор, татары и армяне.
Поезд стоял у платформы, но паровоз еще не прицепили.
Талиб подбежал к кассе. Она была закрыта. По платформе озабоченно ходил человек в форменной фуражке, и Талиб обратился к нему.
— Мы хотим уехать в Каган, — сказал мальчик по-узбекски.
Не выслушав его до конца, железнодорожник сказал:
— Садись в поезд, сегодня без билетов. Кассир уже уехал.
— Я с дядей, — сказал Талиб.
— Садись со своим дядей, — ответил железнодорожник и двинулся прочь.
Талиб тронул его за рукав.
— Я должен сбегать за дядей. Он в городе. Мы успеем?
— Не знаю, — сказал железнодорожник. — Боюсь, что нет.
Талиб остановился на платформе и с тоской поглядел на состав. Сели бы они вдвоем с дядей, скоро были бы в Кагане. Всего ведь тринадцать верст. А там в другой поезд, и в Ташкент. Он представил себе, что сидит в вагоне, что поезд все время дергает, летят мешки и чемоданы, и едут они домой. Ему вдруг показалось, что дома — отец, он стоит у наковальни и колотит молотом по остывающему топору и некому раздувать меха, чтобы огонь в горне горел жарче.
Талиб встал сначала на подножку, потом вошел в вагон. Там было довольно много народу, но пустые места еще оставались. Он опять вышел к двери и остановился.
— Ну, пришел твой дядя? — спросил железнодорожник.
Этот вопрос и вернул Талиба к реальности. Ничего не ответив, он бросился бежать навстречу людям, спешившим на поезд.
— Торопись! — крикнул ему вслед человек в фуражке. — Боюсь, что это последний поезд.
Талиб бежал изо всех сил.
Бухара показалась ему еще более угрюмой и настороженной, чем полчаса назад. От вокзала до квартала, где жил Зарифходжа, было довольно далеко, и Талиб совершенно выбился из сил, когда наконец увидел дом помощника караван-беги. Десятки людей толпились возле ворот. Многие из них были вооружены винтовками, ружьями, саблями и кинжалами. Несколько верзил стояли кружком и разливали по пиалам вино из бутылки. Талиб даже не успел удивиться тому, что люди пьют вино на улице, ни от кого не скрываясь и никого не стесняясь.
