Тот, у кого пиджак из черной материи, сшитый по русскому фасону, — русский шпион.
Тот из учителей, кто обучает наших мусульманских детей по учебникам из России, — русский шпион.
Тот, кто своих детей отдает в такие школы, — наш враг.
Тот, кто читает газеты или дружит с читающими газеты, — наш враг.
Тот, кто берет под защиту всех этих людей, кто прячет их или дает им приют, — наш враг.
Убивайте их!»
Дядя Юсуп с ужасом слушал слова муллы. Нет, не случайно все, что с ним произошло. Не случайно его выгнал Анвар-водонос, не принял хозяин караван-сарая, не пустили на порог те, чьим гостеприимством он еще недавно пользовался. Нет, не местный мулла все это выдумал. Это был эмирский указ.
«Как хорошо, что они не видят мой пиджак под халатом, — в страхе подумал дядя Юсуп-неудачник. — Но они могут увидеть мою рубашку с пуговицами. Неужели я погибну из-за рубашки?» Он стал медленно пятиться к выходу, прикрыв шею руками. Ему казалось, что все смотрят на него, но бандиты, собранные в мечети, жадно слушали муллу, очевидно не веря еще в столь неожиданное счастье, не понимая, что теперь им дозволено все, за что вчера еще они томились в гнусных, вонючих тюрьмах.
Выскользнув из мечети, дядя Юсуп юркнул в какую-то щель между домами, стал лихорадочно обрывать пуговицы на рубашке. Воротник он подвернул внутрь, чтобы никто не мог увидеть, какая на нем незаконная рубаха. Теперь это могло стоить жизни. Приведя себя в должный вид, чувствуя непривычный холод на голой шее, непрерывно озираясь, Юсуп-неудачник поспешно зашагал к дому Анвара-водоноса.
Солнце уже стояло над городом. Был полдень. Беззаботная уверенность, с которой Юсуп начал сегодня утром свои хлопоты, превратилась в почти панический страх.
«А где же Талиб? — с волнением думал дядя Юсуп. — У него ведь тоже пуговицы на рубашке. Мало ли что с ним может случиться. Хорошо, если он уехал».
* * *
Талиб не знал, сколько он просидел в полутьме. Может быть, час или два прошли с тех пор, как Рахманкул запер его. А может быть, прошло только полчаса. Надежды выбраться отсюда не было. Талиб убедился в этом после первого же осмотра. Шум голосов за дверью не прекращался. Он иногда утихал, иногда становился более сильным, но ясно, что там все время были какие-то люди.
Талиб понимал, что он сейчас, как приманка в капкане, который захлопнется окончательно, едва только появится дядя Юсуп.
Он представил себе, как палачи бьют его больного дядю, и сердце мальчика сжалось. Он кинулся к двери и забарабанил в нее кулаками. Сквозь щель между досками он увидел, что человек, проходивший мимо, услышал стук и даже приостановился. Это был один из приказчиков Зарифходжи. Талиб надеялся, что тот хотя бы подойдет и узнает, в чем дело. Но напрасно. Приказчик скрылся из поля зрения, а скоро появился Рахманкул. Талиб опять забарабанил изо всех сил. Бывший царский полицейский не подошел к двери. Он ухмыльнулся и пошел обратно. Талиб опять схватил топор и хотел было выломать дверь. Пусть будет что будет.
Тяжелый и острый топор в руке — это оружие, но не лучше ли встать возле двери, когда Рахманкул решит опять войти сюда, и ударить его по голове. Мальчик выбрал место, где он должен встать, чтобы выполнить свой план. Стоял он долго, ему это надоело. Он сел на корточки, и тут взгляд его упал на противоположную стену. За спиной Талиба был двор, правая стена примыкала к клетушке, где жили слуги Зарифходжи, левая — к другой такой же кладовой. А противоположная стена выходила на соседний двор. Это была обычная глиняная стена, сложенная из комков глины и тщательно оштукатуренная снаружи и внутри. Для прочности такие стены имеют деревянный каркас — несколько жердей, поставленных прямо и под углом друг к другу.
«А что, если попробовать прорубить эту стену?» — подумал мальчик. Этот план сулил хоть какую-то надежду на спасение. Правда, Талиб не знал, что находится по ту сторону стены. Там могла быть точно такая же клетушка или конюшня, а может быть, и дом соседа.
Он отстукал стену обухом топора, чтобы проверить, где проходит каркас, выбрал самый подходящий, по его мнению, участок в двух вершках от пола и стал рубить глину. Вначале топор отскакивал, потому что снаружи слой штукатурки был очень крепок, потом дело пошло веселее. Время от времени Талиб переставал работать и проверял, не показался ли с той стороны свет, и снова брался за топор, пока вдруг не увидел тонкий и бледный луч, падающий на пол из отверстия в стене. Талиб встал на колени и увидел соседский двор, точнее, часть двора и террасу, на которой, к счастью, никого не было. Однако Талиб сообразил, что расширять отверстие сейчас рано. Нужно прорубить его изнутри сначала на ширину плеч, а потом сразу выломать наружный слой штукатурки и тогда уж бежать по двору к воротам изо всех сил.
С каждым ударом топора сверху, со стены и потолка, на мальчика сыпалась глина, но он ничего не замечал. Наконец все было готово. Талиб еще раз осмотрел место своего заточения, подвинул к отверстию ящики, груду какого-то хлама и ворох соломы, чтобы разрушение стены не было замечено сразу, стал на колени и в последний раз принялся за топор. Внешний слой стены обрушился легко, и, не теряя времени, Талиб нырнул в дыру.
Плечи прошли — все тело прошло. Это правило знает каждый, кто когда-нибудь лазил сквозь заборы и изгороди. Одно движение — и Талиб оказался в соседнем дворе. Он вскочил на ноги и, не оборачиваясь, пригнувшись, побежал к калитке. Только там он решился повернуть голову: совсем рядом с дырой стоял длиннобородый седой старик, видимо, хозяин этого дома. Старик приложил палец к губам и жестом объяснил, что он ничего не видел. Так же жестами старик объяснил, что мальчику надо немного почиститься, чтобы не привлечь к себе внимания на улице.
* * *
Первым, кого Талиб увидел, свернув на соседнюю улицу, был дядя Юсуп. Как и предполагал Рахманкул, он шел к Зарифходже, чтобы узнать о племяннике. Не говоря лишних слов — все основное и так было ясно, — дядя с племянником почти бегом направились в квартал, где жили Ширинбай и Зиядулла.
Они вошли во двор братьев-миллионеров так стремительно, что слуги не успели их остановить.
Зиядулла сидел в кресле у письменного стола, что-то писал в бухгалтерской книге и время от времени щелкал на счетах из слоновой кости. При виде незваных гостей он вскочил из-за стола, как будто его вытолкнула пружина.
— Как вы сюда попали? — сказал он вместо приветствия. — Я приказал никого не впускать.
Лицо его было испуганным и одновременно злым. Раньше Талибу казалось, что Зиядулла и Ширинбай люди совершенно различные, непохожие. Теперь он поразился тому, как младший брат похож на старшего. Тот же узкий прищур глаз, те же жесткие складки у рта.
Зиядулла, худой и стройный, вдруг ссутулился и стал похож на коршуна.
— Уходите немедля! — говорил он, наступая на гостей, оторопевших от еще одной неожиданности. — Я буду рад помочь вам, когда кончится то, что началось сегодня, но сейчас уходите немедля, не то я сам позову стражу, уходите!
Талиб не помнил, как они очутились за воротами дома. Они услышали, как загремел огромный засов, как Зиядулла кричал с террасы на слуг, допустивших такую оплошность.
Тут только дядя Юсуп заметил, что рубашка Талиба сохранила все свои пуговицы. Молча он рванул ее и завернул воротник внутрь.
— Хорошо еще, что нас не видел Ширинбай, — сказал шепотом дядя. — Он сразу передал бы нас в руки эмирских палачей.
Обессиленные и убитые горем, дядя с племянником поплелись по пустынной улице. Спешить им было некуда. Правда, оставался еще дом учителя Насыра, но кто мог поручиться, что он поступит не так, как поступили все их знакомые.
* * *
К удивлению, калитка учителя Насыра оказалась незапертой. Двор и дом встретили их тишиной, такой непривычной здесь, где в течение целого дня не умолкали ребячьи голоса.
Семья учителя собралась в одной комнате. Там был он сам, два его старших сына и жена с годовалой дочкой, большеротой девчушкой в коротком шелковом платьице. Ей одной было весело сегодня. Она играла с белым котенком.
Насыр-ака грустно кивнул своим грустным гостям, пригласил сесть и сказал:
— Если вы хотите оставаться, оставайтесь. Только не думайте, что здесь вы в большей безопасности, чем на площади перед цитаделью. Верные люди сообщили мне, что самые худшие опасения подтвердились. Нас всех ждут беды, и пусть аллах даст нам силы пережить это.
Сыновья учителя, Хамид и Камал, молчали. Талиб вспомнил об их споре с отцом и понял, что сейчас сыновья не хотят напоминать отцу о своей правоте. Не время.
Словно угадав, о чем думали другие, Насыр-ака добавил:
— Я родился в Бухаре, я правоверный мусульманин, я верю, что волос не упадет с головы человека, если того не захочет аллах, но… — Учитель вздохнул и опустил голову. — Но я хотел бы, чтобы дети мои были сейчас не здесь, а в Самарканде или в Ташкенте. Чем дальше, тем лучше.
